Субботин раскатисто рассмеялся, доставая из-за пояса револьвер. Артем понял, что разговор не будет добрым.
Глава 6
Что, и вправду стрелять собрался? Посреди-то деревни… Ну-ну! Хотя, в пьяном-то виде, наверное, может. Однако, и не пьян особо-то — похмелье бьет! Значит, здоровье поправлял известным средством, из-за отсутствия морфия.
Артем нацепил на лицо самую саркастическую улыбку — главное было не показать, что он этого чертова кулака боится. Да и не боялся он вовсе, четно сказать. Это Иван Палыч, похоже, боялся… или, скорее, побаивался — потому и морфий давал. Или тут иной интерес — денежный? А, впрочем, сейчас неважно. Сейчас важно другое — эту сатану в сапогах озадачить. Ну и так… на будущее… Приучить к мысли, что теперь фиг ему, а не марафет!
— Не промахнетесь, с похмелья-то, господин Субботин? — подойдя ближе — а чего он тут выпендривается! — светски бросил доктор. — Руки, эвон, дрожат. Опят вчера выпили изрядно?
— Издеваешься, Ваня? Ишь, как заговорил…
Субботин истекал злобой, наган в его руке дергался, и ствол был направлен прямо на доктора.
— Вам бы сейчас рассольчику, да супчику горячего похлебать! — невозмутимо бросил Артем.
Кулак явно не ожидал такого. Красные щеки его задрожали, словно коровье вымя при дойке, глаза побелели, словно у только что сваренной рыбы.
— Ах ты ж! Да я тебя… Засеку! Да я…
Убрав револьвер — ага-а! — Субботин выхватил кнут, замахнулся.
Артем тут же перехватил кнутовище… отстраненная улыбка так и не сходила с его лица.
Кулака бросило в пот. Похоже, никто в деревне так себя с ним не вел. Не ожидал он такого. Явно не ожидал.
— Ну, не будьте ребенком! — посмотрев зарвавшемуся хаму прямо в глаза, негромко промолвил доктор. — Вы ж образованный человек, Егор Матвеич! К чему весь этот спектакль? Дайте-ка лучше руку… Дайте, дайте! И уберите, наконец, кнут…
Опешивший от такого обращения Суботин вдруг успокоился и, бросив кнут, послушно протянул руку.
— Пульс частый, — пощупав запястье, покачал головою Артем. — Не пили б вы так, Егор Матвееич. Угробите ведь себя! А, впрочем, не мне решать.
— Вот именно, не тебе! — сварливо бросил буян.
Взгляд его вдруг вильнул и стал будто каким-то виноватым. Молодой человек обернулся.
Позади стоял Анна. Видно шла из школы в лавку или в лабаз.
— Здравствуйте, Егор Матвеевич. И вам, Иван Палыч, доброго здравия.
— Здравствуйте, Анна Львовна, — сняв шляпу, слегка поклонился Артем.
К его удивлению, Субботин тоже приподнял шапку, поздоровался с учительницей вполне себе вежливо.
— А я вот в лабаз, прописей надо купить. Есть у вас там прописи-то, Егор Матвеевич?
— Должны бы… — скривившись, как от зубной боли, буркнул кулак. — Ежели нету, так приказчику, Ефиму, скажите. Он привезет. Вы только поспешайте — Ефим скоро в город уедет.
— А, ну я тогда пойду… Иван Палыч — на чай все же заходите!
— Обязательно!
— Хоть вот в эту субботу. Я буду ждать.
Кивнув, и продолжила путь. Оба — и Субботин, и доктор — проводили ее взглядом.
— С нигилисткой связался? — повернув голову, сквозь зубы бросил кулак. — Ну-ну… Мой тебе совет — брось это знакомство, брось! Иначе поимеешь на свою шею… Лучше уж с марафетом… Оно, знаешь ли, спокойнЕй! Эй… — Субботин ткнул кулаком кучера. — В трактир вези! И впрямь — супчику… да полштофа…
— Прощайте, Егор Матвеевич, — Артем отошел в сторону. — Доброго пути.
