— Да ну ее… Гуляет во сне с кем ни попадя. Вернусь — разберусь.
Князь выслушал Нехлада не перебивая. Потом сказал:
— То есть ты дарственную составил? Список-то еще не носил в приказ? Дай сюда.
И требовательно протянул руку. Глаза у него были красные, невыспавшиеся — видно, до утра с арконом ливейским толковал, — и намерения читались в них явственно.
— Порвешь? — спросил Яромир, запуская руку в поясной кошель.
— Порву, — кивнул Брячислав. — Давай-давай, брату твоему я сам отпишу, что своей волей положил предел самодурству. Не обидится.
— Спорить не стану, — вздохнул Нехлад, нарочито медленно доставая бумагу. — Только прошу: сперва скажи, отчего так решил?
— Он еще спрашивает! — рыкнул князь. — Как будто не видишь, какая каша заваривается. От Безымянных Земель нам уже не отказаться, а кого прикажешь наместником в них ставить? Ярополка? Ты, Яромир, вроде неглупый малый, чего не знаешь — мог бы и догадаться. Неужели не понял, что Ярополк на Крепь глаз положил?
— Догадаться можно, — согласился Нехлад. — Но неужто он поверил в навет Сохиря и мимо ушей пропустил мои рассказы?
— Ярополк — себе на уме, — вздохнул Брячислав. — Ладно уж, слушай. Есть у меня подозрение, что, пока наши бояре барыши от ливейской торговли подсчитывали, Ярополк далеко вперед заглянул. И с Белгастом стакнулся загодя. Он ведь сразу тогда сказал, что опасается нашествия из Безымянных Земель, испросил дозволения заставы ладить по Согре, чтобы возможный удар упредить. Как в таком откажешь? И уже сейчас все глухоманье постами перекрыто, в которых кроме дружинников «вольные мечи» сидят. Ну а поскольку ливейцы во главе с Мадуфом наших лихов тронули, кто теперь на защите инородцев? Опять Ярополк! Теперь дальше слушай, — заставив себя успокоиться, продолжил Брячислав. — У Белгаста сила есть, ему закрепиться негде. Стабучане ему такую возможность дают. Мадуф — бешеный пес, ему во что бы то ни стало нужно погубить Белгаста, однако прочие князья ливейские успокоились на том, что Белгастур захватили. Так что войско у Мадуфа уже не столь велико, как в начале похода. Смекаешь? Нам это тоже на руку: бешеного пса можно малыми силами побить. Вот потому я намеревался выслать тебе срочное послание, чтобы выдвигался с дружиной в глухоманье. У тебя полторы тысячи, у Ярополка три, я две с половиной с надежным воеводой прибавлю. Именно так: не весь Нарог на ливейского князя ополчился, а встали три дружины на защиту лихов. Понимаешь теперь, почему ты мне сейчас особенно нужен?
— Признаться, не вполне, — ответил Нехлад. — Воевода у нас Вепрь, после отца первейший полководец, все равно рать он возглавит. Ну а если уж приведется в Крепи вновь окапываться, так мой брат — неплохой хозяин, в сущности, намного лучше меня…
— Это прекрасно, только сейчас мне в Крепи не хозяйственник, а витязь нужен. Ты.
— Но, князь, я ведь и иду в Безымянные Земли, и — если угодно тебе так называть — как раз витязем. Просто… не могу я, чтобы со мной шли по приказу. Я бы лучше один там, честное слово.
Брячислав потемнел.
— Один?! Ты, Яромир, не приболел, часом? По твоим рассказам выходило, на ашетские напасти как раз войско нужно.
— Нечего там с войском делать, князь, — возразил Нехлад. — Только людей зазря класть. Чтобы Тьму одолеть, демоницу победить нужно, без нее навайи не так страшны будут.
— И ты решил в одиночку управиться? Да ты у меня, может быть, волхв? Или кудесник? Маг? — Вдруг Брячислав замер и, приподняв бровь, произнес: — Маг… вот ведь как любопытно все складывается! Может, ты и есть тот самый? Но что ж он тогда прямо не сказал? — Видя недоумение на лице молодого боярина, пояснил: — Про мага Древлеведа слышал? Просил я его уже о помощи. Он мне ответил: «Человека найду — тогда и помогу». Только что за человек ему требуется — не сказал. Вот что, отправлю я Древлеведу весточку, чтобы повидался с тобой.
— Благодарю, князь, — склонил голову Нехлад. — Я сам искал встречи с ним.
— Ну ты сильно-то на него не надейся, — махнул рукой Брячислав. — Маги — не те люди, чтобы на них особенно рассчитывать. А что мне-то с тобой делать?
— Если позволишь, подскажу: разреши передать список в приказ, — твердо сказал Нехлад. — Я не знаю, Брячислав Изяславич, правильно ли поступаю, но сердце мне говорит: если приведется сойтись с упырицей, пусть мне нечего будет терять…
— Подобно древним витязям, что отрекались от родины и родни ради пущей доблести? — покачал головой Брячислав. — Опасно это. Или не знаешь преданий о том, чем кончили опричники?[35]
— Я не отрекаюсь. И если даруют мне боги победу — к прежней жизни вернусь.
Брячислав Могута глубоко задумался, пристально глядя на молодого боярина; тот не опустил глаза.
