— Да мы, Ваш-бродь, со всем нашим удовольствием! — рассмеялся кто-то из рядовых. — Эвон — солнышко! Да и табачок найдется.
— Ну, вот и отлично. Давайте-ка по одному! Да не стесняйтесь же! Успеете еще покурить — пока вам палату приготовят.
— Рядовой второго пехотного полка Бибиков, Иван! — войдя, козырнул раненый. — Получил ранение в Добрудже.
— Так, раздевайся, посмотрим. Сможешь сам-то?
— Смогу!
Так, колено. Осколочное ранение. Ну, тут уже не вояка. Так и будет хромать. А впрочем, можно сказать, легко отделался — руки-ноги целы. Полечить и… и домой, да…
— Дом-то далеко?
— Да тут же, в уезде, в Заречном. Большо-ое село!
— Ну и славно. Болит, колено-то?
— Да днем-то еще ничего… А кажную ночь мочи нет — ноет!
— Хорошо… Ладно…
Записав все в журнал, Артем позвал следующего.
Тереньтев, Елисей. Рядовой третьего пехотного. Ранен под Ковелем. Контузия. Осколочное груди. Тоже в Добрудже. Ипатьев Кондрат, рядовой. Жалуется на боль под повязкой… Черт! Загноилась уже рана-то! То-то бледный такой и шатается. Промывать надо, дренаж, дезинфекция.
— А тебе, братец, прямо сейчас перевязку сделаем. Да и всем не помешает.
Следующий. Лапиков, Сергей Сергеевич, ефрейтор. Армия генерала Каледина.
И этот из-под Ковеля. Рана серьезная — в грудь — но, держится молодцом, вида не показывает… Так — перевязка. И строгий постельный режим. Строжайший!
Эти дальние — из соседнего уезда… Что ж их сюда-то? Ну-у, верно там и мест нет.
— Гвоздиковы мы… Яким Силантьич, — последним вошел тот самый сельский дамский угодник. — Доктор, я здешний вообще-то — из Липок… Дак, как бы сообщить обо мне родным?
— Сообщим! Значит, Яким Силантьевич…
— По весне призвали ишо. На Северный фронт попал, к генералу Куропаткину, в артиллерию. Ух, как мы немчуру колошматили! Ранен под Двинском… Дохтур… отпустите домой, а?
— Сначала посмотрим! — строго произнес Иван Палыч. — Давайте, показывайте ваше плечо. Вон, проходите за ширму.
И сам подошел, помог.
Ну-у, вроде бы, и неопасная рана. Кость не задета, пуля не глубоко вошла. Ее конечно же извлекли в военном госпитале, а вот обработка нужна. Загноиться может. Покраснение вокруг раны есть, и сама кожа горячая. Да, большая вероятность загноения. Пусть хотя бы денька три полежит, под присмотром.
— А сюда, в Зарное, я тож к девкам похаживал!
Яким все продолжал хвастаться — бывают такие люди, ну, никак их от похвальбы не удержать, буквально никаким средствами. Особенно, когда дело женского пола касается…
— Была у меня тут зазноба… Почитай, почти что жена! Женщина антилигентная.
— Это кто же?
— Так Аня! Учительша! Ух, как мы с ней…
Новость сия сильно поразила Ивана Палыча.
— Анна? — переспросил он. — Учительница?
— Она самая! — закивал тот, ухмыльнувшись. — Огонь девка!
Это что же, выходит, Анна и этот вот… Надо же — почти жена! Это как понимать прикажете? Или… или врет парняга, хвастает? Да, верно — так. И все же, все же…
Впрочем, Анна имеет право на личную жизнь… Имела… Тем более, это было давно… Если вообще было…
И все же — как-то на душе горько стало.
— Дохтур… — обернулся на пороге Яким. — Так вы, мало ли, встретите на селе Аннушку. Так скажите ей, что я здесь. Пусть навестит. Поди, соскучилась…
— Ну, что ж, господа! — выйдя на улицу, доктор махнул рукою. — Прошу в палату. Будем лечить. Предупреждаю — к санитаркам не приставать, не буйствовать! В соседних палатах палате — тяжелые больные… Им покой нужен.
Пока раненые размещались, Артем навестил больных — Марьяну и Юру. Девушка явно шла на поправку, а вот Юра… Чах прямо на глазах и все время кашлял. Ах, пневмоторакс бы! Скорей бы Никодим с инструментами сладил, а то ведь, неровен час… Да и матушка у него — та еще особа!
— Ну, что дружок… Как Майн Рид?
— Начал уже! Очень… — мальчишка дернулся в койке и тут же зашелся в приступе тяжелого кашля.
Эх, лекарства бы! Аглая говорила, будто бабка Марфа, местная травница, от кашля отвар делает на разных травах. Отправить к ней Аглаю? Спросить — не украсть. Сейчас вс средства хороши.
— Ну, дружок, выздоравливай… Я еще зайду!
Не выходила из головы Анна Львовна. Слова этого наглого парня — «зазноба… почти жена» — словно бы колотили в мозг.
Нужно было отвлечься, заняться каким-нибудь неотложным делом.
Да! Именно так — неотложным.
Следовало, наконец, поставить раненых да и всех остальных больных на довольствие в местную точку общепита… В трактир Субботина, куда же еще-то! Документы готовы, в земстве подписаны, так что оплатят все — и продукты, и повара, и доставку.
Лишь бы Субботин не кочевряжился. В военное-то время, да против земства? Не посмеет! Даже и такой вот тип. Не хотелось бы, конечно, с ним лишний раз встречаться, но… Надо, так надо, что уж тут говорить! Зайти, договориться обо всем, заодно самому пообедать — так сказать, пробу снять. А что? Жалованье вполне позволяло.
