Распалившийся временщик имел свои основания возмущаться. Он был доволен настоящим и не стремился к переменам. Мысль о возможных победах королевских войск была ему неприятна. И правда, пока все висело на волоске, король был в его руках, а вместе с королем и его земли и его авторитет. Необходимо было и впредь поддерживать эту политику «равновесия». Чем дольше она продержится, тем лучше. Поэтому-то разговоры о Деве, об Орлеане и коронации приводили Тремуйля в столь сильную ярость.
Король, струхнувший от слов своего любимца, совершенно утонул в кресле и робко скосил глаза на архиепископа. Уловив его взгляд, канцлер заговорил. Его физиономия осветилась приторной улыбкой, когда он кивнул в сторону шамбеллана.
– Да, сир де Тремуйль, конечно, прав, прав, как всегда. Все это возмутительная, неслыханная дерзость. Мало вероятия, чтобы девчонка оказалась святой. Скорее всего, она орудие дьявола. Однако, – тут монсеньер Реньо выразительно помолчал, – однако ее нельзя так просто устранить. Это было бы неблагоразумным шагом и могло бы крайне разгневать господа бога, – монсеньер Реньо перекрестился и поднял глаза к небу, – если бы господь бог был хоть в какой-то мере причастен к ее судьбе. Чем они рискуют, если подвергнут мнимую «святую» проверке? Она будет с легкостью разоблачена. Разве сиру де Тремуйлю не было бы интересно посмотреть на забавный спектакль? Лично он, канцлер, полностью поддерживая мнение шамбеллана, считает все же, что так называемую Деву следует принять во дворце и испытать. А потом, если их предположения подтвердятся, – архиепископ вздохнул, – ее можно было бы отдать и солдатам, как остроумно советует уважаемый сир де Тремуйль.
Король слушал эти слова с искренним удовлетворением, ибо они отвечали его собственным мыслям. Как-никак, а взглянуть на Деву все-таки любопытно. И он действительно в этом случае ничем не рискует…
Шамбеллан сопел сильнее, чем обычно. Он переводил взгляд с канцлера на короля и с короля на канцлера. Он потел и думал.
Аргументы монсеньера выглядели убедительно, много убедительнее, чем его, Тремуйля, ругань. Любопытство короля явно возбуждено. Интересно, чем руководствуется канцлер, делая свое предложение? Впрочем, он ведь не спорит с шамбелланом, он как будто согласен с ним. А что касается забавного представления… Что ж, Тремуйль не возражает. Он даже готов сам его организовать.
– Ваше преосвященство говорит мудрые речи, – подытожил свои мысли де Тремуйль. – Они отвечают и нашим желаниям. Однако чтобы спектакль стал действительно занятным, мы предложим одно предварительное испытание. Пусть мнимая «святая» на приеме сама отыщет короля в толпе придворных и подойдет прямо к нему… – И де Тремуйль, восхищенный своей выдумкой, так захохотал, что чуть не свалился с кресла.
Улыбнулся и король. Монсеньер Реньо секунду помолчал. Последнее предложение шамбеллана ему не понравилось, ибо он не верил в чудеса. Но делать было нечего. Впрочем, при известной сообразительности отличить короля от других было не так уж трудно…
Канцлер поддержал своего соперника и даже похвалил его изобретательность.
Король не скрывал удовлетворения. Путь к решению сложной проблемы был найден. Веселый и успокоенный, Карл милостиво отпустил советников, тем более что его желудок недвусмысленно говорил о приближении обеденного часа.
Глава 5Испытание
В шинонской гостинице было неуютно и холодно. Печей не топили за неимением дров: все запасы топлива к концу зимы поглотил замок.
Жанна куталась в одеяло, но не могла согреться. Мысли были грустные.
Лотарингские рыцари ничего не добились. Сир Бертран угрюмо молчал. Более экспансивный Жан из Меца чертыхался и клял Карла VII.
Жанну возмущали такие речи. Она запретила хулить своего милого дофина и уверяла, что, претерпев так много, следует подождать еще немножко.
Впрочем, самой ей ждать было труднее, чем остальным…
На следующее утро появились попы. Это были представители духовенства из замка, посланные по распоряжению советников короля. Попы с любопытством и опаской рассматривали Деву. Потом начали забрасывать вопросами.
Жанна интуитивно не доверяла церковникам. Она до самозабвения верила в бога, но испытывала неприязнь к его сребролюбивым служителям.
Сначала девушка наотрез отказалась отвечать. Ей дали понять, что при таком поведении она никогда не увидит короля. Один из попов мягким и вкрадчивым голосом объяснил, что они посланцы Карла VII и имеют целью подготовить ее к приему. Жанна смирилась.
Уходя, соглядатаи в рясах постарались сделать свои лица непроницаемыми. Мысли у всех были одни и те же. Будь их воля, они показали бы этой строптивой мужичке, где раки зимуют… Но они хорошо помнили инструкцию, полученную от его высокопреосвященства, архиепископа Реймского…
Наступил вечер восьмого марта.
В приемном зале главного шинонского дворца зажгли пятьдесят больших факелов. При столь ярком освещении можно было рассмотреть даже закопченную роспись потолка и причудливые узоры на пестрых коврах, развешанных вдоль стен.