— Поговорим еще… — недобро буркнул Сатана в сапогах. — И насчет марафету — тоже.
Кучер стегнул гнедых. Холеные кони резво взяли с места. Коляска дернулась, покатила и вскоре скрылась за поворотом, в дрожащем марево серой осенней мороси.
«Однако, Анна Львовна! — промолвил про себя Артем. — Похоже, она единственная в селе, кто не боится Субботина! Даже, скорей — он ее побаивается. Почему? Еще нигилисткой обозвал… А нигилисты… Нигилисты… Это кто ж такие? Те, кто в бомбы в царя кидал? Ах, Анна… Ничего, разберемся! Зря, что ли, в гости звала?».
Честно сказать, после встречи с наглым кулаком Артема немного потряхивало — тот ведь мог запросто и пальнуть. Да и вообще, эпопея с морфием еще была отнюдь не закончена. От этой кулацкой семейки следовало ожидать новых наездов… и хорошо было бы обзавестись союзниками. Вот, скажем…
Подумав так, молодой человек свернул на околицу, к кузнецу. Точнее сказать — в кузницу, что располагалась на берегу узенькой каменистой речки.
Кузница, как кузница… В смысле — такие Артем видел когда-то на картинках. Наковальня, пылающий жаром горн, большая кадка с водою. На стенах висели подковы. Рядом, на сколоченном из нестроганых досок верстаке, были разложены щипцы, кувалды, какие-то шкворни.
Когда доктор вошел, кузнец как раз что-то ковал, ударяя небольшим молотом. Подковы? Гвозди?
— Здравствуйте, Никодим, — громко поздоровался Артем.
Кузнец обернулся, не выпуская молота:
— А-а, господин доктор! Рад видеть…
— И я вас…
— Да мы, кажется, на «ты»?
— На «ты», так на «ты», — молодой человек улыбнулся. Вот все же прорвало плотину! А, казалось бы — нелюдим, нелюдим…
— Я чего зашел-то… думаю, мало ли, инструменты готовы… Я б и забрал бы…
— А, эти то? — засмеялся кузнец. — Так с утра еще откованы. Уж пришлось повозиться — больно работа тонкая! Эвон, на верстаке…
На верстаке, рядом со шкворнями, был выложен целый набор: обычные хирургические пилы, пинцеты, проволочные пилы Джильи-Оливекрона для распиливания костной ткани, зажимы…
— Вот спасибо! — доктор обрадовано потер руки. — Я заберу тогда? А заплачу, можно, позже? Завтра жалованье как раз… Так Аглая сказала. Надо в город, в земство…
— В город? — Никодим неожиданно оживился. — Иван Палыч… Не в службу, а в дружбу… Ты мне журнал «Нива» купи, на почте… который там номер последний… Мы с сыном читаем… Вот на те деньги, что должен — и купи. Ну, а что останется — я заберу.
— Договорились! — кивнул Артем. — Да! Ты же мне не сказал цену-то… Сколько должен?
— Ну-у… — кузнец задумался, отложил молот. — Так, чтоб и тебя не обидеть, и себя… Парня кормить надо, да и материал мой, да… Скажу — пять рублей, не обидишься?
— Да нет…
Честно сказать, Артем пока что не представлял себе — пять рублей по здешним деньгам — много это или мало? Хватит ли жалованья-то?
Ла-адно, разберемся.
Однако, можно было и операцию делать! С этаким-то инструментом… Прямо руки чесались испытать! Помочь, наконец, бедолаге Марьюшке… Сирота ведь… почти. Один дед — Степан… так тот ведь старик уже.
