— О! Ольга Яковлевна, слыхали? Иван Палыч девушку нашел! Иван Палыч… хорошенькая хоть, а?
Вот ведь сатрапы царские, смеются! Хотя… люди-то оказались неплохие… И к царю-государю — без пиетета всякого.
— А если… если — две ставки? — перекрикивая грохот, совсем обнаглел Артем.
Машинка затихла…
— Вторую ставку только на следующий год можно! — громогласно объявила Ольга Яковлевна. — После проверки журнала приема высокой комиссией! Вы уж, Иван Павлович, там сами смотрите, чтоб все тщательно…
— И — чтоб жалоб не было! — Чарушин выпятил грудь и повернул голову. — Так что, оформляйте санитарку-то, Ольга Яковлевна. Я подпишу. А то и впрямь, куда это годится! В больнице — и доктор один…
— Виктор Иваныч… — секретарь вдруг просунула голову в дверь и зачем-то понизила голос. — Там этот пришел… ну, который…
— А, тот… — кисло улыбнулся земский. — По чью же душу на этот раз?
— С новым доктором познакомиться хочет.
— Хм — с новым! Иван Палыч уж больше месяца служит! Иван Палыч… — тут и Чарушин уже зашептал. — Сейчас с тобой… беседовать кое-кто будет… Так ты это… Ну, сам понял… Но, я тебе ничего не говорил!
Артем пожал плечами, поднялся… и тут вспомнил про зарплату для учителей.
— Записка от них есть? — педантично осведомился Виктор Иванович. — Давай… Распишись здесь… Мирская А. Л. — тридцать рублей сорок копеек… и еще за библиотеку пять рублей. Прохоров Николай Венедиктович — восемьдесят рублей… А вот и ваши пятьдесят пять, Иван Палыч! Радуйтесь жизни и ни в чем себе не оказывайте…
— Дрова! — уже в приемной вспомнил доктор. — Дрова! Пять возов! Для больницы… и для…
— Дрова, Иван Павлович — в октябре месяце, — выпустив дым, улыбнулась секретарша. — Раньше — параграфы не велят…
— Иван Павлович? — отделился от стены некий господин в плаще, с не очень свежей манишкой с галстуком-бабочкой. При котелке, с тросточкой… с абсолютно незапоминающимся лицом.
— Мы с вами, можно, в коридорчике поговорим…
Господин представился Алексеем Николаевичем Гробовским, показал бумагу… и вкрадчиво попросил последить за некой Анной Львовной Мирской.
— Девица она резвая… вот и волнуемся — не натворила бы чего! Все ее же благолепия ради. Вы ведь нам поможете, Иван Павлович? А мы, в свою очередь…
Дорога в Зарном — и та показалась Артему куда менее грязной, чем это чистенький снаружи господин! Конечно, молодой человек отказался.
— Я даже ее и не знаю-то! Да и некогда.
— Вот заодно и познакомились бы! И потом — трудно раз в неделю отчет написать?
Очень хотелось ударить приставучего типа по морде!
— Мне, понимаете, пора уже… Поезд!
И правда — пора. Еще на почту. «Ниву» кузнецу Никодиму купить. Свежий номер.
— Напрасно вы так, Иван Павлович. Ей-Богу, напрасно… Впрочем, я не прощаюсь.
Глава 7
Артём шагал по тропинке от железнодорожной станции к Зарному, усталый, но довольный. В руках — «Нева», в кармане — зарплата. Благодать!
Солнце еще стояло высоко, воздух пах травой и дымом от печей.
«В городе не так пахнет», — подумал парень, вдыхая всей грудью пьянящий воздух. И вновь поймал себя на мысли, что ему тут хорошо.
У крыльца больницы доктор приметил Аглаю: она стояла, склонившись над ведром, и полоскала тряпки, коса болталась, а платок сбился на плечо. Увидев Артёма, девушка выпрямилась, её лицо вспыхнуло радостью.
— Иван Палыч! — воскликнула она, вытирая мокрые руки о фартук. — Слава богу, вернулись! А то я уж думала, жулики какие в поезде перехватили вас! Знаете какие нынче бывают? Подсаживаются, в карты предлагают сыграть — и до нитки обдирают. А бывало и ножичком того. Я забыла вам перед поездкой предупредить, чтобы вы осторожнее были, весь день как не в своей тарелке потом была — переживала. Всё цело? Деньги привезли?
Артём рассмеялся, его усталость как рукой сняло. Он шагнул ближе, хлопнул по карману, и подмигнул ей, словно собирался открыть великую тайну.
— Цело, Аглая, все цело, — сказал он. — И не просто цело, а с прибытком. Но главное, слушай, барышня, держись за платок, а то упадёшь! В уезде я не только за зарплатой ездил, но и за тебя похлопотал.
— За меня? — нахмурилась Аглая. И улыбнулась. — Насчет дров договорились что ли?
— Нет, дров не привез — они в октябре только, но не переживай, привезу и дрова. Я про другое.
— А про что же?
Артем выпятил грудь, принял торжественную стойку и так же торжественно во весь голос сообщил:
— Сердечно поздравляю с повышением вас, Аглая Федоровна! Ты теперь не просто помощница, а санитарка!
— Как санитарка? — только и смогла выдохнуть девушка.
— Самая настоящая. Официально, на ставке, с жалованьем — пять рублей в месяц! Ну, как тебе такой докторский фокус?
Аглая замерла, её рот приоткрылся, а глаза округлились, как у ребёнка, которому подарили леденец. Она моргнула, будто не веря, и вдруг её лицо озарилось такой радостью, что веснушки, казалось, засияли ярче.
