Поклонились!
Старики при этом сняли картузы, а одна из женщин — дородная молодуха с младенцем на руках, жалобно всхлипнула:
— Господин дохтур, робеночка мово не посмотрите заодно? Что-то смурной стал… Видно, совсем в нем Живицы нет.
— Ну, про Живицу-то, это не к дохтуру, — обернувшись, ехидно заметил старик с длинной клочковатою бородою и узелком в руках. — Это к Марфе тебе, а лучше — к Гарпине.
Собравшиеся неодобрительно загудели.
— Эхм… к Гарпине… Она ж колдунья! Загубит!
— Так я же и говорю… Коленко мое глянете, господин дохтур? Все ноет и ноет, зараза, спасу нет. Токмо бы поскорее… А я вот вам, яичек…
С этим словами старик развернул узелок:
— Добрые яички, эвон! Это от моей пеструшки… Скушаете на здоровьице, господин…
Артем едва не закричал — и только паника схватила горло и не дала вырваться звуку наружу. Кто все эти люди⁈ Почему они тут? Зачем? Крестьяне какие-то. Из театра что ли?
— Э-эх! Да ну вас всех!
Плюнув, Артем быстро зашагал прочь, не разбирая дороги. Мерзко как кругом. Дождь еще этот. Психи какие-то…
Едва не угодив в грязную лужу, он все же замедлил шаг, осмотрелся, выбирая места посуше, где хоть как-то да можно было пройти.
Видок тот еще! Глянув вокруг, Артем невольно передернул плечами и снова поправил давно не существующие очки.
Перед ним расстилалась убогая деревенская улица — грязная, почти непроходимая, с серыми покосившимися заборами по сторонам. За заборами виднелись избы — такие же серые и старые, с крышами, крытыми соломой, и лишь кое-где — серебристой ольховой дранкой.
Похоже, на заброшенную деревню, каких нынче в России много. Ага! Артем тут же и хмыкнул. Как же, заброшенная! Вон тут и бельишко на веревке сушится, из трубы дым идет. Тут — коза привязана, там в луже — поросята, а чуть дальше…
— Па-аберегись!
Разбрызгивая жирную коричневатую грязь, из-за поворота вдруг вылетел конный экипаж, похожий на те, что катают туристов, только поменьше. Артем резко отпрянул в сторону.
— Хо! Господин доктор?
Сидевший на козлах усатый здоровяк в белом, испачканном все той же грязью, мундире, резко осадил лошадь:
— Тпр-у-у!
Артем уже решительно ничему не удивлялся. Просто не соображал, что делать.
— А я гляжу — вы, не вы…
Белый мундир. Погоны. Фуражка… Господи — еще и сабля на боку… и кобура! Полицейский, что ли… Или, как его, это… Жандарм!
— З-здравствуйте, — отрешенно промолвил он.
Жандарм вдруг расхохотался:
— Что? Сбежать еще не надумали?
— А, знаете, верно, и сбегу! — Артем и сам от себя не ждал такого ответа. Однако вот, вырвалось, едкое, ядовитое.
— А я что говорил? — придержал коня полицейский… или кто он там был. — Пожалуй, оно и в окопах веселее, чем тут! Однако же, земство-то за вас платило… Так что отрабатывайте! А война уже скоро и кончится. Разобьем германа! Слыхали, что в газетах пишут? Брусилов-то австрияк задавил! Да и французишки с англичанами на Сомме-реке дают жару. Так что, думаю, к Рождеству победим! А то и раньше… Н-но, милая, н-но!
Махнув рукой, жандарм потянул вожжи.
Австрияки, Брусилов…
Покачав головой, Артем посмотрел вслед удаляющейся коляске. И как она только не застрянет-то в этой грязи. Да-а…
За коляской, а точнее — за деревнею, виднелись поля, местами уже убранные, пустые. На иных же все еще копошились люди, в основном почему-то женщины. Носили снопы, грузили на телеги… На телеги! Да что ж это… Нет! Пока только анализировать… И ничему не удивляться! А уж потом… Потом — видно будет.
В голове невольно начали подбираться нужные диагнозы, при которых бывают такие вот яркие галлюцинации.
«Еще и проблемы с самоидентификацией», — хмуро подумал Артем, вспоминая чужое отражение в зеркале, не думал он, что вот такой фокус выкинет его разум. И вроде никакой предрасположенности нет, а такое…
Так.
Надо вспомнить, что было до того, как он уснул. Ведь он как проснулся, то все это и началось. Значит, что-то было важное до этого.
Артем нахмурился, припоминая.
Воспоминания путались, будто подёрнутые рябью, как вода в пруду, куда бросили камень. Он напрягся, цепляясь за обрывки, и они начали проступать — медленно, болезненно, словно из-под толщи.
Ранее утро. Только светает. Артём идет по тротуару, устало волоча ноги. Смена в больнице выдалась адской: двенадцать часов в операционной, три сложных случая, один — с осложнениями. Руки всё ещё помнили холод инструментов, пальцы ныли от напряжения. Спина… Она и вовсе скрипела, как старое дерево.
Артем мечтал только об одном — добраться до своей квартиры, рухнуть на диван и провалиться в сон. Чёрт, как же он устал. В ушах звенели голоса коллег, писк мониторов, стоны пациентов. Но смена кончена. Домой!
Куртка, небрежно накинутая на плечи, не спасала от сентябрьского ветра, который пробирал до костей. Фонари отбрасывали блеклые тени, и асфальт блестел после недавнего дождя, отражая неоновые вывески круглосуточных магазинов.
