Скорость, не берусь определить, какая. Самолётные приборы тут неверно показывают. Но весьма большая. Мелкие волны начинают бить слишком жёстко, приходится сбрасывать. Когда попадается волнишка повыше, удар уже опасен. Снижаем постепенно скорость ещё больше, плавающий растительный мусор всё чаще. Рифа справа уже нет, опреснённые рекой воды не дают жить кораллам. Река выносит много мусора, лишь-бы не наскочить на какое-нибудь дерево. Иногда целые плавучие растительные островки на пути.
Впереди по курсу (приходится его обогнуть) качает длинной шеей морской жираф. Обжирает плавучий островок, вынесенный рекой. Они вообще больше речные, чем морские, эти жирафы, но заметили их впервые в море у эстуария, потому и прилипло название «морские». Пожалуй, его можно сравнить с плезиозавром, только млекопитающий, теплокровный и растительноядный. Подплывая к берегу, объедает ветви. Или-же, опустив голову ко дну, жрёт водную траву. Тело с плавниками у него лёгкое, плавучее, нырять тяжело. Вообще, пловец из него никудышный, слишком медленный. Потому и еду добывает там, где она близка к поверхности воды. Безопасность, опять-же. Крупные наземные хищники не прыгают на него в воду, а чисто водные, акулы и т. п., не лезут на мель. Если-же нападает какой-нибудь крокодил или среднего размера хищный кит, то обычно получается взаимное уничтожение. В отличие от земного жирафа, на которого этот так похож мордой, рога подлинней и очень острые. Если хищник, набросившись, вцепляется в тушу, жираф с размаху успевает нанести очень глубокую рану, как правило, несовместимую с жизнью. Поэтому у хищников постепенно выработался рефлекс, не нападать на жирафа.
В эстуариях бедная фауна, для морских видов здесь слишком пресно, для пресноводных наоборот, уже слишком солоно. Потому и жираф, сюда заплывший вслед за зеленью, редко оказывается найден морским хищником. И «свадьбы» тут у них происходят, где никто не мешается. Есть даже развлекательный короткий круиз сюда из Берегового, поглядеть на их медленные парные танцы с обвивом шеями.
Ну наконец-то, вон и наш «беглец» показался вдали. Катамаран огибает громадную отмель, направляясь уже в один из рукавов реки. Мы срежем путь, благодаря нашей более мелкой осадке.
Начинается отлив. На обнажающейся грязи уже появились свиньи-падальщики, вышедшие из береговых зарослей. Ищут оставленную морем мелкую живность и дохлятину. Увидев нас, в панике несутся обратно в джунгли.
И вот уже на борту земснаряда. Капитан представляется:
— Багермейстер Синицын.
Лет 55 на вид, седой, седоусый. Как я узнал позже, успев покомандовать десантными кораблями, в разруху 90-х он «перешёл» в этот мир и стал тут шкипером самоходной баржи. Совершил множество рейсов с реки в Береговой и обратно. А это значит, что через Дельту. Понятно, чего это стоит. И вот теперь Синицын принял под своё командование наш замаскированный главный десантный флагман.
Сгоряча начинаю орать, на нервах, но под взглядом капитана осекаюсь, извиняюсь.
— Что вы здесь делаете?
— Согласно вашему приказу, исполняю условия договора с фирмой «Эльпиздук-Италиана».
Достаёт свою копию договора. Что за хрень? Другой текст! А подписи и печати? Переворачиваю лист. На втором листе всё подлинное. Вот так номер! Воспользовавшись тем, что наши подписи и печати имеются только на втором листе, другой текст напечатали на том-же оборудовании, что и подлинный.
Что-же там? Земснаряд направляется в район дельты для добычи плодородного или на сельхозудобрения. Во-как! Ай-да Анжела! На чём подняться вздумала. Насосать нашим землесосом бабла. Илом торговать собралась, да? А на что понадеялась? Скрывать такое долго не получилось-бы. Если-б не сегодня случайно, так завтра или послезавтра всё-равно я узнал-бы. На совместную постель, что-ли, понадеялась? Настучу промеж глаз её-же бюстгальтером с каменьями! Я сразу понял, что она не деловая, ещё более, чем я в таких делах неадекватна. Выручать не стану за такое предательство, пусть по всем юридическим строгостям отвечают. Вот куратор вернётся, пусть её ещё спецслужбы вздрючат, всю ихнюю фирму раком поставят!
Ещё в фальшивом договоре написано, что в указанном квадрате состоится рандеву с землевозной баржей, которую надо наполнять илом. Шкипер баржи укажет место добычи. А вон и баржа эта к нам идёт по течению, вижу её. Счас, размечтались! Говорю Синицину:
— Скажите им по радиотелефону убираться к чертям собачьим!
— Так-ведь нет радио, над нами орденский самолёт кружит почти-что с выхода из порта. Помехи ставит.
«Дзинь-дзинь-дзинь!»-зазвонили под куполом колокола тревоги. И здесь тоже радио глушат? Случайность? Не думаю!
— Дайте им знать как-нибудь, чтоб не подходили близко! Кажется, дело плохо.
На земснаряде есть громкая связь. Даже очень громкая. Такая, что уши в трубочку сворачиваются. Синицын через эту связь кричит, чтобы самоходная баржа не шла курсом на сближение. Но та не то-что не слушается, а даже вроде-бы прибавляет скорости, и так-уж разогнанная по течению. И она уже близко!
— Боевая тревога!
