— Ладно, девушка. Ты хочешь служить за хлеб и одежду, — хозяйка мельком взглянула на Тристана и повернулась к девушке.
Тристан сразу решил, что это — девушка. Правда, пятнистая кожа очень портила ее лицо, но сама она была вполне привлекательна.
— Сложи свое барахло вон там на лавку, — ткнула пальцем хозяйка, — и отправляйся на кухню, если и вправду хочешь заработать, — и она, не ожидая ответа, подошла к столику, занятому Тристаном.
— Каша, Мастер. Ломтик свиной щеки. Свежее пиво.
Он согласно кивнул и опустил глаза, уходя в свою обычную задумчивость.
Хозяйка отошла. Тристан так и не поднял глаз, пока перед ним на стол не опустился поднос. Подавала его новая девушка. Она сняла свой плащ, и теперь была видна остальная одежда. Он оказался прав — она, действительно, не крестьянка. На ней была хорошей ткани юбка для верховой езды. В ее разрезе мелькали тоже не новые и потертые, но вполне добротные сапоги. Фигура ее была гибкой и стройной, и ни одному мужчине и в голову бы не пришло, что пятна на ее лице могла вызвать беременность. Вряд ли ей было нужно копье для защиты. Одного взгляда на эти темные пятна, наверное, хватило, чтоб остудить самого пылкого ухажера и оставить ее в такой же безопасности, как статую Гунноры, у которой фермеры просят благословения своим полям.
— Ваша еда, Мастер.
Она красиво и аккуратно, совсем не как хозяйка, поставила на столик рассыпчатую коричневую кашу и сочные ломтики мяса.
— Спасибо, — ответил Тристан с равнодушной вежливостью.
Он потянулся за кружкой и с удивлением заметил, как отшатнулась, уставившись на его руку, девушка. Он успел понять, что ее что-то испугало, но когда через секунду взглянул на нее, она уже справилась с собой и стояла, опустив глаза, как положено трактирной служанке.
— Что-нибудь еще, Мастер? — спросила она безразлично. Ее произношение тоже говорило не о деревенском воспитании.
Да, много горя в долинах, если молодые образованные женщины согласны прислуживать в трактире за кров и пищу. Ну да что ему до этого? Наверняка, не одна она выброшена войной из привычной жизни. И надеяться ей не на что. С такой физиономией мужа ей не найти, разве что слепого.
— Нет, — ответил он.
Она отошла легко и грациозно, всеми движениями выдавая свое благородное происхождение.
Что ж, пройдет не так уж много времени, и он тоже войдет в высшее общество. Он твердо верил, что это обещает ему сама судьба.
И особую цену в его глазах приобретало это положение тем, что добьется его он сам, своими силами, а не получит по праву рождения. Девушка все потеряла, а он хотел все приобрести. И, глядя на нее, он окончательно поверил в успех своих замыслов.
Глава третья
Дорога по вершинам холмов показалась Герте еще труднее, чем до Нордендейла. Очень мешали сугробы и рыхлый осыпающийся снег. Но другой дороги не было, а отступать она не собиралась. Она тяжело взбиралась на сугробы и снова съезжала вниз, с трудом балансируя, пыталась идти по гребням, а кое-где пришлось даже перепрыгивать щели, опираясь на копье. И старалась не думать, что ее ждет впереди. К Гунноре ее привела вера. К Жабам вела ненависть, и Герта хорошо понимала, что эта дорога к хорошему не приведет.
На шее у нее висели ладанка с зерном и травами — домашний амулет — Гунноры. Еще одна такая же защита в вороте рубахи. И даже в солому, которую она положила в сапоги для тепла, она добавила добрые травы. Но не очень верила, что все эти обереги помогут ей в месте черной власти. У каждой расы своя магия. Древние были слишком чужды людям, и с ними никогда нельзя было действовать наверняка. Может, эта детская магия трав только оскорбит их?
Когда ей становилось совсем страшно, она заставляла себя снова вспомнить, и горькая колючая память подгоняла ее не хуже, чем шпоры лошадь.
Куно тогда посоветовал ей съездить в монастырь Литендейл. Кстати, не потому ли теперь он так злится, что чувствует себя виноватым? Эту поездку ей никогда не забыть. При одном воспоминании ее до сих пор обжигает гневом и бессильной яростью. Куно тогда боялся, что война дойдет и до них, и считал, что ей безопаснее укрыться в монастыре. Но все повернулось по-другому.
Внезапно на их отряд обрушился дождь стрел. Ехавший рядом с ней молодой Дженеск вдруг захрипел, потянул руки к торчащей в горле стреле и медленно сполз с лошади. Прежде чем она увидела хоть одного врага, в отряде не оставалось ни одного живого мужчины. Она слезла с лошади, но тут же запуталась в какой-то веревке и упала. Только позже припомнился ей свист пролетевшего над головой аркана.
Очнулась она уже ночью, крепко связанная. У подножья скал горел костер, и сидящие вокруг него мужчины ужинали обжаренным на углях мясом. Это были захватчики.
