Оказавшись на развалинах некогда родного жилища, Ратмир не почувствовал ни волнения, ни радости, ни сожаления.
Это место больше не было Брагитофтиром. С дверей и стен исчезла затейливая резьба, изображавшая схватки драконов, над плоской крышей больше не плескался красный стяг. Теперь здесь царили сумерки, а неровный тусклый свет костров и факелов лишь подчеркивал непроглядность порожденных им теней.
О победе ярла Тени над смертью должны были напоминать оскалы пожелтевших черепов, насаженных на частокол, а о вечности жизни Братства Света – пламя, трепетавшее в железных чашах на цепях, рядом с каждой из которых стояло по черному воину с закрытым до глаз лицом и обнаженным клинком.
– Время! – гулко провозгласила фигура в черном балахоне, сбрасила одеяние и воздела руки вместе с бросившимся в ночное небо гребнем вспыхнувшего костра.
По правой руке, плечу и шее мускулистого тела вились вытатуированные языки черного огня. Неистовые глаза слуги Люцифера светились священным безумием.
– Время! – откликнулись люди, повторяя движения жреца, словно тени.
Те, кому предстояло пройти обряд Посвящения, были взволнованы, некоторые дрожали от страха. С них сняли одежду, и на голой коже посвящаемых от близкого жара выступила испарина. Вышедший вперед Ратмир, щурясь от огня, попытался рассмотреть стоявших за костром, но их скрывала бешеная пляска языков пламени.
Откуда-то глухо ударили большие барабаны, словно отозвавшись на тревожный стук сердца.
– Очищение во имя новой жизни, – донесся из-за пламени голос Тени. – Идите ко мне, братья мои! Идите ко мне через огонь, так же, как Светоносный шел через испытания и боль, чтобы донести свое учение людям.
Ратмир зажмурился и шагнул в пламя первым, готовясь молча вытерпеть жар, но тут же удивленно открыл глаза. Объятия пламени не причиняли ни малейшей боли, они были ласковы и нежны, как касания любимой женщины. Пламя дышало прохладой, словно ночной ветерок, в него хотелось погрузиться, будто в тихие воды летней реки.
– Иди ко мне, брат, – звучал из ласкового пламени тихий голос, что струился вместе с прохладными языками огня прямо в груди, обнимая сердце. – Приди ко мне… – Ратмир сделал шаг из огня и упал на колени. – Ты рожден заново, брат мой. Небесные огни благословляют тебя.
Ратмир посмотрел вверх, в небо, где вместо серебряных точек звезд теперь неслышно бушевали гигантские спирали и колеса, мохнатые от языков разноцветного пламени. Он видел, как превращается в ничтожную точку на гигантском шаре, что несется в пустом пространстве, становясь крохотной пылинкой рядом с вселенской пляской огней…
– Одно пламя. Один пожар, – мерцал в голове мягкий голос Тени.
– Одно пламя. Один пожар, – шептал Ратмир обожженными губами, протягивая к нему руки со вздувшимися волдырями.
– Я чувствую, ты хочешь мне что-то сказать, брат, – шептал голос. – Что можешь ты предложить Братству Света? Какой подвиг готов совершить?
– Я хочу… – прохрипел Ратмир, ощущая, как начинает нестерпимо болеть от ожогов тело. – Я хочу убить для тебя…
– Кого? – спокойно спросил голос.
– Я добуду тебе голову Улла Медведя, – сказал Ратмир, чувствуя, что вложил в эту фразу последние силы, и упал лицом в горячую землю к ногам проповедника.
Глава 10. Пляски с Медведями
Сутра выглянуло солнце, заставив вымокший до последней былинки мир стряхнуть муть и хмарь, засверкать и улыбнуться. От трав, деревьев, людей и коней валил пар. Эйнар оглянулся на ползущие позади телеги, на которых возвышались мягкие шерстяные груды.
Бурый мех ярко искрился в утренних лучах, на плоских лапах чернели огромные когти. Семья охотников Вельсунгов знала свое дело. Они так боялись людей Улла, что продали шкуры за полцены. Эйнар пообещал им вскоре вернуться, с усмешкой наблюдая, как бледнеют их лица. Трусы.
Он видел, как на стадо овец нападали волки. Пара голодных, облезлых тварей с желтыми клыками творила с десятком больших животных, среди которых было несколько крупных рогатых баранов, все что хотели. Волки отсекали испуганно блеющую овцу от встревоженного стада, ее родичи отходили в сторону, и Эйнар был готов поклясться, что на тупых мордах уцелевших было написано счастье: «На этот раз не меня».
Вонючее овечье счастье. Сегодня ты отдал хищникам своего, завтра придут за тобой. Большинство местных – овцы. Отошли в сторону и смотрели, как рвут на части тех, кто оказался похрабрее. Овцы. Иначе голодные твари не захапали бы эти земли и не убивали без закона. Слава богам, кто-то из здешних уже начал что-то понимать. Например, что овечье счастье недолговечно.
Эйнар украдкой взглянул на своих спутников. Те сонно покачивались в седлах. На солнце поблескивали лезвия топоров, заткнутых за пояс. Улл Медведь опасался налета какой-нибудь мелкой, отчаянной банды и заставил взять с собой целый отряд.
Тихо свистнул вернувшийся дозорный, шустрый малый Торд Свинопас. Зыркнул веселыми голубыми глазами:
– За поворотом на дороге ствол лежит. На засаду похоже. Что делать будем?