Инструмент просто горел в руках! В лампе под потолком сияли дорогие стеариновые свечи, тряпиц на бинты Аглая принесла из дому — чистых. И бинты, и весь инструмент, все продезинфицировали «казенкой», как тут называли хорошую водку — ее тоже принесла Аглая. Уж, что нашлось!
— Ох, Аглаюшка, чтоб я без тебя делал? — тщательно вымыв руки, Артем вошел в «операционную» — обычную горницу, разве что с огромной лампой.
Помощница уже ждала его, в белом халате и в марлевой маске. В такой же халат и в маску облачился нынче и сам врач. Все нашли в чулане. Старенькое, но… иного-то не было.
Приготовленная к операции Марьяна лежала на высоком «операционном столе» и испуганно моргала. Кроме сверкающих инструментов, были уже приготовлены и спирт, и йод, и шприц с гедоналом… Да, наркоз пришлось вводить внутривенно… Что молодой хирург и проделал, быстро и ловко. И столь же быстро вскрыл рану.
— Так, делаем дренаж… Аглая — тампон! Зажим… Да-да, так… Тампон! Зажим получше… Видишь, кровит же! Ага… ага… так… Все! Зашиваем! Игла, нитки! Иглу маслом смазала? Нитки воском натерла? Не забыла?
— Как можно! Вот!
— Смотри Аглая — учись… — зашивая, комментировал Артем. — Это — так называемый скорняжный шов… Все делаем быстро, вот та-ак… Края раны плотно соединяем… прокалываем… Первый прокол — посередине раны. Видишь?
— Ага…
— Меньше захватываем кожи, чтобы рана лучше срасталась. Только кожу! Не прокалываем мышцы… Не касаемся вен, артерий, нервов… мембран, сухожилий. Шов накладываем не слишком туго… но и не слишком свободно… Что б жидкость могла вытекать… Да не Живица ваша, а жидкость! Да… Расстояние между швами — ширина пальца… Все поняла, запомнила? Тебе потом перевязки делать…
— Господи!
— Ну, я рядом буду, послежу… Ну… все, пожалуй! Уфф… Перчатки с меня сними… Ага…
Подойдя к рукомойнику, Артем снял маску и тщательно вымыл руки.
— Больная спать теперь будет. Часов шесть проспит, как минимум. Гедонал — он уж такой…
Артем нынче ночевал «дома». Или, как сказала Аглая — «на квартере». Сама же помощница осталась с больной на всю ночь — ее была очередь.
— Ты, ежели что — за мной беги, не стесняйся! — уходя, напутствовал доктор. — Да! Пять рублей за инструменты — как считаешь, дорого?
— Так ведь, Иван Палыч — даром почти! В городе, мыслю куда б дороже взяли. А так… Земство за вас за квартиру столько платит.
«Ага. За квартиру платит земство. Теперь еще глянуть, наконец, что это за квартира!»
Где жила Аглая — и сам он квартировал — Артем уже знал. Видел, откуда прибегала девушка, приносила щи да кашу… Невдалеке от церкви изба. Хорошая, просторная — по фасаду аж четыре окна. Тесовая крыша и резные ставни. Не у каждого в деревне такая изба, отнюдь не у каждого.
Все так, однако, видно уже было: тут бы хорошо крышу подлатать, забор бы поправить, да и во хлеву б починить хорошенько ворота — а то ведь кое-как… Мужской руки не хватало. Понятно — война. Война… Первая Мировая… Почти всех мужиков уже загребли.
«Та-ак… — поднимаясь по ступенькам крыльца, рассуждал про себя доктор. — Первая Мировая война кончится… кончится… В восемнадцатом году, кажется… Эх, знать бы лучше историю, а то позабыл все! Да, в восемнадцатом… Еще этот… Брестский мир! И в России — революция. Две! Февральская и Октябрьская. Временное правительство, Ленин… Х-ха! А Субботину-то недолго жировать осталось! Скоро и раскулачат уже. Будет тебе марафет! В Сибири…»