Железный лев — страница 39 из 47

— Определенно, тщеславие мой самый любимый из грехов[1]…

* * *

Великая княгиня Мария Николаевна вошла в салон Шиповой и жестом ее подозвала.

— Доброго вам вечера. До меня дошли слухи, что вы вернулись в столицу одна. Это так?

— Лев Николаевич отказался.

— Что значит отказался⁈ — округлила она глаза в недоумении, а потом ее глаза сузились в узкие бойницы и она прошипела: — Дословно, что он сказал?

— Что ему неинтересно. И что как только он начнет получать ощутимую прибыль от предприятия — он подумает над вашим предложением.

— Каков нахал! — даже как-то опешила Мария Николаевна.

— Прошу простить его, Ваше Императорское высочество. Здесь нет его вины.

— И как это понимать?

— Я все деньги, которые выручала, вкладывала в развитие салона и выпуск новой продукции. Все. Вообще все. Еще и свои сверху добавляла. Отчего, согласно бухгалтерским росписям, он не только не получил от меня ни копейки, но еще и должен остался. И он считает, будто бы я его обворовала.


Мария Николаевна поджала губы и с задумчивым видом прошлась по приемной салона. Все одно там в этот ранний, то есть полуденный час никого еще не было. К самому открытию редко кто прибывал.

— За мой… как оно называется? Ну то, красное.

— Пеньюар.

— Это он дал это название?

— Да, но не сразу. Изначально там была сущая пошлость.

— И это верно. Очень пошло, но действенно. Вы бы видели глаза мужчин. Так вы заплатили ему за эту пошлость?

— Нет.

— Так заплатите!

— У меня нет таких денег. Вы же видите, сколько тут всего потрачено, — развела графиня руками.

— И сколько там набежало?

— Его доля — тридцать семь тысяч серебром. К тому же он считает, будто я его обворовала и что именно я стою за настойчивой покупкой его привилегии на булавки, а также пожар в казанской мастерской.

— Анна Евграфовна, а на что вы рассчитывали?

— На его терпение. Позже я бы все ему выплатила.

— Он совсем отказывается сотрудничать?

— Даже перестал присылать партии кондомов. За них ведь я ему его долю также не выплатила. Вы не подумайте, я все вложила в салон… я у него ни копейки не украла, все пустила в наше общее дело, но Льва Николаевича это едва ли утешит и удовлетворит. Он крайне зол на меня…


Великая княгиня раздраженно фыркнула и направилась на выход.

Швейцар распахнул дверь, через которые Мария Николаевна вылетела словно пуля. И на ходу, еще даже не запрыгнув в карету, крикнула кучеру:

— К отцу! В село! Гони!


Графиня побледнела, хотя куда более, нервно икнула и перекрестилась. Вот только личного вмешательства императора всей этой скользкой истории не хватало. А в ее голове промелькнула мысль, что Виссарион Прокофьевич еще неплохо отделался…

[1] По мнению автора Герцен был безгранично тщеславным и до крайности самовлюбленным эгоистом с талантом демагога. При этом он регулярно совершал поступки (в том числе сильно вредящие ему лично), выдающие в нем акцентуацию истероида. Чем и обосновал данный поворот. Сам же автор перед написанием еще 2 главы этой части освежил свои впечатления о Герцене и почитал цикл его статей от 1843 года «Дилетантизм в науке».

Часть 3Глава 6

1844, июль, 23. Казань



Лев Николаевич сел в коляску и крикнул:

— К губернатору. Не спеша.

После чего откинулся на спинку и почти сразу задремал. Сказывалась усталость. А тут такой удобным момент — вызвали к Сергею Павловичу. Вон и вестовой рядом верховым пристроился.


Молодой граф уже привык.

Шипов по несколько раз в месяц выдергивал юношу к себе, а то и чаще. Поэтому тот и ехал с полным спокойствием.

Оба опекуна и сестра находились в загородном имении. Отдыхали. Там жара переносилась полегче, чем в городе. Да и вообще было как-то спокойнее. Мухи, варенье, прудик…

Братец Митя уже который день не вылезал из стен Казанского университета. Трудился под руководством Зинина над получением ацетилсалициловой кислоты. Он горел этим делом, а опытный химик наставлял и направлял юное дарование, радуясь такой страсти.

Николай и Сергей находились в научной экспедиции. Лобачевский подключил всех, до кого смог дотянуться. И, сформировал поисковые отряды, направил ребят искать подходящие соли для получения селитры. Самым доступным, конечной, являлся хлорид калия, но и самым неудобным. Во всяком случае для прямого взаимодействия как с диоксидом азота, так и азотной кислотой в обычных условиях.

Вот и искали.

А Зинин пытался придумать, что делать с этим хлоридом. Все ж таки он самый доступный и дешевый. Само собой, занимаясь этим без отрыва от учебных и кураторских задач.

