Миф о вечной женственности поддерживают и мифы творения в христианской, иудейской и исламской традициях. Во второй главе Книги Бытия утверждается, что Ева была создана для Адама, чтобы стать его покорной служанкой. Адам был сотворен первым, и потому его присутствие в этом мире первично, а присутствие Евы вторично. Таким образом создается прецедент, согласно которому мужчина становится мерой всего мира, универсальным человеком, творцом, а женщина – комфортной, приятной компаньонкой. В экзистенциальной парадигме Адам – сущностное создание, а Ева – несущностное. Она – приложение к мужчине, подчиненный (впрочем, ненадежный) Другой, созданный из него и для него.
По де Бовуар, миф о вечной женственности разрушает взаимоотношения между полами, так как мужчины хотят видеть в женщине Другого. Они пытаются свести фактичность, согласно которой женщины всегда вторые, а мужчины первые, до уровня порабощения. Однако укротить женскую трансценденцию целиком и полностью не удается, и это раздражает мужчин, которые хотели бы контролировать женщин{39}. Конфликт порождают посягательства на то, что мужчинам не принадлежит, – женскую свободу. Подобными заблуждениями в какой-то мере объясняется, почему мужчины так одержимы идеей контроля над женским телом и так жаждут заставить женщин замолчать.
За то, что она бросила вызов мифам вроде идеала вечной женственности и не пожелала им соответствовать, Симоне де Бовуар пришлось расплачиваться. После выхода «Второго пола» на сорокаоднолетнюю писательницу обрушилась лавина похвал и ненависти. Де Бовуар открыто рассказывала о женском опыте, подробно рассуждая, среди прочего, на такие табуированные темы, как менструация, половое созревание, секс и угнетение женщин.
Одни читатели горячо восхищались ее искренностью и храбростью. Вторых шокировало обнародование такого количества интимных подробностей, касающихся женского тела. Третьи критиковали де Бовуар за то, что она недостаточно осветила разнообразие женского опыта – в частности, обошла вниманием темнокожих. По словам самой де Бовуар, недовольные, особенно мужчины, не стеснялись в выражениях, осыпая ее колкостями и бранью, и не жалели желчи: «Неудовлетворенная, холодная, ненормальная, пережившая сотню абортов, нимфоманка, лесбиянка – я была всем, и даже родившей вне брака. Предлагали вылечить меня от фригидности и утолить мои вампирские аппетиты»{40}.
Философ Альбер Камю, лауреат Нобелевской премии по литературе 1957 года и в прошлом друг де Бовуар, утверждал, что она «выставила на посмешище французского самца»{41}. Кто-то называл ее произведение порнографией. Вспоминая в более поздних мемуарах о реакции на «Второй пол», де Бовуар отмечала разгул двойных стандартов: для мужчины обсуждать женское тело нормально, а женщину за то же самое заклеймят как развратницу. «Можно было подумать, что ни Фрейда, ни психоанализа не существовало. Какая демонстрация общего цинизма под предлогом бичевания моего!» – писала она{42}.
«Второй пол» явно задел мужчин за живое и извлек на свет множество комплексов: а что, если их превосходство над женщинами незаслуженно; а вдруг они не так хороши в постели, как надеялись; неужели женщины способны получать сексуальное удовлетворение и без них? Некоторые боялись, что книга поможет женщинам осознать: им вовсе не обязательно терпеть недостойное поведение мужчин.
В неоконченном комментарии 1957 года Лоррейн Хэнсберри вспоминала противоречивую реакцию на «Второй пол» в Соединенных Штатах. По ее свидетельству, американцы восприняли книгу серьезнее, чем американки. Мужчины, поддерживающие идею равноправия, ею восхищались. Некоторые из них, даже не соглашаясь с де Бовуар, отнеслись с достаточным уважением к ее труду, признавая «его колоссальный вес и несомненную гениальность», как писала Хэнсберри. Нашла книга преданных поклонниц и среди женщин. Одна знакомая Лоррейн Хэнсберри, актриса и драматург, к ужасу режиссера-мужчины, читала «Второй пол» вслух своим коллегам, «просвещая» их между выходами на сцену. Иные читательницы штудировали книгу с карандашом, видя на ее страницах свое «освобождение» и призывы к «égalité, fraternité, liberté – pour tout le monde!»[5]. Однако многие женщины, даже образованные и придерживающиеся феминистских взглядов, отнеслись к труду де Бовуар прохладно и критиковали его за излишнюю жесткость в том, что касалось брака и материнства, и за чрезмерную озабоченность сексом. «Я видела, как четко и трезво мыслящие типичные американки (не терпящие и презирающие наиболее возмутительные проявления кодекса мужского превосходства), поморщив какое-то время лоб над книгой, откладывали ее в сторону и больше к ней не возвращались»{43}.