– Навряд засада, – пробурчал старший отряда, косматый великан Грим. – Недавно гроза была, деревьев много попадало. Да и не видел нас никто, безлюдно здесь. – Он повернулся к Эйнару: – Однорукий, иди-ка подсоби Свинопасу дерево убрать.
Пересмешник послушно вылез из седла. Люди Медведя не считали его за равного, тоже, видно, держали за овцу. Обходились как с младшим, подай-принеси. А он все дергался, пытаясь изменить такое отношение. Дурак…
– Взяли! – скомандовал Свинопас и осекся, нелепо выгнувшись, чтобы достать рукой воткнувшееся в спину копье. А затем покачнулся, звонко хлопнулся лбом о ствол, дернулся и замер.
Из листвы осторожно выглянул Рю, весь опутанный густыми ветками орешника для маскировки. Бегло взглянув на Эйнара, он бросился к всадникам.
Грим первым понял, что случилось. Он вытащил топор, развернул к обочине лошадь – и первым рухнул на землю, выбитый из седла копьем Ратмира. Попытался вскочить, но коротко ухнул под новым ударом и уже больше не шевелился.
Лошади троих оставшихся охранников нервно танцевали на месте, перебирая короткими мохнатыми ногами, пока те доставали оружие. Один из возниц спрыгнул с телеги, чтобы скрыться, но Ратмир оказался быстрее. Нагнав его одним прыжком, он воткнул копье в живот и легко поднял взвизгнувшего беглеца на древко.
Эйнар встретился глазами со взглядом друга и почувствовал ледяной холод мурашек.
Ратмир улыбался. Он разил направо и налево, убивал с наслаждением, словно кромсал не людей, а мясо для жарки в предвкушении славной попойки. Те из Медведей, кто видели его искаженное смехом лицо, невольно опускали оружие. А когда из-за деревьев показались воины Тени с закрытыми черной тканью лицами, среди конвоя началась паника. Те, кому удалось увернуться от мелькавшего лезвия в руках Ратмира, сбились в испуганную кучу и торопливо бросали в траву оружие.
– Мы сдаемся! Не убивайте!
Ратмир зарычал от удовольствия и двинулся на безоружных, но Эйнар встал у него на пути.
– Не много чести будет в такой резне, – сказал он, посмотрев прямо в разноцветные глаза юноши, в которых не было ничего, кроме боевого безумия.
Ратмир нехотя остановился, впившись в него взглядом, от которого у Однорукого в один миг вспотели подмышки.
Зеленая и голубая радужки глаз стали почти прозрачны, и там, на самом дне, кипела такая ненависть, что Эйнару вдруг показалось: перед ним не человеческое лицо, а оскаленная морда чудовищного волка, сорвавшегося с волшебной цепи, чтобы сожрать солнце.
Из горла со вздувшимися жилами вырвалось хриплое рычание. Ратмир поднял руку с мечом. Эйнар закрыл глаза и сжался в ожидании удара. Вздрогнул, почувствовав, как сильные руки встряхнули его за плечи.
– Ты что, ты что… – бормотал Ратмир то ли ему, то ли себе, кусая побелевшие губы, – ты что это…
Когда Однорукий открыл глаза, Ратмир тихо всхлипнул и крепко прижал его к груди.
– Ты что… как ты мог даже подумать, что я… способен тебя… убить, – эти слова давались Ратмиру с трудом, он выталкивал их из глотки, словно рвоту, сквозь спазмы и боль.
– Знаю, что не можешь, – сказал Эйнар, осторожно отстраняясь, – но я…
– Нет, – замотал всклокоченной головой друг. – Нет! Нет!
Он схватился за виски, зажмурился и какое-то время стоял так, замерев. Когда веки поднялись, перед Одноруким вновь стоял его прежний друг. Спокойный и твердый, как скалы, среди которых он вырос.
Ратмир повернулся к пленникам, молча ждавшим своей участи.
– Вы можете сохранить свои жизни, – объявил он, наблюдая, как в погасших глазах разгораются огоньки надежды, – если закроете рты и забудете все, что здесь было. Телеги пойдут дальше – просто станут чуть тяжелее. Я собираюсь наведаться в крепость к Медведю. Если в дороге кто-то из вас надумает шутить, Эйнар пошутит первым.
– Вот этим, – тот выставил на всеобщее обозрение искалеченную руку, на которой блеснуло длинное лезвие, – я пощекотал немало дерзких задниц. Но ни одной из них не было смешно.
Пленные поспешно закивали. Ратмир оглядел каждого с ног до головы и добавил:
– Когда телеги войдут в крепость, вы должны вести себя так, будто все идет своим чередом. Пусть порадуются обновкам.
Никто ни разу не остановил их для проверки. Телеги со спрятавшимися под шкурами воинами успешно миновали три входа с вооруженной до зубов охраной. И в тот момент, когда лежавший под тяжестью толстых шкур Ратмир подумал, что сейчас задохнется от вони, Эйнар сказал:
– Встречайте Медведей.
Это был условный сигнал начала веселья, когда они окажутся во внутреннем дворе. С наслаждением сбросив с себя зловонный груз, Ратмир схватил меч и, выпрыгнув из телеги, полоснул по горлу ближайшего стражника. Остальные на мгновение словно застыли, ошеломленно наблюдая, как из-под шкур выпрыгивают измазанные кровью демоны.
Этого времени Ратмиру, Рю, Альфгару и его людям хватило за глаза. Смертельно раненные дренги Медведя тяжело попадали на пол, хрипя и возя ногами. Никто не успел издать ни единого крика.