— Шальной ты, как я посмотрю… стало быть, и спорить с тобой без толку. Пока не перебесишься, бесполезно. Значит, быть по сему, — решил князь. — Об одном прошу: не спеши объявлять о своём отречении. Ни к чему сейчас людей баламутить. А особенно — стабучан радовать рано… Значит, считай, весть о дружинном сборе уже в твои края полетела. Через двадцать дней Вепрь должен быть на восточной окраине Владимировой Крепи — как мыслишь, успеет?
— Успеет, — кивнул Нехлад.
— Добро. А список у меня пока оставь…
Ростиша встретил его без улыбки.
— Я смог прочесть надпись, — сообщил он.
— Отлично! — воскликнул Нехлад. — Что же ты хмур?
— Не нравится мне это… боюсь, довелось тебе подобрать колдовскую справу… Волхвам-то показывал сокола?
— Да, они ничего в нем опасного не усмотрели… да ведь ты уже спрашивал. Или забыл, Ростиша?
— Нет, не забыл, — вздохнул тот.
— Так что же говорится там? Ростиша, не мучай, скажи… Старик пододвинул к себе исчерканную на скорую руку бумагу и прочитал:
— «Дарую оружие против Зла», — это на левом крыле. А на правом говорится: «Хрустальные очи зрят невидимое».
Нехлад повторил услышанное и спросил:
— Что же тебя напугало?
— Не знаю. Но поверь чутью старика, это не просто слова. Знать бы еще, верно ли я понял про хрустальные очи — признаться, не представляю, что это может значит… Но сердце мне говорит: сокол — не просто светильник… Он у тебя с собой? Покажи-ка мне его еще раз.
Нехлад вынул бронзовую птицу и протянул старику — без охоты, надо сказать. Он-то как раз догадался, что значат «хрустальные очи», и подозревал, что Ростишу такая догадка испугает еще больше. Ну может, он еще и не сообразит…
Не сообразил. Повертел старик светильник, досадливо крякнул и вернул со словами:
— Не нравится мне все это.
Глава 5
Некогда городские концы были обособлены, но уже Владимир Булат не помнил тех времен: Верхотур умел объединять. Старые границы оказались затерты, местами забыты, теперь столица делилась, да и то весьма условно, на слободы: само собой, Кремлевскую, Купеческую, Ремесленную, Дружинную, Волховскую (она выделялась только потому, что в ней высился внушительный Всебожественный храм, вообще же капища стояли на каждом углу), Иноземная и так далее.
Нехлад шел в Ремесленную. Там он, спрашивая прохожих, отыскал Резчйкову улицу — это название тоже было более чем условным, ибо на своем протяжении она звалась еще и Ковальской, и Гончарной. Обычное, впрочем, дело в Верхотуре. Нехлад слышал, что на всю Ремесленную слободу только Кожемякин переулок где-то у северной стены соответствовал своему имени от первого до последнего дома.
В мастерской Косаря, известного резчика, славного своими работами по хрусталю, его встретил услужливый паренек лет четырнадцати, предложил снять плащ и шапку, после чего спросил, в чем нуждается драгоценный гость. Так и сказал: «драгоценный».
— Я хочу поговорить с мастером Косарем.
— Прошу в дом, достопочтенный. Мастер очень занят, но, может быть, уделит для тебя минутку. А ты пока посмотри на товар. Да может быть, и я смогу что-то подсказать.
Нехлад, хоть и не самый редкий гость в столице, не сразу вспомнил, что нужно. Сунул пареньку в руку мелкую монетку и сказал:
— Все же постарайся убедить мастера выйти ко мне. Не привык он в глуши сурочской к таким отношениям. Паренек убежал. Из-за двери, за которой он скрылся, донеслись многочисленные голоса. Семья или ученики и подмастерья Косаря. Второе вернее: голоса все мужские.
Яромир не собирался «смотреть на товар», но взгляд поневоле упал на расставленные по полкам изумительные вещицы. Косарь не зря прослыл великим искусником. Он умел придать своим изделиям неуловимое дыхание жизни, ни на гран не отступая от канонов.
Кто-то закашлял в углу. Нехлад присмотрелся: старик сидит, сухонький, но подвижный. Ну конечно, тут никого наедине с товаром не оставят — город!
— Здрав будь, отец.
— И ты здравствуй, юнец, — откашлявшись, ответил тот. — Вижу, не глянулись тебе товары?
— У меня дело другое.
— Ну надо же, — проворчал старик. — Вот денек выдался: все с какими-нито делами идут.
— У меня заказ, — пояснил Нехлад. Старик смягчился:
— А. добро! Это, знаешь, как раз таки дело, а не то, чтобы болтовня какая-всякая. А то вишь, пришел тут один: борода до пупа, как снег бела, и взашей не выставишь — безлепо… А он, взамест чтоб дело делать, поучать пустился. Вон, дурачки мои, заперлися теперь, думу думают. А краснобаю и дела нет — дальше пошел народ смущать.
— Кто же этот краснобай? — спросил Нехлад, чтобы поддержать разговор.
— Да шлендра этот, — охотно ответил старик. — Нонче про него только и говорят повсюду. Маг-стать! Древовед, или как уж там его кличут…
— Древлевед? — подсказал Нехлад.
— Он самый. Тоже мне маг — посох вытесал и пошел поучать, будто больше людей учить некому.
— А ты, старче, должно быть, отцом Косарю приходишься?
— Почти. Учил я его, — поправил старик, хотя видно было: ошибка посетителя ему лестна. — Нонче-то уж он сам кого хошь научит, цельную артель себе завел, а глянь: тоже уши развесил!..