— Эй, — сказал он, нагнувшись над детьми и вытаскивая еду из своей спортивной сумки. — Эй, кто-нибудь голоден? Возьмите её.
— Гросс, это энергетические батончики? — Лили потребовала. — Способ свалить горе на сирот!
Алек достал бумажник и стал давать детям деньги. Магнус всегда волшебным образом делал так, чтобы там появлялись деньги на случай чрезвычайных ситуаций. Алек не стал бы тратить их на себя.
Лили смеялась. Ей нравились дети, хотя иногда она претворялась, что это не так. А затем она замерла. На секунду ее блестящие черные глаза стали пустыми и безжизненными. Алек выпрямился.
— Мальчик, да, ты, — голос Лили дрожал. — Так как ты сказал, тебя зовут?
Она покачала головой и повторила свой вопрос на испанском. Алек проследил направление ее взгляда: она смотрела на одного конкретного ребенка в толпе.
Остальные дети толкались, прижимались друг к другу и к стойлам, а вокруг этого мальчика кольцом сохранялось пустое пространство. Теперь, когда он привлек их внимание, он не кричал. Он запрокинул голову назад, чтобы изучить гостей; его взгляд был напряженным, а глаза очень темными. Малыш выглядел лет на шесть.
Мальчик ответил Лили тихим голосом:
— Рафаэль.
— Рафаэль, — прошептала Лили. — Верно.
Лицо Рафаэля было одним из самых юных в этой толпе разрывающих сердце детских лиц, но в лице этого мальчика читался дух ледяного самообладания. Он сделал шаг вперед, и для Алека не стало сюрпризом, что остальные дети перед ним расступились. Он держал дистанцию.
Алек прищурился. Он не мог сказать, к кому из жителей нижнего мира принадлежал мальчик, но было в нем что-то, в том, как он двигался.
Рафаэль сказал еще что-то по-испански. Судя по повелительному тону в конце предложения это был вопрос или требование. Алек беспомощно посмотрел на Лили. Она кивнула, стараясь сохранить самообладание.
— Ребенок сказал… — она прочистила горло. — Он спрашивает, Сумеречный ли ты охотник. Не один из тех, работает в Институте, а настоящий Сумеречный охотник?
Алек моргнул. Рафаэль сосредоточил свой взгляд на его лице.
Алек опустился на колени среди суматохи Теневого рынка, чтобы заглянуть в эти темные, внимательные глаза.
— Да, м ответил Алек. — Я Сумеречный охотник. Скажи мне, чем я могу тебе помочь.
Лили перевела. Рафаэль покачал кудрявой головой, выражение на его лице стало еще более отстраненным, как будто Алек провалил проверку. Он пробренчал еще несколько предложений на испанском.
— Он говорит, что ему не нужна помощь, — объяснила Лили. — Он говорит, что слышал, как вы расспрашивали на Рынке о пропавших женщинах.
— Так малыш немного понимает по-английски? — с надеждой спросил Алек.
Рафаэль закатил глаза и что-то произнес по-испански.
Лили усмехнулась.
— Нет, он говорит, что совсем не понимает по-английски. У него есть информация, но он не хочет говорить здесь.
Алек нахмурился.
— Boludo, — повторил Охотник. — Он произнес это слово. Что оно значит?
Лили усмехнулась.
— Он считает тебя хорошим человеком. Вот что это значит.
А прозвучало явно недобро. Алек косо посмотрел на Рафаэля. Мальчик ответил ему пустым взглядом.
— Хорошо, — медленно произнес Алек. — Кто заботится о тебе? Пойдем к ним и поговорим все вместе.
Ночью было темно, особенно под навесом прилавка, тем не менее Алек был уверен, что Рафаэль закатил глаза.
Он перевел свой взгляд с Алека, которого явно счел безнадежным, и посмотрел на Лили.
— Он говорит, что сам о себе заботится, — ответила Лили.
— Но ему же шесть! — возмутился Алек.
— Он говорит, что ему пять, — уточнила Лили, нахмурившись, пока слушала и медленно переводила. — Его родители погибли в Темной Войне, когда пал Институт. А потом появилась женщина-оборотень, которая присматривала за детьми. Но теперь ее нет. Он говорит, что за ним никто больше не хочет присматривать.
«Должно быть, она одна из исчезнувших», — мрачно подумал Алек. Эта мысль потерялась в потоке ужаса, когда Алек понял, о чем говорит Лили.
— Его родители умерли, когда пал Институт? — повторил Алек. Каждая клеточка его тела искрилась от шока. — Этот мальчик — Сумеречный охотник?
— Ситуация усугубилась бы, если бы в ней оказался ребенок Сумеречного охотника? — спросила Лили ледяным голосом.
— Да, — огрызнулся Алек в ответ. — Не потому, что дети Нежити заслуживают этого. Мой сын- Житель Нижнего мира. Ни один ребенок не заслуживает этого. Но ты же слышала Джульетту. Каждый делает все, что в его силах. Сумеречные охотники каждый день гибнут в бою, а для сирот находят дома. Для детей Сумеречных охотников существует система опеки на местах. Сумеречные охотники должны работать лучше, чем сейчас. Закон призван защищать тех, кто сильнее всего нуждается в помощи. Что не так с этим Институтом?
— Ну, раз в твоем голосе появились суровые ноты, полагаю, мы собираемся это выяснить, — подметила Лили, ее голос снова стал бодрым.
