совместных предприятий (переводчики с китайского в Москве немногочисленны и потому ценимы), женат не был и не так давно расстался с девушкой-хиппушкой, все время учившей его жить. Хиппушка любила изрекать фразы типа: «Как говорит мой учитель, пророк новой эры Витя Пупышев»… Витя Пупышев целыми днями просиживал на Арбате и говорил ужасные глупости, явно почерпнутые из Интернета. Хиппушка его обожала и пыталась склонить Артемова к такому же образу жизни. За полгода это его достало.
– Вань,- обратился он к виновнику торжества, чей день рождения как раз отмечался.- Это кто?
– Это?- Ваня глумливо подмигнул.- Это не для нас сварено. Катя Остапчук, слыхал такую фамилию?
– Не слыхал,- честно признался Артемов.
– Я тоже не слыхал,- вздохнул Ваня.- Но говорят, что она дочь ужасно крутых родителей. И сама – видишь какая? К телу никого не допускает. Тут такие люди зубы себе обламывали, что куда тебе. Поклонников – до Чукотки раком не переставишь,- Ваня очень любил это выражение и произнес его со смаком.- Даже и не пытайся.
Артемов любил трудноразрешимые задачи, а неразрешимых пока не встречал. Невзирая на недавний облом с хиппушкой, он не жаловался на дефицит женского внимания, сложение имел гибкое, лицо смуглое, с несколько китайчатым разрезом глаз, усы брил, волосы стриг коротко, умел изъясняться с восточной витиеватостью и чрезвычайно много читал. Больших денег на красивые развлечения у него не водилось, но уболтать он мог кого угодно.
– И кто за нею волочился?- процитировал он.
– За нею волочился Смирнов,- Ваня назвал в качестве убойного аргумента фамилию редкого хлыща с их курса, который благодаря рыбному бизнесу отца швырялся деньгами и ездил на джипе.
– Смирнову и я бы не дал,- честно сказал Артемов.- Он кретин полный.
– И еще за ней один бегал, лет сорока,- продолжал Ваня,- коммерческий директор чего-то там. Подарил манто бог знает из чего. Мексиканский тушкан отдыхает. Манто взяла, но и только.
– Молодец девушка,- сказал Артемов. Катя Остапчук нравилась ему все больше.
– И наконец,- этот факт Ваня приберег для пущего эффекта,- за нею волочился Бобров! Но и здесь – увы, увы и увы.
Бобров, генератор телевизионных идей, стоявший у истоков народной программы «Доброе утречко» и создатель телеканала «Сквозняк», вел на НТВ программу «Осчастливчик». По слухам, перед ним не мог устоять никто. Артемов лично знал штук шесть девушек, уверявших, что Бобров регулярно бывает с ними близок. Если все они не лгали, бледность его в последних выпусках «Осчастливчика» была более чем объяснима.
– Это набор стандартный,- припечатал Артемов.- Сынок, нувориш, плейбой… Слышь, Вань, ты ведь с ней хорошо знаком, да?
– Познакомить?- хихикнул Ваня.
– Нет, голубчик. Банальщина. Намекни ей, пожалуйста, что я киллер.
Ваня свистнул.
– В какой форме? Я боюсь, это будет не очень естественно…
– Господи, ну мне, что ли, учить тебя!
– Нет, ну как ты себе это представляешь? Мы сидим за столом, я ей накладываю салату и тут говорю: между прочим, вот этот смуглый брюнет справа – киллер. Она сразу: ой, как интересно! Можно он кого-нибудь убьет? У нас же тут все люди со способностями. Гамалов стихи читает. Лукьянова знает восемь языков. Ашумова вяжет крючком из рыболовной лески. А Коля Артемов сейчас по просьбам публики произведет контрольный выстрел в затылок.
– Ванечка!- проникновенно сказал Артемов.- Честное слово, это женщина моей мечты.
Ванечка был уже довольно хорош и потому, отважно махнув рукой, пересел поближе к Кате Остапчук, оживленно беседовавшей с кем-то из гостей. Он в своей легкой манере включился в разговор, что-то быстро сострил, а потом повел Катю курить на балкон и там долго о чем-то рассказывал. Пару раз Катя обернулась, мило щурясь, и на лице ее была написана явная заинтересованность. После перекура она вместе с Ваней подошла к Артемову и с детской естественностью спросила:
– Коля – вас ведь Коля зовут, да?- ваш друг намекнул, что вы человек очень интересной профессии.
Артемов смерил Ваню столь убедительным ненавистническим взглядом, что тот невольно поежился.
– И кое-кто имеет шанс очень быстро в этом убедиться,- сказал он вежливо.
– Ну, вы тут поболтайте,- быстро сказал Ваня,- а я пойду распоряжусь насчет горячего,- и его сдуло в кухню.
– Знаете,- сказала Катя, словно они век были знакомы,- мне даже не то интересно, что у вас профессия такая экзотическая, а то, что вы признались. Ванька ведь знает откуда-то? Я не думаю, что он пользовался вашими услугами.
– Если бы он пользовался моими услугами,- флегматично сказал Артемов,- нас познакомил бы кто-нибудь другой.
Катя засмеялась.
– А почему же вы не скрываете, что…- фраза повисла.
– Лист лучше прятать в лесу,- пожал плечами Артемов.- Все равно никто не верит.
– А если я поверю?- поинтересовалась она.