Она лежала неподвижно, с тоской думая, что вот закончится ужин и тогда дойдет очередь и до нее, и она не в состоянии ничего сделать. И они действительно решили поразвлечься. Даже связанная, она пыталась отбиваться. Ализонцам это показалось забавным. Они смеясь обступили ее, постепенно разрезая путы вместе с одеждой, хватая и бесстыдно ощупывая. Но на большее у них не хватило времени. Это досталось тому, кто мог бы быть спасителем, а стал насильником!
Даже сейчас, при одном воспоминании об этом, ее кидало в жар от стыда и ярости.
Нападающие обрушились на отдыхавший отряд из темноты почти беззвучно. В одну минуту стрелы и копья нашли свою добычу. Остолбенев от неожиданности, она не успела ни шевельнуться, ни убежать, как кто-то резко и грубо бросил ее на землю и упал на нее, заламывая ей руки за голову. Она не успела рассмотреть его лицо, но на всю жизнь запомнила яркий браслет на его руке, больно врезавшийся ей в горло. И тут она потеряла сознание.
Очнулась она, когда кругом уже никого не было, только валялись на снегу мертвецы, да стояла привязанная под деревом лошадь. После всего происшедшего ей осталось только пожалеть, что она выжила. На какую-то минуту ей показалось самым лучшим выходом так и остаться в снегу, не двигаться и подождать, пока мороз не покончит с ней. Но в ней жил дух ее рода — рода воинов. Пока жив человек, оскорбивший ее, — стоило жить, хотя бы ради мести. Когда она поняла, что беременна, первым ее побуждением было избавиться от ребенка — ведь он был продолжением этого кошмара. То же самое советовал ей и Куно, правда его больше заботила репутация их рода. Но она так и не решилась. Пусть ребенок был плодом насилия, но хоть наполовину он принадлежал ей. Она всем своим существом чувствовала, что должна восстановить справедливость, иначе всю жизнь будет чувствовать на себе клеймо позора. Скоро эта жажда справедливости оформилась в два желания, две цели — родить ребенка, в котором не будет ни одной капли грязной черной крови, и покарать насильника. И, не слушая уговоров и угроз своего благоразумного брата, она отправилась к Гунноре. Ей повезло — Гуннора приняла ее желание и пообещала исполнить его. Теперь она готовилась осуществить второе.
Наступила ночь. Она нашла глубокую расщелину в скалах, хорошо защищавшую от ветра, покрепче закуталась в плащ и постаралась уснуть. Очнулась она внезапно и не сразу поняла, где находится. Что-то разбудило ее — какая-то глухая тревога и чувство, что должно случиться нечто.
Герта вылезла из щели и, — опираясь на свое копье, стала подниматься на вершину холма. Ярко светила луна, и перед ней белел нетронутый снег, а за ней тянулась цепочка темных следов. Впереди появилось какое-то бледное сияние, не похожее ни на лунный свет, ни на отблеск костра. Герта подумала, наверное, что это именно то, что она искала, и направилась прямо к нему.
Древняя дорога здесь хорошо сохранилась и была довольно гладкой. Герта копьем нащупывала дорогу в снежных заносах и спешила, как на свидание.
Ряды высоких камней появились перед ней неожиданно. Они располагались по кругу, далеко отстоя друг от друга на внешней линии и постепенно сближаясь к центру. Тропа проходила между ними, и Герта почти бежала по ней… На вершинах камней горели зеленоватые огни, и казалось, это гигантские свечи озаряют ее дорогу. Только свет их был холодным и нечеловеческим. Герта заметила, что сюда, в ряды камней, не проникал даже лунный свет. Она миновала три круга камней, потом еще четыре, а камни сходились все теснее, пока не сошлись в почти сплошную стену. Дорога, ставшая не шире лесной тропинки, подошла к воротам.
Герта чувствовала, что теперь она не может повернуть назад, даже если очень захочет. Что-то сильнее ее воли приказало ей пройти в ворота и остановиться. Она вышла на огороженную шестиугольную площадку. Невысокий каменный барьер шел вокруг центра, и в каждом из шести углов площадки прямо из земли поднимался столб пламени. Герта замерла, не в силах двинуться ни вперед, ни назад. За барьером, в самом центре площадки, стояли пять камней, светящихся голубовато-зеленым светом, как таинственные кристаллы. На их плоских вершинах, словно на причудливых тропах, сидели те, кого хотела найти Герта.
Она, пожалуй, и сама не знала, что именно она ожидала увидеть, но то, что появилось перед ней, было настолько чуждым и нечеловеческим, что она даже не испугалась. Да, это действительно было похоже на жаб — если в обитаемом мире вообще было что-то похожее. Трудно сказать, ходили они на двух или на четырех конечностях. Сейчас они массивными неуклюжими тушами громоздились на своих постаментах. Тяжелые широкомордые головы росли прямо из туловища. Их огромные золотистые глаза, длинные щели рта и крохотный дегенеративный подбородок и в самом деле напоминали жаб — но это все-таки были не жабы. Слишком сильно было исходившее от них ощущение разума и силы.
«Добро пожаловать, Искательница», — прозвучал в ее мозгу безличный голос.
Герта промолчала. Таким чужим и нечеловеческим оказалось то, к чему она стремилась, что теперь она не находила слов. А голос между тем продолжал:
— Что ты ищешь у нас, дочь человека? Избавления от своей ноши?
Этот вопрос сразу привел Герту в себя, и она твердо отв