{25}, западной Оклахомы, нижнего Канзаса и районов Нью-Мексико и упорно сопротивлявшиеся вторжению на их земли фермеров и переселенцев, к 1875 г. капитулировали, когда их численность сильно сократилась. Американские солдаты в разных военных фортах продолжали находить причины для подавления восстаний индейцев из уцелевших племен, например поражение в результате рокового просчета Кастера у реки Литл-Бигхорн в 1876 г.{26} Однако уже к 1879 г. — времени расцвета скотоводства — нападения индейцев на маршрутах перегонов скота не представляли реальной угрозы для ковбоев и скотоводов.
Наиболее масштабный и, вероятно, самый продолжительный перегон скота состоялся весной 1869 г., когда около двухсот бывших солдат Конфедерации и членов их семей в поисках лучшей жизни отправились от реки Бразос в нижнем Техасе в Калифорнию, сопровождая в общей сложности 1500 голов скота и 1200 лошадей. По ночам разбитое на четыре части стадо обычно собирали вместе.
На пике скотоводческого бума на путях перегонов трудилось около 40 000 ковбоев, большинство — белые южане, многие — бывшие кавалеристы Конфедерации. Остальные представляли собой смесь из европейских иммигрантов (преимущественно немцев и скандинавов), их сыновей, родившихся в Америке, а также мексиканцев, негров — бывших рабов с плантаций Юга — и индейцев, которые, как правило, обладали превосходными навыками верховой езды.
Работа на свежем воздухе, требующая физической силы и ловкости, бесспорно, привлекала молодых людей. К этому прилагалось не только питание, но также и настоящий дух товарищества: ковбоям платили за сотрудничество. Спиртные напитки, азартные игры, а в некоторых случаях и сквернословие были строго запрещены, зато эта работа не требовала ни образования, ни места для проживания. Даже своя лошадь была не нужна: ее предоставлял бригадир гуртовщиков. Все, что требовалось, — седло, свернутая скаткой постель и пончо.
Да и окружающие пейзажи вряд ли могли не прийтись кому-то по вкусу. Большинство ковбоев из Конфедерации никогда не видели открытых пастбищ Запада. Они не были готовы к красоте величественных ландшафтов — одиноким холмам и лощинам, горным хребтам и лазурному небу (и все это в гигантских масштабах). Как же сильно отличались они от плоских травянистых прерий западного Техаса!
Ковбои восхищались орланами с белоснежной головой, сидевшими на ветвях тополей. Проезжая в теплый день по равнинам прерии, они вдыхали луговой аромат полыни и наблюдали за стадами дружно убегающих вилорогов. На изумрудно-зеленых альпийских лугах в невероятном изобилии цвели полевые цветы: примулы, колокольчики, флоксы, дельфиниумы, бальзамический корень, шиповник, ястребинки и еще множество видов с белыми и желтыми цветками — их яркое веселое многоцветье появлялось с первым таянием снега весной, превращаясь в середине лета в неравномерный побуревший покров. Последним в этой палитре цвета появлялся кипрей, достигавший в конце июля высоты 1,5 м; он покрывал склоны холмов розовато-лиловыми цветами, завершая ежегодное цветочное шоу, подобно фейерверку в конце праздника.
Осенью многие ковбои впервые слышали в сумерках меланхоличный рев лосей-самцов. Они любовались рощами тополей в мерцающей золотом осенней листве. Путешественников охватывало такое же волнение, которое, вероятно, испытывали Льюис и Кларк, впервые пересекавшие эти величественные просторы{27}. Перед ними простирался мир, который будоражил душу, давая ковбою ощущение причастности к жизни дикой природы и одновременно подчеркивая его скромное место во Вселенной.
Непосредственного знакомства с бескрайней красотой американского Запада и в самом деле было достаточно, чтобы изменить характер человека. «Там была свобода, романтика, некий мистический ореол, витавший над этими зелеными, поросшими сочной травой водоразделами, который буквально пропитывал все твое существо», — писал в своих мемуарах скотовод Джон Клей[56]. Сам Клей приехал из Шотландии в 1874 г. Он описывал себя как молодого человека, «стремящегося не упустить свой главный шанс», и в дальнейшем управлял, помимо других ранчо, компанией Swan Land & Cattle — одним из крупнейших скотоводческих хозяйств в Вайоминге, просуществовавшим 70 лет.
Жизнь и работа на открытых пастбищах, как правило, превращала молодых ковбоев, таких как Клей, в опытных скотоводов. Благодаря им один своевольный богатый дилетант с писклявым голосом, приехавший из Нью-Йорка, обрел зрелость и солидность, необходимые для того, чтобы добиться успеха в национальной политике. Его звали Теодор Рузвельт. «Я всегда говорил, что не стал бы президентом, если бы не опыт, приобретенный в Северной Дакоте, — напишет он впоследствии. — Именно здесь начался роман моей жизни»[57].