Противная, тревожная дебедень звонков разносится по земснаряду. Тревога-то, она хоть и боевая, да вот только боевого оружия на корабле не установлено. Не успели ещё установить, он лишь недавно был спецоборудованием доснаряжен. Но капитан знает, что делает. Экипаж на местах.
Поняв, что внезапность утрачена, атакующие переходят к открыто-враждебным действиям. На барже показываются автоматчики и ну поливать нас очередями! Визг рикошетов, кое-где расцветают фейерверки отшелушенной пулями краски. Падаю ниц. А мне даже и отстреливаться нечем, автомат не взял с собой впопыхах.
Эге! А мостик-то у нас пулестойкий! Ни одной пули сюда не залетело. Правильно построенный земснаряд! Приподымаюсь, выглядывая. Баржа, только-что разгонявшаяся, чтобы быстрей сблизиться с нами, теперь наоборот, врубила задний ход, гася скорость. Собралась притереться к нашему борту, идя на абордаж. У неё какие-то, наверное, автоматические, швартовки торчат над фальшбортом. Стрелки, первыми занявшие позиции, не дадут нашим высунуться наружу, чтобы как-то противодействовать. Хорошо, что хотя-бы тяжёлого стрелкового оружия не установлено, способного пробить нашу противопульную броню. Не хотели пугать раньше времени, рассчитывая только на абордаж после пришвартовки для якобы приёма добытого ила.
Стрельба с баржи стихла. Выцеливать некого, все попрятались, не высовываются зря. Убитых у нас пока нет, только легко раненые рикошетами. Зато вижу появившиеся вспышки выстрелов на берегу. Там тоже враги, в зарослях у самого уреза воды. Решили поддержать своих огнём.
Что делать? Руки ходят ходуном. Мысли мечутся. Надо успокоиться, и решиться начать делать что-то боевое. Вот только что? А хрен его знает, что! Даже оружия нет. Вот-вот начнётся штурм. Враги прицепятся к нам, перепрыгнут, и, наверное, начнут закидывать помещения гранатами. Как в таких случаях положено. А потом, врываясь сразу за взрывами, добивать контуженных. Ну, или не убивать, а в плен брать, что в конечном итоге может оказаться похуже, чем быстрая смерть в бою.
Капитан стал за пульт управления оборудованием земснаряда. Он на что-то надеется? Переключил часть мощности с хода на рыхлитель. Громадный страшный конус стал вращаться, посвёркивая кривыми ножами.
— Лево руля! Правая машина полный вперёд! Левая свая в грунт!
Натужно загудели механизмы, вдавливая одну из кормовых колонн в дно. Выдержала, не сломалась. От резкого изменения курса мы все полетели кувырком, круша рёбра о жёсткий наш корабль. Вражеская баржа, подходящая к беззащитному, будто-бы, земснаряду для абордажа, внезапно оказалась сама атакована ужасным буром. Жуткий, нескончаемый скрежет и снопы искр выше мачт.
Конус продирает борт, одновременно напирая в сторону. Конструкция не выдерживает, баржа разваливается на две части. Передняя половинка тонет, а вот задняя нет. Более того, огрызок вражьей баржи даже сохраняет ход. Враг теперь пытается уйти. Но от багермейстера Синицына не очень-то уйдёшь, особенно когда он на лучшем десантном корабле страны. Становится сам за штурвал.
— Поднять сваю! Обе машины полный вперёд!
Догоняем баржу. Синицын подводит конус под корму и сносит там врагу руль и винт. Оставшиеся ещё в состоянии стрелять автоматчики, перебежав на корму, пытаются достать нас очередями. Задрав «руку» с рыхлителем повыше, как для разработки крутого берега, багермейстер делает из тех стрелков кровавое месиво. Потом сносит рубку с находящимися там. У меня, да и не только у меня, срабатывает рвотный рефлекс от вида мотающихся по воздуху длиннющих кишок, наматываемых на вращающиеся ножи.
Конус рыхлителя продрал днище в корме, баржа принимает воду и постепенно уходит под воду. Спасшихся нет. А с берега нас продолжают обстреливать. Синицын разворачивает катамаран туда, к мерцающим вспышками выстрелов кустам.
Что он хочет сделать? «Разрыхлить» врагов в тех кустах? Теоретически это возможно, у нашего корабля небольшая осадка, вполне сможет подойти на расстояние вытянутой «руки». Вот только маневренности там не хватит, чтобы обработать достаточно большой по ширине участок. «Рука» рыхлителя не имеет системы горизонтальной наводки, надо разворачивать весь катамаран.
Возле самого берега рыхлитель опускается на дно. Мощность двигателей переключается с хода на добычу и транспортировку грунта. Насосы начинают всасывать разрыхлённую ножами конуса породу. Жидкая грязь несётся по пульпопроводу. Вначале выброшенный ввысь грунт кажется чёрной радугой, протянувшейся от корабля далеко в лес. Со сверкающей хрусталём в лучах солнца водой. Но вот капитан опускает трубу пульпопровода вниз, переходя на прямую наводку.
(Потом, когда мне как формальному владельцу, пришлось давать название кораблю, я так прямо и назвал: «Чёрная Радуга»).
Расстояние до ближайших врагов всего-то метров пятнадцать. Уж-какие они получили травмы, насколько совместимые с жизнью, не берусь с точностью судить. Лучше-бы для них было сразу помереть. Чтоб сразу наповал. Центнеры, тонны грунта наращивают могильные курганы над незадачливыми разбойниками.