– Скажи, философ, кто основоположник политэкономии?
И засмеялась, моей дремучести.
–Английский экономист Адам Смит, – сообщила она и посетовала. – Меня этой политэкономией совсем замучили, хотя в институте профильными считаются точные предметы.
– Ради тебя я тоже выучу политэкономию.
–Зачем ради меня, она тебе пригодится, – произнесла она и присела на нашу скамейку под ореховым деревом. Теплая ночь окутала село гулкой тишиной. Воздух был настоян на аромате цветов и яблок. Из приусадебных садов и палисадников незримыми волнами наплывали их пьянящие запахи. В уголках Наташиных губ затаилась сдержанная улыбка.
– Наташенька, милая, хорошая, – невольно вырвались у меня из груди заветные слова. Я осторожно, робко поцеловал ее в полуоткрытые губы, положил ладонь на ее упругую теплую грудь.
–Пусти, не надо, – прошептала она, когда я, осмелев, крепко обнял ее, целуя волосы, глаза, губы.
–Какой ты несдержанный? – без осуждения сказала она, взъерошив мою прическу рукою. – Человек должен уметь управлять своими чувствами и желаниями, а не отдаваться первым порывам страсти.
–А я не хочу.
–Что ты, не хочешь?
–Управлять и сдерживать.
–Ребята все такие. Стремятся быстро достичь цели, а потом теряют интерес. Вот смешной, – она провела ладонью по моему лицу. – Почему ты грустишь, редко улыбаешься? Или, как у Лермонтова, мне грустно потому, что весело тебе?
Мое лицо просияло улыбкой, потому, что каждый ее жест, каждое слово были исполнены очарования. Наташа осознавала свою власть, магию надо мной, но проявляла завидную сдержанность и скромность.
Коротки июльские и августовские ночи с ярким падением звезд. Об этой поре говорят, что солнце с луной встречаются, как жених с невестой.
– Наташа, ты в какой комнате спишь? – удивил я ее вопросом.
– Зачем это тебе?
–Хочу всю ночь сторожить твой покой, чтобы снились только цветные, приятные сны.
– Ах, размечтался, так я тебя и пустила в свою горницу. К тому же мимо спальни дяди Пети невозможно пройти, да и Дик настороже.
– А ты открой окно.
– Нет, Дон-Жуан, к тому же уже светает, – произнесла она, бросив взгляд на восток, где порозовела, наливаясь пунцовым цветом, изломанная верхушками деревьев, линия горизонта.
Когда-то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково: «Нет!»
—прочитал я строфу из есенинской «Анны Снегиной».
–Вот именно, Саша, не торопи события, иначе наши отношения могут потерять свою красоту, трепетность и очарование. В жизни ценится лишь то, что дается трудом. Ой, заругает меня крестный.
Наташа была трогательно-милой в своем смятении. Тишь необыкновенная, какая бывает, разве что в предрассветные минуты. Вдруг из отдаленного края села донесся нерешительный вороватый крик петуха, наверное, нарушившего традицию в петушиной епархии. Мы прислушались. Лишь мгновение царила тишина, а потом началось. То с одного, то с другого двора слышалось пение.
–Чудесно, – прошептала она и вдруг спохватилась. – Я пойду.
–Погоди еще минутку, – удержал я ее за руки и бережно обнял за тонкую талию. – Завтра мы с тобой увидимся?
–Это завтра уже наступило, – засмеялась она и ловко выскользнула из кольца моих рук. – До свидания.
–До встречи, милая.
Она ушла, оставив мне надежду на новое свидание. Село просыпалось, заполняя тишину звуками. В Наташиной комнате вспыхнуло и погасло окно. Приятных тебе снов, родная москвичка.
Приближался день отъезда Наташи в Москву. Чем меньше времени ей оставалось пребывать в селе, тем пасмурнее становилось у меня на сердце. Но так устроен мир, что после встреч неизбежна разлука.
8
В апреле совершенно неожиданно меня за усердие на творческой ниве редактор газеты белокурая сибирячка Полина Иннокентьевна Иванова поощрила недельной путевкой на ВДНХ в Москву. Не исключаю, что во время пикников, на которых пронзительно-грустно исполняла песню на стихи своего знаменитого земляка со станции Зима Евг. Евтушенко «Идут белые снеги, как по нитке скользя. Жить и жить бы на свете, да наверно, нельзя», я проговорился о Наташе или она по моим лирическим стихам узнала о наших отношениях. Как знать?
Накануне я получил бандероль и по почерку определил, что от Наташи. Развернул жесткую серую бумагу и увидел книгу в белом переплете Ярослав Смеляков «Работа и любовь». Перелистал страницы и обнаружил открытку с аккуратной надписью: «Сашенька, милый! Еще раз поздравляю тебя с праздником. Я надеюсь, что эти стихи тебе понравятся. Пиши, я очень жду твоих писем. Наташа».
Словно услышал ее милый голос, одаривший меня волною нежности. Позже в книге меня особенно восхитило стихотворение «Милые красавицы России» со строфой: «Мы о вас напишем сочиненья, полные любви и удивленья» и тут же последовал этому обещанию – сочинил стихотворение с эпиграфом из стихов Николая Рубцова «Наверное, ты гордишься, что поэт». На что я с пылкостью ответил:
Я вдребезги готов разбить всю славу
Лишь за один сияющий твой взгляд.