Алек все еще смотрел на Рафаэля с ужасом, граничащим с отчаянием. Теперь он видел, что Рафаэль выглядел более чумазым и менее ухоженным по сравнению с любым другим ребенком в толпе. Алек узнавал Закон на коленях матери, от отца и наставника, из каждой книги, что хранилась дома в библиотеке Института. Закон имел для него смысл, когда он был юн, и мало что вообще имело для него смысл. Во все времена священным долгом Сумеречных охотников было незримо противостоять тьме и защищать слабых любой ценой.
Теперь он стал старше, и знал, как сложно мог быть устроен мир. Он все еще ощущал боль, как от внезапного удара, когда увидел, что сияющий идеал запятнан. Если бы он только знал…
Но здесь жили по другим правилам.
— Пойдем со мной, — сказал Алек маленькому Нефилиму. — Я позабочусь о тебе.
Если Рафаэль действительно был один, Алек мог забрать его в Институт Нью-Йорка или Аликанте. Он не собирался оставлять его здесь, где он выглядел таким одиноким и запущенным. Он протянул руки, чтобы поднять Рафаэля и унести его.
Рафаэль рванул от него со скоростью дикого зверя. Он бросил в сторону Алека грозный взгляд, словно мог укусить его, если Алек предпримет еще одну попытку.
Алек убрал руки и поднял их вверх: «Сдаюсь».
— Хорошо, — ответил он. — Извини. Но ты же пойдешь с нами? Мы хотим услышать о том, что тебе известно. Мы хотим помочь.
Лили перевела. Рафаэль, все еще настороженно наблюдая за Алеком, кивнул. Алек встал с колен и протянул мальчику руку. Рафаэль недоверчиво посмотрел на руку, качая головой и бормоча что-то себе под нос. Алек был почти уверен, что он снова сказал это слово. Он осмотрел Рафаэля. Его одежда была грязной и рваной, мальчик был босым и слишком худым. Круги под глазами выдавали усталость. Алек даже не знал, где они собираются заночевать.
— Хорошо, — наконец, произнес он. — Нам нужно купить ему обувь.
Он вышел из толпы детей. Лили шла рядом, а Рафаэль настороженно крутился вокруг них, точно спутник на орбите.
— Может быть, я и смогу помочь тебе, Охотник, — окрикнула из палатки женщина-фейри с прической, похожей на одуванчик.
Алек было пошел, но остановился. Лили железной хваткой вцепилась в его руку.
— Не подходи к ней, — прошептала она. — Потом объясню.
Алек кивнул и пошел дальше, игнорируя призывы фейри подойти и купить что-нибудь. Джульетта была права: этот Рынок был общиной, с хижинами и вагончиками, окруженными торговыми палатками. Этот Рынок был самым большим из тех, что Алек когда-либо видел.
Алек встретил сапожника-фейри, который казался достаточно любезным. И хотя даже самая маленькая по размеру пара обуви, которая была на прилавке, была слишком большой для мальчика, Алек все равно ее взял. Сапожник говорил по-английски, и Алек спросил его, заботится ли кто-нибудь о Рафаэле. Конечно же, кто-то должен за ним приглядывать независимо от того, что сказал мальчик.
Спустя пару секунд сапожник отрицательно покачал головой.
— Когда женщина-оборотень, присматривавшая за сиротами, исчезла, остальные дети нашли приют у нашего народа. Без обид, конечно, но ребенка Сумеречного охотника фейри не примут.
Вражду между фейри и Сумеречными охотниками порождал не только Холодный Мир — все законы были неправильными. А расплачивались за это дети.
— К тому же, этот ребенок всех ненавидит, — объяснил сапожник. — Будь с ним поосторожнее. Он кусается.
Сейчас они были почти у тоннеля, ведущего к выходу с Теневого рынка. Здесь, вдали от центра рынка стены обрушились — яркое свидетельство разрушенного войной и оставленного в запустении места.
— Хей, — обратился к Рафаэлю Алек. — Mach dir keine…
— Ты просишь его не волноваться на немецком, — радостно сообщила Лили.
Алек вздохнул и опустился коленями на пыльную щебенку, указывая Рафаэлю жестом сесть на кусок обвалившейся стены. Ребенок крайне недоверчиво смотрел на Алека и на ботинки в его руке. А затем уселся и позволил Охотнику надеть на него не по размеру большие ботинки.
Ножки мальчика были маленькими, а ступни черными от грязи. Алек сглотнул и затянул шнурки на ботинках Рафаэля так туго, как он смог, чтобы ботинки не спадали, и мальчик мог нормально в них ходить.
Рафаэль встал, как только Алек завязал шнурки. Алек тоже поднялся.
— Пошли.
Рафаэль снова посмотрел на Алека темным, оценивающим взглядом. Охотник замер и стоял совсем неподвижно.
Затем мальчик повелевающим жестом поднял обе руки вверх. Алек так привык к этому жесту Макса, что, не задумываясь, подхватил на руки Рафаэля.
В этом не было ничего общего с тем, как он носил на руках Макса, маленького и пухлого, вечно смеющегося и обнимающего старшего брата. Рафаэль был высоким для своих лет и слишком худым. Алек мог чувствовать выступающие позвонки на его спине. Рафаэль вел себя очень сдержанно, будто его подвергли неприятным мукам. Это было все равно, что держать небольшую статую, которую вы очень жалели и в то же время не знали, что с ней делать.
— Сапоги бесполезны, раз я все равно несу тебя на руках, — пробубнил Алек. — Ничего, все в порядке. Я рад, что идешь с нами. Теперь ты в безопасности. У тебя есть я.