– Свинью?! – опешил Кузьма.
– Да я же шучу, – Катя засмеялась, и он ответил невольным смехом: сопротивляться её улыбке было действительно невозможно. – Наоборот, очень человеческое имя. А почему он вас ждал? Вы уезжали?
– Уезжал по работе.
– Далеко?
– Про осаду Одессы слышали? Вот туда.
– Туда-а? – Катя остановилась посреди дороги и поглядела на него с изумлением.
– Ну да, а что такое?
– Так я поэтому и здесь! Я вас и искала, получается!
– Меня?!
– Ну да! Ветерана этой войны! Мне дали несколько адресов в Минобороны, неофициально, сказали, что можно попробовать отсюда. Я журналист, как я уже сказала, – хочу написать об этом большой материал, может быть, даже книгу…
– Об Одессе?
– Вообще о гибридной войне.
– О какой-какой войне?
– Гибридной.
– Да при чём здесь гибриды?
– Не-ет, – девушка на мгновение взяла его за руку и продолжила терпеливо объяснять, – гибридная война – это понятие. Это такая смешанная война, когда и обычная, и малая, и информационная, и кибер-война идёт. Ну, в общем, как сейчас у России.
– Ну, с украми идёт обычная война, – хмуро сказал Кузьма, – не малая. Просто об этом как-то больше не говорят. Я понимаю, типа нельзя официально, но… раньше-то говорили, а щас типа западло стало. Я слушал радио – ни одной новости про это, а мальчишки умирают…
– Это очень важная тема, вы правы! Но в Одессе лишь один из театров. Самый важный, но не единственный! О, я так хочу обо всём это написать хороший материал. Я вообще думаю из этого сделать диссертацию. Или книгу. Или диссертацию и книгу, я ещё не решила! – с восторгом поведала Катя. – Но я точно хотела начать с разговора с ветераном. Я, правда, сначала искала ветерана Ближнего Востока, но мне сказали, что по тамошним пока рано писать, им ещё нельзя говорить особо… И тогда я стала искать ветеранов Одессы, и мне посоветовали съездить сюда. Говорят, здесь в округе Геленджика сразу несколько человек живёт. И вот, я вас сразу нашла! Как вас зовут?
– Кузьма.
– Кузьма? – девушка изумлённо посмотрела на него. – Тот самый Кузьма – герой войны? Герой батальона Смерч?
– Ну, геройская звезда имеется…
– Так это ваш отряд занял Одесский вокзал и потом оборонял от контрнаступления?!
– Да-да.
– Вы командовали последним штурмом и десятинедельной обороной?!
На это Кузьма решил уже не отвечать, он лишь хмуро расчёсывал щетину. Несколько секунд девушка стояла в растерянности, будто соображая что-то, потом её лицо прояснила самодовольная улыбка. Кузьме стало не по себе. Он будто снова участвовал в игре каких-то чуждых сил, которые пытались управлять им в Одессе и о сути которых он лишь смутно догадывался.
– А когда ты приехала? – уточнил он.
– Да всего час назад! Можно я возьму у вас интервью?
– Вот ты… Господи, да можно, конечно…
– Ну тогда…
– Постой, а гостиница?
– Гостиница подождёт.
– А где, кстати, все твои вещи?
– Я их в камеру хранения на автовокзале сдала, чтобы искать жильё налегке. Да забудьте вы о моих заботах, мне надо срочно с вами поговорить!
По её сверкающим глазам Кузьма понял, что вряд ли отвертится. Ему стало немного не по себе, потому что он раньше никогда не давал интервью и помнил, что на фронте не очень-то любили читать непутёвые статьи с гражданки, даже если их писал бывший военный.
– Ну что, прямо здесь что ли? – спросил Кузьма с надеждой, что удастся отсрочить.
Катя стремительно изучила местность, потом проверила что-то в телефоне и объявила, что они пойдут в KFC.
– В Кээф чего? – не понял Кузьма. Когда он уезжал добровольцем, такого ещё у них не было, но KFC действительно открылось, и Катя привела его, сверяясь с картой на телефоне.
– Скажите, что вы хотите, пожалуйста, я вам всё куплю.
– Вот ещё! – возмутился Кузьма.
– С собаками внутрь всё равно нельзя.
– Тогда я ничего не буду.
Ресторанчик открыли на оживлённом перекрёстке, пластиковая вывеска красовалась ровно напротив здания Дома культуры, сотворённого советскими строителями, знавшими толк в обстоятельной архитектуре. Кузьма чувствовал себя не в своей тарелке, поскольку тут сидели только кавказцы (они же, судя по всему, и держали точку) и малочисленные школьники; мужики обходили место стороной, должно быть, из-за непривычного запаха. Катя появилась с подносом: принесла ему стакан чая и какой-то бутерброд с курицей, а Борьке воды в пластиковой миске и несколько кусочков курицы (пёс обнюхал с недоверием и есть не стал). Себе она купила салат, но не стала даже раскрывать, а сразу достала блокнот, диктофон и сообщила:
– Я очень волнуюсь, поэтому заранее извините.
– Хорошо.
– Я думаю, не буду сразу всё спрашивать. Разобьём интервью на несколько частей, ладно? Так всем будет проще. Тем более вам точно есть что рассказать, и мы за раз не управимся!
– Согласен.
