С началом подросткового возраста Фроана Йим становилось все тревожнее. Казалось, что темная сущность внутри него просто оттягивает время. Йим начала чувствовать себя одинокой, поскольку сын становился все более отстраненным. Он начал лгать ей. Каким-то образом он научился отводить взгляд, чтобы она не могла понять, о чем он думает. Вскоре Йим пришлось скрывать свои мысли, потому что сила глаз Фроана усилилась. Как и его отец, он начал подчинять других своей воле. По сравнению с лордом Бахлом его мастерство было примитивным, но Йим с тревогой наблюдала за растущими способностями Фроана.
Что я могу сделать?– спрашивала себя Йим. Этот вопрос давно мучил ее. Любовь – моя величайшая сила, но сможет ли она победить зло? В последнее время она начала сомневаться в этом. Я так много отдала. Стоило ли оно того? Йим подсчитала, чего она добилась. Я повиновалась богине и выполнила свое предназначение. Я помешала лорду Бахлу и принесла мир. Благодаря мне Хонус жив. Как всегда, мысли о Хонусе вызывали тоску. Воспоминания о мгновениях их любви – а они казались лишь мгновениями – были одновременно и утешением, и мукой в ее изгнании. Йим все еще задавалась вопросом, где Хонус и что он делает. Всем сердцем она надеялась, что он обрел счастье.
Йим устала, когда добралась до Фар Хайта, но не стала отправляться домой. Вместо этого она отправилась на северную сторону хижины, чтобы разделать козленка и закоптить, пока Фроан спит. Когда Йим только пришла в хижину, она превратила одну из небольших пещер в место для копчения и хранения мяса, соорудив дверь, закрывающую вход. В преддверии ночной работы она уже соорудила подставки для копчения и собрала дрова для костра. Разделывать мясо Йим собиралась на широком плоском камне у входа в пещеру. Достигнув места назначения, она положила свою ношу и пошла зажечь тростниковый факел, чтобы работать в темноте.
Когда Йим приблизилась к факелу, ее взгляд привлекло что-то белое. Она замерла, и сердце ее заколотилось. За ближайшим деревом виднелась какая-то фигура. Хотя она была неясной и нечеткой, казалось, что это женщина в белом одеянии. Йим позвала дрожащим от волнения голосом:
– Карм?
Затем подул ветерок, и фигура рассеялась. Йим поняла, что смотрит на туман, попавший в луч лунного света. Она огляделась, увидела еще больше поднимающегося пара и поняла, что надежда и обман света заставили ее увидеть то, чего она больше всего желала.
– Это была не богиня, – сказала она ночи, как будто ее нужно было убеждать. – У меня не было видений с тех пор, как я зачала Фроана.
Йим была уверена, что знает почему: часть врага осталась внутри нее. Карм не может говорить со мной, не обращаясь к Пожирателю. Тем не менее, это понимание не уменьшало ее чувства покинутости. Отсутствие богини стало еще одним бременем, которое она должна была нести. Неудивительно, что глаза меня обманывают. Йим тяжело вздохнула и зажгла факел.
Прежде чем разделать тушу, Йим позаботилась о шкуре. Сначала она расстелила ее волосяной стороной вниз и обильно посыпала солью. Соль была предметом торговли в Серых болотах и стоила дорого, но другого способа выделать шкуру не было. Затем она свернула шкуру соленой стороной к соленой стороне, снова свернула, положила ее в плетеную из тростника корзину и повесила в пещере. После этого она наточила нож и начала нарезать мясо тонкими полосками. Потребовалось немало времени, чтобы разделать целого козла на ленты и разложить их на стойках для копчения. После этого Йим разожгла костер и избавилась от костей козла, пока огонь догорал. Затем она набрала дров, вымоченных в болоте, накрыла угли мокрыми сучьями и разложила на них мясо для копчения. К тому времени она уже совсем выбилась из сил, а небо светлело, предвещая рассвет.
Перед сном Йим оставалось сделать еще одно дело: нужно было отмыть кровь с мясницкого камня. С первыми лучами солнца она смогла разглядеть его более отчетливо. Густые сгустки темно-бордового цвета покрывали гладкий серый камень. Йим устало посмотрела на камень и почувствовала, что слишком устала, чтобы принести воды и вымыть его. Тогда ее охватило желание вылизать камень дочиста. Не успела она опомниться, как провела языком по его поверхности. И хотя Йим была встревожена тем, что делает, она не могла остановиться. Она наслаждалась солено-металлическим вкусом, в котором одновременно присутствовали жизнь и смерть, и прошло немало времени, прежде чем она нашла в себе силы оторваться от камня.
А потом Йим стояла, вздрагивая на рассвете, и сокрушалась о своей слабости и силе злого существа внутри нее. Она знала, что это ничто по сравнению с силой того, что таилось в ее сыне. Посмотрев на камень в свете рассвета, она увидела, что он в основном чист. Пока Йим ходила за водой, чтобы смыть остатки крови, она с отчаянием думала о Фроане.
7
Жизнь странника наделила Хонуса чутким сном, и он проснулся, как только свет рассвета проник в открытую дверь Дейвена. Отшельник лежал рядом и, судя по всему, спал. Хонус тихонько поднялся, скрестив ноги, закрыл глаза и приступил к медитации на транс, но вместо того, чтобы отправиться на Темную тропу, он почувствовал на спине палку Дейвена.
