— Инвестиция? Нет. Но поглощение — да.
— Поглощение? — Харриет удивленно вскинула брови. — Но в контрактах речь идет только о двух процентах.
— Разве я когда-либо беспокоился о двух процентах чего-либо? Лететь через полмира ради такой незначительной доли? Нет, Харриет, это не инвестиции. Каэтаносы были небрежны. Мало того что они распродали долю бизнеса, они еще каждый дробили свои собственные доли, время от времени скидывая часть акций. И каков же результат? Никто из них не знает, сколько всего акций было передано посторонним.
— А вы знаете.
Это был не вопрос, но Деанджело все равно ответил:
— Сорок девять процентов. И даже если бы они знали, что продано так много, они, скорее всего, предположили бы, что большинство акций принадлежит теперь сотням инвесторов по всей Южной Америке и что они могут продолжать вести себя как мажоритарные владельцы. Однако это заблуждение. Все сорок девять процентов в настоящее время принадлежат дочерним компаниям «Эйон». Это было бы достаточно легко проследить, если бы Каэтаносы удосужились это сделать. Я не совершил ничего противозаконного. Но сейчас семейка Каэтанос готова обхаживать меня, пытаясь убедить приобрести два процента акций, не зная, что в таком случае я завладею контрольным пакетом.
Сердце Деанджело сжалось в предвкушении этого момента.
— Похоже, вы прикладываете слишком много усилий, чтобы купить сеть нерентабельных отелей. Да, здания — великолепные образчики архитектуры Старого Света. Но, судя по их фотографиям в Интернете, им требуется серьезный ремонт. И острова потрясающе красивые, но местные власти погрязли в коррупции. Если вы планируете владеть собственными отелями, разве не проще начать строить их с нуля?
— Речь идет не об отелях, Харриет. Речь идет о восстановлении справедливости.
А еще о выполнении обещания, которое Деанджело дал своей матери. Он машинально провел пальцем по тонкой линии шрама на своем лице, тянущейся от лба к подбородку, и подумал: «Я заставлю их заплатить! Каждого из них! Я сотру имя Каэтанос из памяти всего города. И это стоит любых денег!»
Деанджело резко сменил тему.
— Что-нибудь еще?
— Да… — Харриет запнулась. — Вы меня наняли только потому, что…
Она снова сделала паузу. Харриет обычно не была болтливой, но Деанджело никогда прежде не видел, чтобы она не могла подобрать необходимые слова.
— Потому что мне нужно, чтобы вы изображали из себя мою жену? — подсказал он.
— Да. — Харриет покраснела. — По крайней мере, жену Маркоса Сантоса — именно под этим именем вы сказали забронировать вам номер.
— Боюсь, это тоже я, — сухо пояснил Деанджело. — Маркос — мое второе имя.
Свое первое имя, Лучано, он оставил в Бразилии. Так его называли только в семье отца. Для своей матери он всегда был Деанджело — ее ангелочек.
— Верно. И все-таки мне не понятно, почему вы взяли другое имя?
— Подумай сама, Харриет. Таким образом можно быть уверенным, что Каэтаносы не поймут, кто я. Ведь если они решат, что «Эйон» заинтересована в покупке их отелей, то завысят цену. А Маркос Сантос, генеральный директор небольшой технологической фирмы, не вызовет никаких подозрений.
Деанджело сжал кулаки. В каком-то смысле он предпочел бы, чтобы его узнали с первого взгляда. Но они всегда его игнорировали, считали ниже себя, отрицали само его существование и претензии на родство. Так с чего бы им, спустя шестнадцать лет, вдруг вспомнить фамилию его матери и его полное имя? Разве они признают того тощего мальчишку в человеке, которым он стал?
«Каэтаносы еще пожалеют о том дне, когда отреклись от меня и лишили мою мать наследства!» — подумал Деанджело.
Он был в этом твердо уверен.
У Харриет на лице все еще было написано недоумение.
— Хорошо, я могу понять, почему вы решили изменить имя. Но зачем вам понадобилась жена?
— Чтобы наша встреча не выглядела слишком официальной. Хочу застать их врасплох.
Харриет взяла свой планшет со стола. Ее волосы золотистым облаком упали ей на лицо.
— Надеюсь, вы не станете возражать, если я скажу, что весь этот план кажется совершенно безумным.
— Можете говорить все, что угодно, только сыграйте свою роль должным образом. Просто помните, что у нас якобы медовый месяц, и все будет хорошо.
Харриет уже была у двери, но, услышав последнюю фразу, она остановилась и повернулась, вскинув брови.
— Простите… Мне показалось, что вы сказали «медовый месяц».
— Да, я так и сказал. Это идеальное прикрытие. Мы так и заявим семейству Каэтанос, что приехали в Рио на медовый месяц, а заодно я решил провести переговоры об инвестициях. Гарантирую, что они поверят. Я хорошо скрыл свои следы, но мне будет удобнее с дополнительным уровнем защиты. — Деанджело не знал, что означает недоверие на лице Харриет, но, похоже, ей не понравилась его идея. — Вы уже согласились выдавать себя за мою жену, — добавил он. — Я не прошу вас делать того, что мы не обсуждали.