– Вы-то явно не поверите,- закинул он первую удочку.- При вашем характере интересоваться моей средой – не знаю… противоестественно как-то…
– А что вы знаете о моем характере?
– Знаю, что вы человек очень живой. А я… редко имею дело с живыми. И недолго.
Дальнейший разговор от него больших усилий не потребовал: рассказывать другим об их характерах он умел, умел и говорить то, что хотели услышать. Это была целая наука – выдавать главным образом гадости, но при этом гадости, льстящие самолюбию собеседника; заранее угадывать и опровергать контраргументы, словно угаданная мысль этим заранее обезврежена; мельком выспрашивать нужное, чтобы потом это нужное, выболтанное машинально, преподнести как собственное открытие. Существовала и масса других приемов, но по большей части в таких случаях Артемов импровизировал. Его несла неведомая сила. К полуночи он рассказал Кате об ее характере массу взаимоисключающих вещей. Надо отдать ей должное – она умела слушать: ни секунды ни кокетничала, не позволяла себе ни искусственного смеха, ни ложной многозначительности, ни картинной печали. Она легко усвоила его стиль – произнесение вслух вещей рискованных, постыдных, скрываемых. Только однажды тень задумчивости легла на ее сияющее круглое лицо.
– А занятно,- сказала она.
– Что именно?
– Как мы с вами теперь из этого будем выкручиваться.
– В смысле?
– Нет, ничего… продолжайте.
Но ясно было, что выкручиваться предстояло из взаимной влюбленности,- так объяснил себе дело Артемов, и в груди у него стало жарко. Около половины первого Катя засобиралась. Ваня смотрел на Артемова со смесью восхищения, зависти и лицемерного осуждения. Артемов вызвался добросить Катю до дома на своей «Таврии». «Таврия» была на самом деле отцовская, но иногда он ее брал.
– Вы же пили…
– Это не называется «пить».
– Но если дотошный мент?
– А если дотошный мент,- сказал Артемов,- то есть вот это.
Он извлек из кармана две недели назад купленное на Арбате «Удостоверение сволочи» и показал Кате свое фото, аккуратно вклеенное туда. На малом предприятии, где он переводил, знакомая секретарша шлепнула печать, девятизначный номер он придумал сам.
– «ЗАО «Желтая река»»,- прочла Катя буквы по ободку печати.- Это ваш кооператив?
– Это наши люди, которые работают с ГИБДД,- снисходительно пояснил Артемов. Шла чистая импровизация, но он был ею доволен: именно так, весело и неожиданно, и должны выглядеть серьезные вещи.- Можно показать, и ни один гаишник не оштрафует. Скажите, а вы всегда задаете так много вопросов?
– Это моя профессия – я ведь журналист…
– Знаете, у меня тоже есть профессия. Давайте хотя бы друг для друга не будем только профессионалами,- предложил Артемов.- А то мои ответы на ваши вопросы могут оказаться… не совсем симметричными.
– А почему «Таврия»?
– А вы хотите, чтобы я ездил на «мерсе»? Поразительно, до чего все начитались покет-буков…
– Ну не обижайтесь!- серьезно попросила она.- О журналистах – в особенности журналистках – тоже у всех превратное представление. Вот Бобров – знаете Боброва?- он как узнал, что я журналистка, сразу решил, что я лезу к нему в постель для эксклюзивного интервью. Очень мне нужен этот ростовский парвеню! Да и о вашей профессии мне писать, честно говоря, неинтересно. Я бы охотнее с вами поговорила еще раз, как сегодня. О себе, о вас… Просто так.
Артемов поразился легкому успеху и даже несколько разочаровался в девушке, которая так быстро бежала на запах крови. Но, с другой стороны, он отлично понимал, что глагол «поговорить» следует понимать строго буквально – по крайней мере на первых порах: у нее явно кто-то был, кто-то давний и постоянный,- такие вещи он просекал, перед ним была спокойная и счастливая девочка с уверенностью в завтрашнем дне. Предстояла борьба, но тем интереснее все выглядело.
Он прикинул свои шансы: кабаки отпадают, но серьезные киллеры и не ходят по кабакам. Они читают классику, часто и помногу думают о жизни и смерти. Они немного философы, эти настоящие киллеры. В каждой профессии есть своя элита: те, кого уже не интересуют деньги и успех. Их интересуют вершины мастерства. «Мне по душе строптивый норов артиста в силе, он отвык». Они едят только диетическое, совершают упорные медитации на специальном коврике, истязают тело долгими тренировками. Женщины их не интересуют. Они нужны им, чтобы поговорить – если, конечно, это женщины, с которыми стоит говорить.
Так Артемов за считанные минуты придумал класс продвинутых киллеров – интеллектуальных чистильщиков, которые, уничтожая одного жирного грабителя по униженной просьбе другого, испытывают мстительную радость: вот и еще один паразит лопнул, упившись нашей кровью. А там и до заказчика дойдет – мало ли у него противников. После удачного дела он бросает снайперскую винтовку на чердаке и спешит домой – к своей манной каше, экологически чистому салату и ледяному молоку.
Удивлять надо было сразу. Следующее свидание Артемов назначил не в кабаке и не у себя, а в Сокольниках. Была осень, сухие коричневые листья шуршали под ногами. Садовники в желтых стеганых жилетках поверх ватников жгли костры. Он рассказывал Кате Остапчук о милых и необязательных вещах – о своей собаке, об армейской службе. Как-то случайно вырулили на Китай. Он стал рассказывать о китайском стихосложении, щедро привирая.