Артем свернул в переулок, чтобы срезать путь к метро. Узкая улочка, зажатая между многоэтажками, была пустой. Артём сунул руки в карманы, думая о том, что надо бы купить кофе. Без кофе врачу нельзя.
И тут он услышал крик. Женский, резкий, полный ужаса.
— Помогите! Пустите!
Артём замер, сердце дёрнулось. Крик доносился из-за угла, где переулок упирался в тёмный двор. Он знал этот район — не самый благополучный, но и не совсем трущобы.
Крик был таким отчаянным, что рефлексы сработали раньше разума. Парень ускорил шаг, почти побежал, завернул за угол.
Там, под тусклым светом единственного фонаря, стояла машина — чёрный седан, мятая, с тонированными стёклами. Рядом трое парней окружили девушку, лет двадцати, в лёгкой куртке и джинсах. Незнакомка прижималась спиной к стене, глаза блестели от слёз.
Один из парней, долговязый, с лицом, изрытым следами акне, держал её за запястье. Другой, лысый, что-то говорил, скалясь. Третий, низкий, беззубый, стоял чуть в стороне, похохатывая.
— Да ладно, не ломайся, поехали с нами, — прогнусавил долговязый. — Будет весело, куколка.
— Отпустите! — девушка дёрнулась, но долговязый только сильнее сжал её руку.
Девушка вскрикнула, и Артём, не раздумывая, шагнул вперёд.
— Эй! — его голос прозвучал громче, чем он ожидал. — Отвалите от неё.
Троица обернулась. Долговязый прищурился, оглядывая Артёма с ног до головы, будто оценивая, стоит ли связываться. Коренастый выпрямился, оскалился. Холодные как у змеи глаза цепко оглядели гостя. Щербатый сплюнул на асфальт и демонстративно хрустнул костяшками пальцев.
— Ты чё, герой? — протянул долговязый, растягивая гласные. — Вали отсюда, пока цел.
— Не трынди, Костян, — буркнул коренастый, почёсывая шею. — Ща разберёмся.
Артём почувствовал, как кровь прилила к вискам. Он не был бойцом, не ходил в качалку, не махал кулаками с детства. Простой врач районной больницы, хороший хирург. Эти умения едва ли бы сейчас пригодились ему.
Девушка посмотрела на него, её глаза были полны мольбы, и это решило всё.
— Отпустите её, — повторил Артем. — Сейчас же.
Щербатый заржал, обнажив дырку вместо зубов.
— Слышь, придурок, не лезь, а то ляжешь, — он сделал шаг вперёд, поигрывая складным ножом, который вытащил из кармана. Лезвие хищно блеснуло.
— Последний раз говорю, — Артём шагнул ближе, хотя в груди всё сжалось. — Отвалите.
Долговязый, которого назвали Костяном, отпустил девушку и повернулся к Артёму, его лицо исказилось в злобной гримасе.
— Ну, ты сам напросился, умник.
Девушка воспользовалась моментом. Она бросилась со всех ног бежать прочь. Артём успел заметить, как она скрылась за углом, и облегченно выдохнул. Она в безопасности. Но тут же он понял, что остался один против троих.
— Ах ты, сука! — рявкнул Костян. — Баба ушла! Ща ты за это ответишь!
Артём поднял руки, пытаясь что-то сказать, но времени не было. Коренастый с цепью шагнул сбоку, его кулак мелькнул в воздухе. Артём инстинктивно увернулся, но щербатый оказался быстрее.
Он схватил Артёма за куртку, рванув к себе.
Артем наотмашь ударил его. Удачно. Челюсть отморозка клацнула, а сам он взвыл.
— У-у-у! Сволочь!
В тот же миг Костян подобрал с земли кирпич — красный, потрескавшийся, валявшийся у стены.
— Допрыгался, падла!
Артём увидел, как кирпич взлетел, но не успел ни закрыться, ни отшатнуться. Стремительный удар пришёлся в затылок. Боль взорвалась в голове, мир качнулся, свет фонаря погас, и всё погрузилось в темноту…
Артем вздрогнул. Огрели кирпичом — вот что случилось! Потом — потеря сознания. А потом…
Он задумался.
Видимо, его кто-то обнаружил, наверное, вызывал скорую. Может быть, та самая девушка, которую он спас. Тогда почему он не в больнице, а тут оказался?
Артем вновь огляделся.
— Ничего не понимаю…
Дождь, между тем, утих, и несколько посветлело. Так, что сквозь туманное марево на холме, за деревнею, вдруг проглянул классический барский особняк, этакое дворянское гнездо, выстроенное в строгом классическом стиле. Два этажа, фронтоны, колонны. Симпатичная усадебка. Правда, похоже, деревянная. Хотя, за дальностью не разберешь.
За усадьбой синел лес, в самой же деревне — или, лучше сказать — в селе — деревьев почему-то было мало. Никаких тебе палисадников, зарослей — лишь одиноко стоявшие осины да по-осеннему золотистые липы. И еще — обглоданные козами березки на самой околице.
«Нужно все осмотреть! Да-да! Тщательно осмотреть, а уже потом — делать выводы», — подумал Артем и несмело побрел по улице.
А, честно-то говоря — кое-какой вывод Артем уже для себя сделал. И вывод — весьма нехороший. Но, мысль эту он из головы гнал… Мало ли, всему этому кошмару (да, да, именно кошмару!) найдется вполне обычное объяснение. Может, кино снимают… или, скорее, эти, как их… Исторические реконструкторы — реконы. Да! Как-то привезли одного такого с их ристалища к Артему в больницу — хватанули бедолагу палицей по башке. Хорошо, в шлеме был, варяжском. Во