Ватикан, видимо, счел «Второй пол» слишком опасным, чтобы просто отложить в сторону, поэтому в 1956 году внес его (вместе с романом «Мандарины») в ныне упраздненный список запрещенных книг{44}. Иногда, впрочем, черный пиар – тоже пиар: «Второй пол» продавался на диво хорошо. За первые пять месяцев было напечатано около 55 000 экземпляров – огромный тираж для любой книги, а уж для философского сочинения в 1949 году просто запредельный. С тех пор книгу перевели почти на сорок языков и издают миллионными тиражами{45}.
И все равно де Бовуар находилась в привилегированном положении. Немалому числу представительниц ее пола отказ соответствовать идеалу вечной женственности – мужским стандартам, определяющим, какой должна быть женщина, – может стоить жизни. –[6]. Темнокожие американки всегда страдали больше, чем белые, – еще со времен рабства, когда им не принадлежало даже собственное тело. Если с белыми женщинами могли обращаться как с объектами иногда, то темнокожие были вещью в самом буквальном смысле, и наследие этого «белого взгляда» не изжито по сей день.
На пути прогресса часто встают и мифы, связанные с биологией. Обычно биологию привлекают для объяснения различий между полами. У животных самца и самку, как правило, определяет их роль в размножении, хотя исключения есть и здесь. Сравнивая себя с животными, мы можем что-то узнать о биологических процессах у живых существ. Но о смысле человеческого бытия биология ничего нам не скажет.
Экзистенциализм предлагает собственный ответ на вопрос, чем отличается человек от всех прочих животных: они действуют инстинктивно, а человек трансцендирует. Де Бовуар во «Втором поле» доказывала, что человек идет на риск, чтобы преодолеть свое естественное состояние, выходит за пределы данных ему обстоятельств и ищет в жизни смысл{46}. (Животные тоже думают, чувствуют, образуют социальные связи, но, насколько нам известно, не умеют философствовать.) Быть человеком – значит деятельно преодолевать факты своего существования так, чтобы создавать смысл.
«Как только мы соглашаемся рассматривать личностную перспективу, в которой тело определяется исходя из понятия существования, биология становится абстрактной наукой»{47}, – писала де Бовуар. Биология задает факты нашей жизни, но не смысл. Смысл рождается из того, как мы живем, что делаем и как поступаем. Мы создаем этот смысл, совершая выбор, будучи обладателями доставшихся нам от рождения половых органов в обществе, где этим органам приписываются определенные ценности.
Биология, разумеется, способна порождать сложности и конфликты между фактичностью и свободой. Физиология то и дело встает на пути к насыщенной жизни и самореализации. В двадцать лет менструальные боли донимали меня так, что в перерывах на работе я сворачивалась в позе эмбриона под столом или на полу в ближайшем туалете. Многим женщинам менструация доставляет если не мучительную боль, то неудобство; роды оборачиваются если не угрозой для жизни, то жестокой пыткой, а кормление грудью если и не изнуряет, то ощутимо выматывает{48}. Тем не менее благодаря развитию технологий, контрацептивам и медикаментам со всем этим удается справляться успешнее. Мне лично, как выяснилось, хватает либо противозачаточных, либо одной таблетки анальгетика раз в месяц, чтобы забыть о боли.
Нас определяет не только вид тела, которым мы обладаем. Важно также, что мы с этим телом делаем и что нам позволено и удается с ним делать. Проблема женщин в том, что значимость нашего тела – значимость нашей биологии – в основном определяют мужчины, чья власть основана на мифах. Мифы, связанные с биологией, часто служат орудием оправдания несправедливости, но основой социальных систем ценностей биология выступать не может.
Еще одним потенциальным мифом, препятствующим подлинности, де Бовуар считает психоаналитические теории. Теория, что женщины думают иначе, поскольку у них «женский мозг», распространена, при всей ее недоказанности, довольно широко. В продвижении этой идеи Симона де Бовуар обвиняет основоположников психоанализа во главе с Зигмундом Фрейдом. Фрейд, как известно, полагал источником множества женских проблем отсутствие пениса (эта мысль гораздо больше говорит о самом Фрейде, чем о женщинах). Фрейд не исследовал ни широкий контекст причин, позволивших мужчинам утвердить свое господство, ни воздействие социоэкономических структур, ни роль выбора и ценностей.
Фрейд и психотерапевт Альфред Адлер описывали детей как существ, которые стремясь идентифицировать себя с отцом или матерью, мечутся между маскулинностью и феминностью. Де Бовуар относит эти теории к мифам и более вероятной причиной детских неврозов у девочек видит другую: они разрываются между стремлением проявлять свободу и быть «хорошей девочкой». Хорошие девочки стараются соответствовать критериям вечной женственности. Хорошие девочки делают, что велено; первыми ни с кем не заговаривают, заботятся о том, чтобы выглядеть привлекательно, держатся скромно и всегда улыбаются.