— Хотите представить нас молодоженами?
— Да.
— Но молодожены совсем не похожи на супружескую пару, состоящую в браке в течение десяти или даже всего двух лет. Люди ожидают, что только поженившаяся пара будет вести себя… по-молодоженски.
— «По-молодоженски»? Да разве такое слово вообще существует?
— Да!
Деанджело воззрился на свою помощницу, которая казалась необычно взволнованной. Ее щеки окрасил нежный розовый румянец, а голубые глаза засияли ярче. Негодование и смущение лишили ее профессиональной сдержанности. Словно поднялась завеса, и открылась вся сила характера Харриет, превращая ее привычную привлекательность во что-то более глубокое, более живое.
Харриет сглотнула ком в горле и сказала внезапно охрипшим голосом:
— Неужели обязательно представляться новобрачными? Ведь это так интимно.
«Интимно»… Когда это слово прозвучало из ее уст, Деанджело показалось, что в офисе стало жарко, и он потянул за воротник свою рубашку.
— Мы не собираемся провести с Каэтаносами все наше время в Рио — только первую встречу, во время которой они попытаются убедить меня вложить деньги в их бизнес, а также нам придется присутствовать на собрании акционеров, которое состоится двумя неделями позже. Медовый месяц — это просто прикрытие, а не ролевая игра. Я буду изображать парня из трущоб, который недавно разбогател и отчаянно пытается наладить связи с нужными людьми, но постоянно отвлекается на свою новоиспеченную жену. Это не сложно.
— Даже так… — Харриет помолчала, покусывая нижнюю губу. — Нам будет нелегко притворяться молодоженами. Если мы будем вести себя как обычно, то никто не поверит, что мы недавно поженились. Вам нужно будет убедить любого, кто посмотрит на нас, что вы без ума от меня, и я должна вести себя так же. Но только там, где нас могут видеть люди.
— Разумеется.
Деанджело ни разу в жизни не терял голову от любви.
— Разумеется, — повторил он. — И как вы предлагаете нам вести себя, чтобы убедить людей, что мы по уши влюблены друг в друга?
Слово «влюблены» показалось ему странным, чувственным, и, произнося его, Деанджело внезапно представил, как Харриет улыбается ему, ее рука лежит в его руке, а ее роскошное тело согревает его своим теплом. Он сделал глубокий вдох и отогнал непрошеное видение.
Харриет снова вернулась к столу босса. Деанджело застыл, невольно любуясь изгибом ее бедер и стройными ногами, вдыхая запах ее духов с ароматом земляники.
— Я никогда не была в свадебном путешествии, но полагаю, молодожены обычно стремятся держаться рядом и то и дело прикасаться друг к другу.
Рука Харриет приблизилась к его плечу и тут же резко отдернулась, но Деанджело все равно показалось, что он чувствует тепло ее пальцев на своей лопатке.
Он выпрямился, пытаясь избавиться от призрачной ласки.
— Именно так вы себя ведете, когда влюблены?
— Я… я никогда не была влюблена, — ответила Харриет и добавила, вскинув подбородок и сверкнув глазами: — Хотя я встречалась с мужчинами… Но речь сейчас не обо мне, а о том, что делают другие люди и чего будут ожидать от нас. Например, нам придется все время смотреть друг другу в глаза, называть друг друга ласковыми словами типа «дорогая», «милый» или что-то в этом роде.
— В Бразилии мы бы сказали: «керида», «минья амада» или «ме амор».
И как только это вспомнилось? Деанджело уже давно не говорил на португальском. Десять лет он отучился в частной школе, где преподавание велось на двух языках — португальском и английском. Переехав в Великобританию, он приложил много усилий, чтобы говорить, думать и даже видеть сны на языке этой страны. Так почему же ему сейчас так легко представить, что он говорит такие слова Харриет?
— Да, — сказала она немного неуверенно, отступив на шаг. — Это то, что надо. Теперь вы понимаете, почему было бы легче отказаться от затеи с медовым месяцем?
— Я не согласен с тобой, керида. — Снова это ласковое слово с легкостью сорвалось с его губ. — Уверен, что мы справимся, если попытаемся.
— К тому же, — добавила Харриет, делая еще один шаг назад, — у меня в гардеробе нет ни одной вещи, которая подошла бы жене богача, и я бы очень удивилась, если бы у вас нашелся наряд, уместный для отдыха на пляже. Нам гораздо лучше придерживаться той версии, к которой, я полагаю, вы склонялись сначала: жена сопровождает своего мужа в командировке и одета соответственно.
— Что вам нужно?
— Для чего?
— Для медового месяца?
— Платья, купальники, хорошая обувь, одежда, которая заставляет меня чувствовать себя особенной… сексуальной…
Последнее слово словно повисло между ними в воздухе, сгустив его. Деанджело стало тяжело дышать.
— Тогда возьмите отгул до конца дня и купите все, что вам нужно. У вас еще сохранилась карточка «Эйон»? — Харриет молча кивнула. — Когда я закончу здесь с делами, мы встретимся и сможем попрактиковаться в изображении молодоженов. Закажите нам столик в каком‑нибудь ресторане. На этом пока все.