– Вор! – закричал старик. – Я этого не потерплю!
Хонус открыл глаза и увидел, что Дейвен отступил в недосягаемое место.
– Зачем меня так называть? Я ничего не украл.
– Я тоже умею наводить транс, – ответил Дейвен. – Поэтому я знаю, что ты забрал – воспоминания других людей.
– Воспоминания мертвых.
– Те, кто похищал подношения из храма, утверждали, что дары тоже были выброшены. Твое преступление не менее тяжко.
– Теодус никогда не возражал.
– Никогда?
– Ну, редко.
– Ты хочешь сказать, что он потакал твоему пороку, – сказал Дейвен. – Это была ошибка. И посмотри, чем все закончилось. Вчера ты говорил о своих чувствах к Йим. Если ты хочешь помочь ей, ты должен прекратить трансы.
– Это не так просто, – ответил Хонус.
– В большинстве случаев легче умереть, чем жить. Так вот что ты выбрал? Отказаться от своей любви?
– Она оставила меня.
Дейвен тяжело вздохнул.
– Мы уже проходили через это. Она чувствовала, что у нее нет выбора. Будешь ли ты обижаться на нее?
Хонус промолчал.
– Тогда откажись от Йим ради чужих воспоминаний, ради счастья, которое не принадлежит тебе. Но если ты это сделаешь, я скажу тебе следующее: скоро ты побываешь на Темном Пути и поймешь, что не сможешь вернуться. Он уже вошел в твое сердце. Разве ты не чувствуешь неестественный холод? Ты должен освободиться от него.
– Как?
– Ешь. Восстанови свои силы. Подчинись моей дисциплине.
– А кто сделал тебя моим хозяином?
– Разве ты не говорил, что уже семнадцать зим живешь отдельно от Йим?
– Да. И что?
– Семнадцать – роковое число, ибо оно проясняет то, что вытатуировано на твоей спине. Провидец, сделавший эти знаки, предсказал мою роль, а Карм вдохновил Провидца. Может, ты и отрекся от богини, но она никогда не отрекалась от тебя. Разве ты не вернешь ей любовь?
Хонус сидел молча, пока Дейвен ждал ответа. Прошло немало времени, прежде чем старик покачал головой и отвел взгляд.
***
Прорицательская Святейшего Горма находилось на вершине самой высокой башни Железного дворца, но солнечный свет никогда не проникал туда. Лишь одинокая масляная лампа нарушала темноту комнаты без окон. Коптящее пламя придавало воздуху резкий запах, но не ослабляло его потусторонний холод. Бледный свет лампы освещал железную дверь и стены из черного базальта, нарисованный на каменном полу круг крови, труп юноши, принесенного в жертву, и верховного жреца Пожирателя. Горм сел под защиту круга и бросил на пол набор древних человеческих костей. Они пожелтели от возраста и были испещрены рунами. Когда кости стукнулись о холодный камень, они зашевелились, словно под действием легкого ветра, и потребовалось некоторое время, чтобы они улеглись.
Когда кости стали неподвижными, Горм стал разглядывать их, отмечая, как они лежат, куда падают тени и какие руны видны. Три дня подряд он проводил этот ритуал. Каждый раз результат был один и тот же.
– Семнадцать, – произнес он в прохладную темноту. – Сегодня семнадцать.
Комната медленно нагревалась, пока Горм терпеливо ждал в круге крови, пока не стало безопасно покинуть его. Даже он не был защищен от зла своего хозяина, и кровь служила ему одновременно и подношением, и барьером. Когда Святейший счел это безопасным, он покинул башенный зал и спустился по длинной винтовой лестнице в дворцовые покои, расположенные внизу. Проходя через них в большой зал, невозможно было не заметить их запустения. Горм присутствовал при закладке фундамента Железного дворца и пережил правление всех его владык. Сооружение отражало расцвет и упадок рода. Его железный фасад был черным и масляным, когда лорд Бахл находился в полноте своей власти, и ржавым, когда власть переходила к малолетнему наследнику. Но никогда еще этот цикл не достигал такой низкой точки. Горм проходил мимо пустых комнат, окутанных пылью, и заглядывал в грязные окна, из которых виднелись башни и зубчатые стены, покрытые толстым слоем красноватой ржавчины.
Слуг оставалось мало, и даже в гарнизоне Железной гвардии было много пустых коек. Отчасти это объяснялось экономией, поскольку в казну не поступали награбленные деньги, но это также уменьшало количество потенциальных болтунов. Горм знал, что ходят слухи об отсутствии наследника. Он делал все возможное, чтобы пресечь эти разговоры, но трудно было скрыть то, что было так очевидно: Повелитель Железного дворца был всего лишь шелухой, в которой не было семени. Самое большее, на что мог надеяться Горм, – это тревожное молчание, пока не найдется наследник.
Горм вошел в большой зал, и его шаги гулко отдавались в пустом, заросшем паутиной пространстве. Миновав огромный холодный камин и неиспользуемые банкетные столы со свободными стульями, бледные от давно скопившейся пыли, он добрался до возвышенного помоста в конце зала. На нем стояли два кресла: большое, богато украшенное, на переднем плане и место Горма, чуть сзади. Последнее было скромным на вид, и мало кто догадывался, что именно в нем восседает истинный правитель Бахланда. Богато украшенное кресло было занято. Горм по привычке поклонился сидящему в нем человеку, но в его манере не было почтения.