А платья придворных выглядели совсем фантастично.
Дамы, разодетые в бархат и парчу, ослепляли своими лебедиными шеями и изысканной прелестью модно-безбровых лиц. Их талии были туго затянуты. Высокие головные уборы, напоминавшие рога или сказочные башни, прятали волосы, создавая впечатление, что головы их обладательниц начисто выбриты.
Кавалеры, напротив, щеголяли длинными локонами. У многих они спадали на воротники роскошных камзолов и шуб, подбитых драгоценными мехами. Черные и цветные трико обтягивали ноги. Покрытые бисером башмаки оканчивались непомерно длинными носами, затруднявшими ходьбу. Округляя локти, играя эфесами разукрашенных камнями кинжалов, кавалеры любезничали с дамами или беседовали друг с другом.
Здесь можно было видеть весь цвет двора, все то, что еще блистало настоящими или поддельными драгоценностями, создавая достойный фон французскому королю.
Единственной темной кляксой на этом ярком фоне был сам король. Его внешность резко контрастировала с роскошной и вычурной обстановкой. Большая голова, выглядевшая еще большей от покрывавшей ее огромной черной шляпы, жалко качалась на непомерно тонкой шее. Простой черный камзол с надставленными рукавами говорил о бедности. Кривые ноги с подагрическими коленями, также обтянутые черным, поминутно вздрагивали.
Подозрительно кося глазами, король переходил от одной группы придворных к другой. Чаще всего он останавливался у середины зала, где собрались лица, привлекавшие всеобщее внимание. Это были главные советники двора: шамбеллан де Тремуйль, сенешал[9] де Гокур, канцлер де Шартр и еще несколько пожилых господ.
Жорж де Тремуйль особенно выделялся роскошью своего костюма и своим важным видом. На его жирном лице застыла самодовольная улыбка. Его необъятное брюхо, туго затянутое в бандаж, выпирало из-под алой бархатной шубы. Молча поглядывая по сторонам с целью определить, какое впечатление производит его особа, он незаметно прислушивался к беседе, которую монсеньер архиепископ вел со знатными послами, прибывшими из Орлеана. Послы, оказывается, приехали, чтобы посмотреть на Деву. Они просят, чтобы ускорили ее отъезд в помощь осажденному городу. Дуралеи! Они сами не знают, чего хотят. Сейчас эти господа увидят веселое зрелище, которое раз навсегда отобьет охоту к подобным авантюрам.
Почтенный шамбеллан рассчитал все тонко. Не случайно потребовал он, чтобы прием был обставлен особенно пышно. Не случайно порекомендовал королю надеть самое ветхое платье. Де Тремуйлю казалось, что он уже видит, как все произойдет.
Вот подлая мужичка входит в зал.
Вот стоит она, ошеломленная, ослепленная, потерявшая дар речи…
Ей надо найти короля, и она после долгих попыток справиться со своим смущением робко подходит к нему, шамбеллану, ибо кто же здесь одет богаче его?
Вот вам и конец забавного спектакля! Де Тремуйль едва удерживается от смеха. Лицо его краснеет с натуги. Ей-богу, он сейчас прыснет!..
Внезапное движение в зале заставляет шамбеллана отвлечься от своих мыслей. Шепот проходит по толпе придворных. Все замирают и с любопытством смотрят на дверь…
Это она!..
На пороге появляется граф де Вандом. Слегка наклонив голову, он проходит вправо, к камину.
Из-за его спины возникает юный паж в черном суконном костюме, с волосами, подстриженными в кружок…
Паж останавливается. Его губы вздрагивают. Его глаза скользят по лицам придворных. Затем уверенно, без тени смущения, быстрым шагом идет он вперед, к центру зала…
Жанна хорошо помнила, как все произошло.
Когда граф де Вандом явился в ее убогую гостиницу и сообщил, что король посылает за нею, она хотя и ждала этого, растерялась до смешного. Однако, подбадриваемая рыцарями, девушка быстро справилась с собой. На улице их ждала возбужденная толпа, проводившая Жанну до ворот замка. Поднимаясь по каменным ступеням вслед за молчаливым графом и стражником, несшим факел, девушка тщетно старалась унять биение сердца. Когда перед ней открылись двери приемного зала, она чуть не зажмурила глаза: так здесь было ярко и необычно.
Боже, какая роскошь, сколько красок и блеска! И какие лица! Все смотрят на нее… Одни – с улыбкой, другие – с холодным любопытством, третьи – с нескрываемой злобой. И ни одного дружелюбного, светлого взгляда!
Но где же он?
Не тот ли, с приторно-сладкими глазами? Нет, тот в рясе.
Или, может быть, этот, самый важный, со злым лицом? Нет, этот слишком толст и стар. Он совсем, совсем не такой!..
Его нигде не видно! Его нет! Эти гордые сеньоры насмеялись над ней, простой деревенской девчонкой!..
Жанна чувствует, как гнев и боль подходят к горлу. Она сжимает кулаки. Сейчас она повернется и убежит отсюда, от всех этих обманщиков в роскошных одеждах и с холодными сердцами.
Но что это?.. Чьи-то немигающие глаза следят за нею, испуганно следят из-за придворных. Чье-то маленькое, худое тело прячется за спинами блестящих господ.