– Я буду задавать вопросы, а вы просто говорите то, что считаете нужным. Можно кратко, можно развёрнуто, ладно? Не надо напрягаться. Если трудно ответить, скажите первое, что приходит в голову. А если хотите – можно пропускать вопрос.
– Ладно.
С каждым уточнением, хотя звучали они весьма лояльно, Кузьма напрягался всё сильнее. Он чувствовал, что его затягивают на территорию, на которой он никогда не бывал, и там он окажется беззащитным. Но выразить своего опасения или даже признаться в нём Кузьма не мог, поэтому стиснул зубы, сжал кулаки и ждал.
– А, и вот ещё. Вы мне даёте разрешение на публикацию?
– Ну да, видимо, даю…
– Я вам дам вычитать материал, и вы можете письменно заявить правки, договорились? Но после исправлений я могу публиковать на любом носителе, хорошо?
– Ну хорошо.
– Супер! Отлично, тогда поехали.
Глава шестая
Артём Стрельцов набрал полную грудь морского воздуха. Было странно вдыхать такой же запах, как в Одессе, но находиться в мирном цветущем городе, среди здоровых, беззаботных людей. Он пробирался через рынок, раскинувшийся на площади перед вокзалом, и испытывал смешанные чувства. С одной стороны, радостно было видеть столько молодых счастливых лиц, с другой, он всё никак не мог привыкнуть. Казалось бы, прошёл не один месяц, как он возвратился из осаждённого города, и пора бы тоже почувствовать себя гражданским, но Стрельцов всё ещё не был своим среди людей.
Он пробрался через рыночную сутолоку на другой конец площади и отыскал автобусную остановку. Но с неё отходили лишь городские автобусы – пришлось ещё раз возвращаться в толпу, чтобы встать в очередь к киоску, отпускавшему билеты на междугородние машины. Несколько десятков человек уже стояли за билетами – в основном пассажиры того же поезда, на котором прибыл Стрельцов – рынок то и дело пытался разорвать очередь, утянуть из неё кого-нибудь в гущу торговли. Стрельцов несколько раз терял из вида лысого старичка, за которым занял место, и постоянно посматривал на телефон. Наконец она позвонила. Стрельцов объяснил, где находится. Марина пришла. В мирной жизни они понимали друг друга без слов, поэтому простояли большую часть времени в молчании. Когда до киоска осталось недолго, девушка сказала:
– Надеюсь, у него на море попрохладнее.
– Да уж, – Стрельцов в очередной раз вытер со лба пот.
– Два билета до Края, – продавщица приняла деньги и дала ему маленькие талончики, напечатанные на тонкой бумаге.
– Сколько ехать? – спросила Марина.
– По карте было километров восемьдесят. Посмотрим.
Стрельцов нашёл на другой стороне рынка тесный оранжевый автобус с надписью «Край» на лобовом стекле. Он пропустил Марину на сидение к окну, а сам сел у прохода. Несколько человек хотели занять её место, но он упрямо говорил: «У меня два места», и они уходили с ворчанием. Никто не видел Марину, кроме него.
Дорогой они почти не разговаривали. Марина смотрела на природу, проносящуюся за стеклом, а Стрельцов – на Марину. Он многое отдал, чтобы она никогда не покидала его, но теперь самое главное было рядом, а остальное можно наверстать. До войны у него было много планов. Почему-то казалось, что достаточно отработать контракт, вернуться и можно будет приступить к их исполнению. Быстро выяснилось, что не всё так просто: вина и ненависть крепко держали его. Командир, самый лихой и сильный человек в батальоне, в своих историях тысячу раз повторял это название – Край.
По пути автобус делал остановки: люди выходили, садились новые. Очередной мужчина чуть не повздорил со Стрельцовым насчёт свободного сидения – тогда он посмотрел на пассажира другим, принесённым с войны взглядом, и тот моментально замолчал и сел на свободное место поодаль.
После этого крохотного происшествия Стрельцов поймал на себе насмешливый взгляд одного из попутчиков, сидевшего по правую руку, в параллельной паре сидений. Их разделял проход. В то время как остальные смотрели в окно или дремали, тот разглядывал его одного и его пустое место рядом.
– Что это он пялится на тебя? – раздражённо спросила Марина. – Эдак он и про меня догадается.
– Не волнуйся. Это невозможно.
– Я только для тебя тут, – с ревностью прошептала Марина, кладя голову ему на плечо.
– Я знаю. Всё в порядке.
Но прошла пара минут, а попутчик всё продолжал посматривать в их сторону с идиотской улыбочкой. Это был высокий хилый мужчина лет пятидесяти с седой козлиной бородкой и редкими седыми волосами на голове, серыми глазами под линзами круглых очков.
– Вы из Москвы? – спросил Стрельцов ровным голосом, повернув голову. Мужчина не смутился и ответил:
– Да, как вы узнали?
– И я из Москвы.
– Правда? Что ж, у нас общий код, полагаю, не так ли?
– Код?
– Культурный код.
– Неужели?
– Совершенно уверен, – тонкие губки мужчины сложились в улыбку. – Нестор, художник, – представился он, протягивая Стрельцову ухоженную руку.
– Нестор? – Стрельцов невольно улыбнулся.
– Да, что вас удивляет? Это псевдоним, – с достоинством, процеженным сквозь ту же насмешливо-презрительную улыбочку, ответил попутчик.