Возможно, еще большей остроты ощущений добавляло то, что работа ковбоя предполагала невероятное количество всевозможных способов получить травму или погибнуть. Вы могли упасть с лошади; вас мог забодать бык; вы могли получить копытом по голове, стреноживая животное, утонуть при переправе через реку, увязнуть в зыбучих песках или попасть под удар молнии; вас мог застрелить скотокрад, а индеец — снять с вас скальп; наконец, вы могли пострадать во время потасовки в баре. А ведь этот список не включает менее опасные, но достаточно серьезные неприятности, например мучения от укусов комаров и слепней, а также всевозможные заболевания, такие как солнечный удар летом и солнечная слепота зимой, различные инфекции, растяжения связок, переломы, пищевые отравления и геморрой. При этом медицинскую помощь найти было трудно; как писал один очевидец, «врачи на пастбищах встречались реже, чем знатоки латыни»[58].
Джорджу Даффилду не помешала бы такая помощь:
Спина сильно обгорела на солнце и покрылась волдырями, пока я был в воде, от этого мы с еще двумя парнями очень страдаем. В реке на меня напал бык, и я едва спасся, нырнув [под воду]… Сильно болит голова… Хорошо провел время, собирая ежевику… Прошлая ночь была одна из тех, что подвергают человека испытаниям. Всю ночь гремело, сверкали молнии и шел ливень… Быки сбежали. Поднялся ветер. Всю ночь провел в седле… Мы повернули на юго-запад. День был теплым, такого количества мух я никогда не видел. Наши животные стали почти неуправляемыми… Потерял плащ и вернулся за ним… К нам в лагерь приехали осейджи{28}. Они страшные попрошайки… Мы в порядке, но у двоих появились нарывы, а один свалился с лихорадкой… Не смогли достать ни дров, ни воды и вынуждены были остаться в прерии без воды и огня. Местность по-прежнему неровная и каменистая. Местами почти непроходимая. Сегодня в прерии нашли человеческий скелет… Скот запаниковал и носился мимо двух ферм, люди там очень рассердились. К нам приходило много людей оттуда, угрожали передать нас в руки закона, но все обошлось… Прошлой ночью я заболел, озноб и колики — утром чувствую себя все еще очень плохо. Под палящим солнцем все тело зудит… Один человек в лагере сильно заболел, у него было два тяжелых приступа. Меня ударила лошадь (по лицу), очень болит глаз, и все еще мучают колики… Мне было очень плохо, и я почти не спал. Сильно трясло[59].
В итоге Даффилду потребовалось шесть месяцев, чтобы перегнать своих лонгхорнов на север в Айову. В этом путешествии выжила лишь половина всего стада.
Подобные изнурительные перегоны позволили сделать одно важное открытие: оказалось, что копытные способны выдержать на маршруте северную зиму без дополнительного корма. Можно было ожидать определенной убыли животных, которые попадут в снежные заносы или не отыщут еды, однако большинство сможет пережить холодные месяцы, если завести стадо в какую-нибудь защищенную долину. Засухоустойчивые растения — бутелуа изящная (бизонья трава){29} и другие дерновые злаки, которые когда-то кормили стада бизонов, теперь обеспечивали кормом техасских быков и коров. И это предположение открывало новые экономические возможности. Кроме того, новые территории и штаты казались огромными, почти бесконечными, и правительство было готово сдавать землю в аренду или продавать за гроши. Или вы могли просто завладеть любым участком, заявить права на землю и воду по принципу «преимущественного распределения»[60] и ничего не платить.
Поэтому, несмотря на большие потери и неудачи при первых перегонах после Гражданской войны, техасцы упорно продолжали отправлять свои стада на север. У них почти не было других источников заработка. Весной 1867 г. по проторенным путям отправилось около 35 000 голов скота, на следующий год — 75 000, годом позже — уже 350 000, а в 1871 г. — около 600 000 голов[61]. Великое переселение техасских лонгхорнов, крупнейшее в истории человечества принудительное перемещение животных, началось в полном масштабе. Всего из Техаса на север ушло около 10 млн голов крупного рогатого скота[62], которых сопровождали примерно 50 000 ковбоев и полмиллиона лошадей. Тедди Блю вспоминал: «С тех пор большие перегоны скота совершались каждый год; так появились ковбои»[63].
3. Рождение города скотоводов
Тедди Блю Эбботт видел все стороны эры скотоводства на открытых пастбищах, от первых дней до жестокого конца. Во многих отношениях он являлся эталонным ковбоем. Невысокий, весом около 60 кг, он прекрасно умел заарканить бычка и управиться с ним, что делало его особо ценным работником во время сбора скота, проходившего дважды в год.