А к Аннушке… Потом, на обратном пути… Или, не говорить ничего? Так все равно ж, рано или поздно, узнает… И что, все это время — маяться?
Трактир господина Субботина к фешенебельным заведениям, конечно же, не относился. Но, все же, крыльцо было выскоблено, окна помыты, а внутри даже играла музыка — за стойкой виднелся музыкальный автомат, куда вставлялись большие металлические диски с дырками — этакая шарманка. Да, музыка был довольно однообразной, однако ж, не надоедливой и разговорам отнюдь не мешавшей. В отличие от громкого до звона в ушах граммофона.
Стойка, бутылки с водкой и вином, из кухни пахло чем-то вкусным.
— Прошу-с, прошу-с, господин доктор!
Завидев посетителя, тут же подскочил проворный официант (или, как их тогда называли — половой). Молодой, лет семнадцати, парень в жилетке и с перекинутым через согнутую руку полотенцем.
— Присаживайтесь, прошу-с… Чего изволитесь-с?
— А что у вас есть?
Все же, да — хотелось бы самому продегустировать, как тут кормят и чем.
— Водочка-с! Стопка — пятак! Настоящая «казенка» смею вас уверить!
Ну да, ну да, настоящая… как же! У такого-то выжиги-хозяина? Да, наверняка, разбавили уже, успели…
— Да, да, настоящая! Красноголовка-с! — хвастливо приосанился половой. — Есть и белоголовка — двойной очистки-с! Но, та уже по семь копеек.
А, в конце-то концов — почему бы и нет? Стопочку для аппетита. И так, немного расслабиться… Эх, Анна Львовна… «Почти что жена»…
— А насчет запрета не волнуйтесь! У нас тут — не так строго… — торопливо заверил половой. И подмигнул. — А коли боитесь, там можем и в чайнике подать! Или не водки — конъячку, на нег закона нету!
— А неси грамм пятьдесят!
— Э-э… понял!
— На закуску что имеется?
— Огурец соленый… Копейка! Во всех трактирах такая цена-с.
В трактирах, да… А вот на рынке — Аглая как-то рассказывала — соленые огурцы по две копейки дюжина! Впрочем, огурцы у Аглаи свои… Вкуснейшие!
— Так, а что тут у вас есть покушать? Суп там… или еще чего…
— Все есть! — парень горделиво выпятил грудь. — Щи кислые, борщ с мясом, к нему сметана. Есть и пустой борщ, постный… Однако, ныне ж день скоромный… На второе осмелюсь предложить жареную вязигу с картошкой, французский антрекот, фрикассе… Еще имеются салаты-с — редиска, огурцы, лук… Заливное из судака, грибной жюльен, так же белые грибы жареные…
Выбор хорошо! Аж слюнки потекли!
— Давай и борщ, и грибы… и заливное! — от всех этих перечислений у доктора давно уже заурчало в животе. — И это, сколько все стоит — посчитай.
— Ровно тридцать две копейки-с, сударь! — махнув полотенцем, тут же выпалил половой. — Это, если с хлебушком…
— С хлебушком!
— И… и что же, пивком не запьете?
— А есть пиво-то?
— Да как не быть? «Староградское», «Светлое» — по двадцать пять копеек-с. «Мюнхенское» и «Венское» нынче не держим — непатриотично-с!
Кроме самого доктора, в трактире за столами никто не сидел. Однако же, постоянно сновали какие-то люди, по виду, извозчики, рабочие с железной дороги, мелкие торговцы — офени… Все выпивали прямо за стойкой, закусывали огурцами и уходили.
«Сухой закон», введенный с началом войны высочайшим повелением в провинции соблюдали не очень-то строго. Тем более, касался он только крепких напитков, в основном — водки. Но, и тут в трактирах хитрили…
С удовольствием отобедав, Артем наконец приступил к цели своего визита.
— Любезный! Мне бы больных знало кормить…
— А, это вам к управляющему-с! Сильвестру Аркадьевичу-с. Сейчас позову… А вот вам сдача. Три копейки-с!
— Оставь себе.
— Премного благодарен, господин доктор!
Управляющий оказался несколько сутулым сухопарым мужчиной лет хорошо за пятьдесят. Вытянутое желтоватое лицо (проблемы с печенью?) седые усы, бакенбарды, высокий, с большими залысинами, лоб. Одет… с одной стороны, вроде бы, и прилично, однако… как-то негармонирующее, что ли. Строгий темный сюртук — и гарусный голубой жилет с серебряной — от часов — цепочкою. Под глазами мешки… и явный запах перегара. Что же, Субботин пьяницу нанял? Хотя, дело свое управитель, похоже, знал.
— Значит, питание больных? Понимаю. Давайте сюда бумаги. Ага, ага… Сейчас я вам цену сочту… На одного человека, на сутки, по среднему… Это выйдет… выйдет… По тридцать копеек в день! Плюс десять копеек — развозные. Но, это — к общей сумме.
— Развозные?
— Ну, у вас же своего выезда нет, хоть и положен, — терпеливо пояснил управляющий. — У старого доктора Антона Иваныча, была савраска с коляской. И сани имелись. Ясно — земское все, не свое. Так Антон-то Иваныч уж давно не служит — мобилизован… Вот савраску-то в город и передали. А кто ее тут будет кормить? Пока вас дождались, городские врачи по деревням ездили… А как уж сейчас будет — не знаю! Пешком не находишься — концы-то немалые. Ладно — Липки, рядом. А коли в Заречное? Это ж сорок верст! Да… вот вам бумага… Нам, на оплату. Вы в управу ее самолично отдайте… и хотелось бы — поскорей.