В своих стихах, простых и величавых,
Воспеть тебя я бесконечно рад…
И далее в таком же духе. Стихи, трогательно-наивные тогда мне представлялись чуть ли не шедевром. О славе, которую ради возлюбленной я готов был разбить, лишь мечталось. Но кто из нас в юные и молодые годы не был романтиком. Волновала предстоящая встреча с Москвой. До этого мне ни разу не довелось побывать в белокаменной. Искренне обрадовался возможности увидеть столицу, навестить брата Виктора, работавшего в НИИ и жившего Обнинске – городе ученых и энергетиков, где в 1954 году была построена первая в мире АЭС, и, конечно же, побывать в гостях у Наташи.
Брат встретил меня на перроне Курского вокзала. После долгой разлуки тепло обнялись. К Виктору, а также к старшей сестре Алле, я испытывал особое уважение, ибо в сложные для нашей семьи годы, когда матери самой приходилось нас, меньших, поднимать на ноги, они отрывали от себя последнее и делились с нами. Брат первым делом провел меня на Арбат и попотчевал в одном из ресторанов, а в последующие дни познакомил с достопримечательностями столицы: Кремлем, Красной площадью, ГУМом и другими историческими сооружениями.
Адаптировавшись к атмосфере большого города с непрерывными потоками людей и транспорта и, поплутав по кольцевой и радиальным линиям метрополитена, я доехал до ВДНХ и посетил несколько павильонов, в т. ч. «Космос» и « Сельское хозяйство» с экспонатами о достижениях науки и техники. Вооружился материалами и впечатлениями для серии репортажей под общей рубрикой «С главной выставки страны».
Один день вместе с Виктором, заядлым рыболовом и грибником, посвятил рыбалке на реке Протве, а второй – сбору грибов в лесу, подступившему к самому городу, а точнее, городу, наступающему на березовые и сосновые рощи. Брат выразил признательность за подаренный ему двухтомник Сабанеева «Рыбы России» и в свою очередь вручил мне сборники произведений советских поэтов.
За сутки до отъезда я отважился навестить Наташу. По адресу на конверте отыскал, расположенный поблизости от станции, пятиэтажный дом с березами и соснами во дворе. Остановился перед дверью и с волнением нажал на кнопку звонка. Услышал шаги и в следующее мгновение дверь отворилась, я увидел среднего роста мужчину.
– Наташа здесь проживает? – упредил я его вопрос.
– И не только Наташа, – усмехнулся он. – А вы, наверное, ее крымский дружок, журналист?
–Да, мы с ней дружны.
–Дочка-а, встречай гостя, – позвал он и сразу же она появилась. С удивлением остановилась, взирая на меня. Потом с радостью укорила:
–Саша, какой сюрприз! Почему не сообщил? Я бы тебя обязательно встретила на вокзале. Без оркестра, но с цветами, – пошутила она.
– Меня встретил брат, а тебя решил не отрывать от работы и учебы.
–Проходи, не смущайся, – пригласила Наташа.
–Давай, Александр, за стол. Поди, проголодался с дороги, – велел Иван Егорович и наполнил рюмку коньяком. Выпили за знакомство и после трапезы он сообщил:
– Отдаю тебя в распоряжение Наташи. Дочка, покажи гостю наш поселок. Может, прикипит сердцем к березовому краю и оставит свой Крым, хотя с юга редко кто уезжает.
Мы с Наташей вышли из дома.
–Замечательно, что ты приехал, – призналась она.
–Выпала путевка и сердце позвало.
Мы вышли со двора мимо бетонной ограды.
–На этом заводе я работаю крановщицей, – сообщила девушка. И проследив за жестом ее руки, я увидел портальный кран и другие сооружения. А чуть в стороне группу березок.
–Я хотел бы в память о нашей встрече взять саженцы березки и посадить у калитки своего дома, – сказал я. Наташа улыбнулась. Похоже, что ей понравилось такое предложение, но с грустью заметила:
–Нет гарантии, что они приживутся. Если бы раньше или поздней осенью до движения сока. А сейчас березы уже выпустили сережки.
Мне пришлось отказаться от задуманного. Я с сожалением осознал, что не могу увезти домой маленькую частицу подмосковного леса. Мы углубились под сени деревьев. Наташа остановилась у дерева и сняла тонкую полоску с коры. Вдруг встрепенулась.
– Ей, наверное, больно, – упрекнула девушка себя и ласково провела ладонью по кое-где шершавому стволу, будто извиняясь перед березкой. Мне было приятно видеть эту перемену в ее настроении.
Выросшая в «краю березового ситца», Наташа интуитивно понимает, насколько природа ранима и ей необходима гармония. Меня влекло к девушке, хотел признаться ей в любви, но опасался, что слова прозвучат фальшиво. Не хватало смелости взять Наташины руки, открыто посмотреть в глаза и сказать: « Я тебя люблю».
Сгущались сумерки, заполнявшие синей гуашью пространство между березами. Наташа была загадочна и задумчива и вдруг поразила меня откровенностью:
– Ты не любишь меня. Просто придумал себе символический образ, которому поклоняешься. Для творческих людей это типично.