— Пять рублей? — переспросила она, её голос задрожал от восторга. — Иван Палыч, да вы… да это ж… о господи, санитарка? Я? Правда?
— Правда, — подтвердил Артём, улыбаясь. — Бумага есть, подпись земского, все как положено. Теперь ты не просто бинты полощешь, а доктору в операционной помогать будешь. Впрочем, ты и так помогаешь, поэтому все по справедливости. Деньги, конечно не великие, но все же не за бесплатно тут. А там глядишь и еще что-нибудь придумаем…
Аглая звонко засмеялась. В порыве радости она бросилась к Артёму, обняв его так крепко, что он едва не выронил журнал. Руки Аглаи, ещё влажные от воды, стиснули его плечи, а платок окончательно съехал на спину. Но через секунду девушка отпрянула, её щёки вспыхнули алым, и она принялась теребить фартук, смущённо отводя глаза.
— Ой, Иван Палыч, простите! — пробормотала она. — Я ж не хотела… это я от радости… господи, что ж я…
Артём рассмеялся. Он махнул рукой, показывая, что всё в порядке.
— Ничего, Аглая, — сказал он, всё ещё улыбаясь. — Радость — дело такое, обнимает без спросу. Но ты держись, теперь работы прибавится. Людей лечить, осматривать, новых больных принимать. Справишься?
— Справлюсь! — с жаром воскликнула девушка. — Вот вам крест — справлюсь. Кстати, о больных.
Аглая стала вдруг серьёзной.
— Забыла сказать, там пришли к вам.
— Кто?
— Ефимка Пугало.
— Фамилия такая что ли? — удивился Артем.
— Фамилию то его никто уже и не помнит. Все кличут просто Пугалом. Как увидите — поймете почему. Живет на отшибе, нелюдимый.
— А что с ним?
Аглая потупила взор, её пальцы нервно сжали фартук, и она ответила хмуро, почти шёпотом:
— Скверна, Иван Палыч.
Артём стиснул зубы.
— Аглая, ну сколько раз говорил — хватит этих темных суеверий из прошлого века!
— Иван Палыч, ну там действительно Скверна, она самая. Да вы сами посмотрите — и убедитесь тогда.
Артем велел медсестре оставаться снаружи, сам шагнул в хибарку, готовясь к новому испытанию.
Внутри было сумрачно, пахло сыростью и самогоном, которым промывали бинты. На лавке у стены сидел человек — худой, сгорбленный, в рваной рубахе, прилипшей от пота к телу. Его волосы, длинные и спутанные, свисали на лицо, а руки, покрытые коростой, нервно теребили верёвку, служившую поясом. Но когда он поднял голову, Артём невольно замер. Сразу стала понятна причина клички пациента. У Ефимки не было носа. На месте, где должен быть хрящ, зияла чёрная, изъеденная язва, а кожа вокруг была воспалённой, с багровыми пятнами. Глаза юродивого, мутные и лихорадочные, впились в Артёма, губы, потрескавшиеся, шевельнулись, бормоча:
— Скверна… она меня жрёт, дохтур… Кара за грехи…
Артём почувствовал, как по спине пробежал холод. Он сразу узнал признаки: сифилис, поздняя стадия, с разрушением тканей. Третичный, когда болезнь уже не просто гноит тело, а пожирает кости и хрящи.
«Опять сифилис», — подумал Артем, вспоминая женщину с прошлого приема. Уж не муж ли с женой?
Два случая в крохотном Зарном? Это уже какая-то эпидемия, будь она неладной, тихая, но смертельная, которую деревня, с её суевериями и неграмотностью, даже не замечает.
— Ефим, — сказал Артём, стараясь говорить спокойно, хотя тревога сжимала грудь. — Ну-ка, сядь ровнее. Дай посмотреть.
Он подошёл ближе, подавляя желание отшатнуться от запаха гниющей плоти. Достал из саквояжа перчатки, которые Аглая прокипятила по его указке.
Ефимка послушно замер. Артём осмотрел язву, отметив, как глубоко она вгрызлась в ткани. Носовые хрящи были разрушены, а воспаление распространялось на щёки. Доктор проверил шею — лимфоузлы твёрдые, как камни. Кожа на руках и груди покрыта бледными пятнами, старыми следами вторичной стадии. Болезнь пожирала Ефимку годами, и никто — ни он сам, ни деревня — не знал, что это не «Скверна», а сифилис.
— Давно так?
— Года два… или три, — пробормотал Ефимка. — Сначала пятна, потом нос… жечь стало. Скверна, дохтур, она везде… в селе, в людях…
— А чего сразу не пришел? Чего ждал?
Ефимка пожал плечами.
— Не беспокоило. Думал само пройдет. Потом отварами лечился, боль отступала. Потом… вот.
Артём нахмурился. Если Ефимка заразился, значит, есть источник. Трактир? Девки, что крутятся там? Это самый распространенный путь.
Артем посмотрел на пациента. Мог ли кто-то за деньги или поддавшись уговорам, провести ночь с ним? В трактире, в сарае, в обмен на хлеб или монету? Это было возможно. Деревенская нищета толкала людей на отчаянные поступки.
Или заражение произошло через кровь? Выдирал, к примеру зуб грязным инструментом у какого-нибудь «умельца». Местные знахари вряд ли делают обработку. Этот путь казался менее вероятным, но исключать его Артём не стал.
— С девками давно был? — прямо спросил Артем.
— Так я это…
— Ефим, мне не ври, я — доктор. Мне нужно знать.
— Ну было… — потупив взор, ответил тот.
Артем глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться.