«Вот ведь чудеса!» — улыбнулся Артем, дочитав статью. В прошлой жизни не был удостоен чести даже маленькой заметки в больничном вестнике (научные публикации не в счет), а тут в целой газете написали!
— Ну, что, Иван Палыч? — пискнула Аглая, её глаза сияли. — Правда ведь, здорово? Ты теперь знаменитый! Вся губерния знать будет!
— Радостно конечно, — кивнул Артем. — Но это не только моя заслуга. Общее дело делаем.
— Ну вы опять, Иван Палыч, прибедняетесь! В ваших руках больница…
— Есть кто живой? — скрипучий старческий голос раздался у окна. — Аглая, живая?
— Глебыч! — улыбнулась Аглая. — Почтальон наш! Я его по голосу хоть где узнаю!
Она выглянула в окно.
— Глебыч, привет! Ты чего так поздно?
— Да телеграмма вам пришла, срочная. Велено было нарочно доставить. Пришлось запрягать лошаденку, ехать.
— Срочная?
— Ага. Из города.
Артем подошел к окну.
— Иван Палыч, доброго вечера! Телеграмма тебе! Из уезда, видать, важная. Еле дошёл, ноги, вишь, не те, а почта ждать не любит!
Артём взял конверт. Телеграмма? Он кивнул почтальону, сунув ему пятак из кармана.
— Спасибо, Глебыч, — сказал он. — Отдохни, квасу налить?
— Не, дохтур, — отмахнулся старик. — Мне ещё в Липки топать, там письмо ждут. По пути и туда заскочу — коль к тебе отправили. Бывай!
Глебыч, хромая, скрылся в темноте, а Артём вернулся в горницу, поднёс конверт к лампе. Печать губернского управления, дата — 22 октября 1916 года. Сегодняшняя. Аккуратно вскрыл бумагу. Аглая, заметив его серьёзность, перестала напевать и подошла ближе.
— Иван Палыч, что там? — шёпотом спросила она. — Не беда ли?
Несмотря на дорогую цену в телеграфном отделении — две копейки за слово, — написано было на целый рубль. И ничего хорошего телеграмма не сулила.
ЗАРНОЕ ЗЕМСКОМУ ВРАЧУ ПАВЛОВУ
ВАЖНО СРОЧНО
ГЕНЕРАЛЪ-ГУБЕРНАТОРЪ ПАРФЕНОВЪ ВИЗИТОМЪ ПОСѢТИТЪ БОЛЬНИЦУ ЗАРНОГО 25 ОКТЯБРЯ ТЧК ПРІВѢСТИ ПОРЯДОКЪ ТЧК ПОДГОТОВИТЬ ОТЧЁТЫ ЛѢЧЕНІИ СОСТОЯНІИ БУХГАЛТѢРСКІЯ КНІГИ ФИНАНСОВЪ ВСѢХЪ ЗАТРАТ ПРОЧІЯ ВАЖНЫЕ ДОКУМѢНТЪ ТЧК ОЖИДАЕТСЯ ОСМОТРЪ ПАЦІЕНТОВЪ ОБСУЖДЕНІЕ ВАЖНЫХЪ ДѢЛЪ ТЧК НЕУКЛОННО ИСПОЛНИТЬ ТЧК ГУБЕРНСКОЕ УПРАВЛЕНІЕ
Глава 16
22-го октября как раз была Казанская… Почитаемый по всей России-матушке праздник Казанской иконы Пресвятой Богородицы. Верно, потому и дождь целый день шел — он на Казанскую всегда идет. По приметам, может снег выпасть, но, ненадолго. Как заметила Аглая — «На Казанскую дождь лунки нальет — зиму приведет! До Казанской не зима, а с Казанской уже и не осень».
Аглая с юными своими помощницами как раз и улучили момент — сбегали в церковь. На молебен со всеми выпавшими заботами не успели, но, хоть так, помолились. Иван Палыч же…
Доктору вдруг стало стыдно — он что же, не русский, что ли? Ведь крещеный же, и на Пасху яйца красит, и Троицу отмечает… Ну, да, посты не блюдет — не воцерквленный. Однако, и что с того? Надо, надо бы в церковь зайти — а то уже многие косятся, вот только славы нигилиста и не хватало! Да, зайти — и в самое ближайшее время, коль уж ни на Покров, ни на Казанскую не успел. Зайти, свечки оставить… За тех, кто остался в той жизни. Живым — за здравие, мертвым — за упокой. Кстати, а вот Иван Палыч… Душа того парня, доктора, в тело которого столь невероятным образом вселилось сознание Артема… Она где сейчас? Куда делась? Вот-вот… один только Бог и знает…
Впрочем, сейчас некогда было рассуждать о всяких отвлеченных трансцедентальных вещах. До визита генерал-губернатора оставалось уже очень-очень недолго.
Генерал-губернатор! Господин Парфенов… Поди ж ты… Не губернатор даже, а генерал-губератор — самое главное над несколькими губерниями начальство! Ах, Вера Николаевна… ну, нечего сказать, удружила! Не газета бы… А ведь именно из-за нее, из-за газеты — Артем был в этом просто уверен, — вся шумиха. Жил себе обычный генерал-губернатор Парфенов, чай пил, кулебяку жевал, газету по утрам читал с кофием. Вот в этой самой газете за завтраком и прочитал про какое-то там Зарное, про которое толком никогда не слыхивал. И решил собственными глазами посмотреть что тут за чудо такое.
Ох, непростой визит… Финансовые отчеты, журнал приема, прочее. Еще и показательный осмотр пациентов! Что, в само деле, столь высокое начальство, которое, может быть, за одним столом с царем кушает — будет всем этим заниматься? Да делать ему нечего: наверняка, «крючков» с собой привезет, проверяющих, а сам минут на десять заглянет да уедет. Так ведь всегда! Что мы, проверок не видали? Уедет. А «крючки» — останутся! И чего они тут накопают — Бог весть… Да уж, «повезло». Не понос, так золотуха! Не пожар, так визит начальства, и что еще хуже — неизвестно. С пожаром-то хоть как-то справились…
С тяжким вздохом, доктор выгреб из верхнего ящика стола все документы. А бумажек-то было много. Договор и квитанции на питание, какие-то стародавние сметы, даже отчеты за фураж… За фураж! Ни лошади, ни брички Артем при больнице в глаза не видел, а тут — нате вам, фураж! Навещать амбулаторных больных пока приходилось на своих двоих, а концы-то были неблизкие, и Иван Палыч уже как-то пожаловался на отсутствие транспорта в земскую Управу. Там обещал войти в положение при первой же возможности… И в самом деле, вошли… однако же, предложили такую клячу, при взгляде на которую Артему стало страшно. Как бы не пришлось эту лошадку на собственном горбу таскать! В общем, отказался… И теперь ждал следующего предложения, надеждами особо себя не теша: более-менее приличные лошади большей частью мобилизовывались на военные нужды — в обоз… или в артиллерийскую упряжь.
Чу! Только Иван Палыч подумал о лошадях, как снаружи, на улице, заржала лошадь. Кто-то приехал. Интересно, кого ж это принесло? Бросив бумаги, доктор глянул в окно.
Из легкой, запряженной гнедой кобылою, брички, выбралась красивая молодая особа, стройненькая девушка лет двадцати. Модная шляпка с вуалью, большие небесно-голубые глаза. В цвет глаз и платье цвета с кружевным воротом, изящный серый плаз был брошен на сиденье.
Ксения Ростовцева! — тот час узнал Артем.
Молодая, богатая… и да, красивая… Очень! Иван Палыч лечил ее от мигрени, однако, так рано Ксения не должна была приезжать.
— Ксения Николаевна! Здравствуйте! — выйдя на крыльцо, галантно раскланялся доктор. — Очень рад видеть вас. Что, голова опять разболелась?
— Я тоже рада! — красавица улыбнулась и протянула ручку для поцелуя. — И голова у меня теперь все меньше болит. Благодаря вам, Иван Палыч! Однако же, нынче я к вам совсем по другому делу. Слышала, у вас недавно случился страшный пожар?
— Да, — покивал доктор. — Было дело. Однако же, справились. И рамы починили, стекла вставили… и крышу… Спасибо здешним людям! Вот, еще из Управы обещались новые матрасы прислать…
— Действительно, справились, — Ксения Николаевна с любопытством осматривала больничку. — Вот и я же по этому делу! Хочу вам кое-что передать… на больницу… Не из папенькиных… из личных, своих…
— Ну-у… — поправив несуществующие очки, озадаченно протянул Артем. — Прошу, проходите.
Честно сказать, Ивану Палычу сей визит был весьма приятен… однако вот, как отнесется к нему Аннушка? Что еще себе в голову вобьет? Впрочем, если узнает… Аглая-то домой обедать ушла.
— Вот! — войдя в смотровую, девушка уселась на стул и выложила перед доктором деньги. — Здесь тридцать рублей.
Однако! Месячная зарплата рабочего, да и то — далеко не всякого.
— Я понимаю, немного, — трепетно взметнулись ресницы. — Но… от чистого сердца. Сколько могу… Примите, пожалуйста, Иван Павлович!
Славная девушка… чистая сердцем и душой…
— Спасибо, Ксения Николаевна! Не только от себя, но и от больных, и от персонала. Отказываться не стану — деньги нам нынче очень нужны. Вот, только как бы их оформить? — доктор задумчиво поскреб бородку. — Даже не знаю, как здесь принято… Как спонсорскую помощь, что ли…
— Да, сестра моя, Вера… Она помочь вряд ли сможет, — опустила глаза гостья. — Честно сказать, ей сейчас и конюху-то нечем платить… Ничего, кончится война, вернуться мужчины… Вот тогда и дела на лад пойдут! Ведь правда?
— Ну да…
— А на деньги я вам дарственную отпишу! У вас ведь найдется чернила и листок бумаги?
— Да-да, есть! Вот, пожалуйста…
— Ой, Иван Палыч! Ну и перо у вас… Ага… Вот… Написала!
Встав, доктор приложил руку к сердцу:
— Премного благодарен, милая Ксения Николаевна!
— Ну-у… поблагодарили ж уже…
Артем лично проводил гостью, и, стоя во дворе, долго смотрел в след коляске, думал о чем-то таком…
От мыслей его вдруг отвлек знакомый голос:
— Ох, Иван Палыч… Я смотрю, опять она у вас…
— Привезла денежную помощь… Здравствуйте, Анна… Львовна!
Ну, ведь надо же так! Как нарочно все. Как нарочно…
— На станцию собрались? В город?
— Да нет, к вам, — учительница говорила без улыбки, строго, по-деловому. — Вечером Иннокентий приедет… ну и еще наши… Так вы книги-то принесите! Надо ж вернуть.
Вечером в школе встретились практически той же революционной компанией, правда, нынче чисто мужской, если не считать саму Анну Львовну, так сказать, хозяйку мероприятия. Пухленькая революционерка Маша нынче приехать не смогла. А вот Заварский явился, несмотря на то, что был объявлен в розыск. Понятно, сам черт ему не брат… но, зачем же подставлять Аннушку?
Беглый каторжник на этот раз был в сюртуке и военных штанах защитного цвета, заправленных в высокие сапоги. Трое студентов-гимназистов все так же в тужурках. Артем помнил их имена — Николай, Степан, Юлий. Только вот, как конкретно кого звали — сказать бы не смог.
— Ну, что же, товарищи, начнем! — нынче первую скрипку Заварский взял на себя. — Не будем терять время. Поговорим об оборончестве! Хочу пояснить, почему мы, интернационалисты, считаем такую позицию подлостью. Да-да, именно так, Анна! И прошу без обид. Что значит, товарищи, война до победного конца? Это продление гнусной власти помещиков, буржуазии, царя! Никакой демократии, никакой социализации земли мы от них не дождемся, товарищи! И в этом я согласен с эсдеками. С теми из них, кто назвал себя «большевиками»… Так вот…