Сам же Лев Николаевич мотался между разными строительными объектами. Проверял ход работ. Приглядывал за поставщиками, с парочкой из которых уже крепко повздорил. А также вел обширную бумажную работу, не самую им любимую. Однако она требовалась. Архиепископ-то дал отмашку. Нашел он деньги на паровые машины, поэтому приходилось срочно накидать план будущей тепловой электростанции и реактора. Ну и посчитать смету, хотя бы в общих чертах.

В прошлой жизни ему приходилось иметь дело с такими документами, но лишь как проверяющему. А тут — вон — морщил лоб, силясь упомнить все и ничего не упустить. Хотя его манера нравилась и губернатору, и архиепископу. Здесь так дела вести не имели привычки.

Спал мало.

Больше в коляске, когда на тот или иной объект направлялся. По ночам даже работал, обставившись свечами, чтобы ярче. А тут вызов к Сергею Павловичу…

Не сомневаясь ни секунды, он все бросил и поехал, рассчитывая немного отвлечься и развеяться. Ну и, заодно, голову освежить.

Доехал.

Оправил мундир, спустившись на мостовую. Все ж место присутственно и надлежит иметь вид соответствующий.

Вошел.

Прошел по обычному своему маршруту. Приметив особую выправку и хмурость всех, кто ему попадался на глаза. Но идти было недалеко, поэтому удивиться не успел. Тем более что у дверей приемных покоев военного губернатора Казани стояли незнакомые люди, а секретаря не имелось, равно как и дежурного офицера. Что сразу же переключило его внимание на них.

— Стойте. — ровным тоном произнес явно старший в этой компании. — Куда вы идете?

— К губернатору. Мне назначено.

— К сожалению, Сергей Павлович сейчас занят. Приходите позже.

— С кем имею честь? — максимально ровно спросил граф, стараясь не выражать свое раздражение. — Мне не знакомы ваш мундир и лицо. По какому праву вы находитесь тут и распоряжаетесь?

— Не шумите, Лев Николаевич, — выныривая откуда-то сбоку, произнес начальник казанской полиции. — Это третье отделение. И будьте уверены с правами у них все изрядно.

— Лев Николаевич? Вы граф Толстой? — немного удивился старший. — Мне казалось, что вы… моложе.

— Я кушал много овсянки, господа. На воде. И оттого расту не по дням, а по часам. Очень рекомендую по утрам кушать овсянку, а перед сном принимать много пива с молоком, чтобы ваш сон был полон интересных, насыщенных приключений.

— Подожди, я доложу. — хохотнув, произнес старший и постучавшись, вошел в кабинет. Но очень ненадолго — почти сразу он вынырнул обратно и произнес: — Проходите. Вас ждут. И прошу оставить это здесь, — кивнул он на трость.

— Вы серьезно? А если меня ноги подведут?

— Вам не положено иметь при себе клинок. Так, по улицам носите на здоровье. Но идя на прием, соблюдайте приличия.

— Да какой это клинок? Смех один.

— И все же — это непорядок.

Лев фыркнул недовольно, но вручил свою трость одному из дежуривших возле двери сотрудников.

— Как вы догадываетесь-то? Сначала Анна Евграфовна, теперь вы. На нем словно большими буквами написано, что он с клинком.

— Мастер очень узнаваем. — пояснил старший. — Кроме того, движение. Видна тяжесть трости. Я много за свою жизнь повидал много такого рода изделий.

Граф кивнул, принимая ответ.

У него еще оставались нунчаки, пара ножей и три дерринджера. И все это богатство было распихано довольно грамотно — так сразу и не найдешь. Поэтому он вполне уверенно вошел внутрь, продолжая воспринимать себя до зубов вооруженным.

Ну а что?

Его спрашивали о том, имеется ли у него при себе еще оружие? Правильно. Нет.

И обыскивать никто не стал — не принято это было.

Так что, никаких вопросов к нему и быть не могло. Жаль только, что трость временно забрали. Это, правда, не очень хороший звоночек. Могут попытаться задержать. Но просто так он себя скрутить не даст. И вообще: предупрежден — вооружен. Поэтому внутрь помещения он вошел решительным шагом, готовясь к тому, что слева и справа его попытаются схватить за руки на входе. Однако этого не произошло. Да и вообще — внутри было тихо и камерно. В чем-то даже уютно. И бойцов, способным с ним совладать, явно не наблюдалось…


— Здравствуйте, Лев Николаевич, — сразу засуетился, сидящий на месте посетителя Шипов. — Хорошо, что вы так скоро прибыли.

Ведь граф буквально влетел… ворвался в кабинет.

Да с таким выражением лица, что губернатора откровенно струхнул, полагая, что тот сейчас драку устроит.

То тут он замер, после слов генерала.

Быстро окинул помещение взглядом.

И ответил:

— Ваш вестовой застал меня перед самым отъездом. Я собирался ехать к плотине, мне сообщили, будто там опять намудрили с провиантом для рабочих. Видимо, Егору Кузьмичу все же надо будет… хм… внушить что-нибудь. А у вас что-то случилось? Почему люди из Третьего отделения караулят у ваших дверей? Вас арестовали? Вам нужна моя помощь?

— Нет, молодой человек. — произнес вместо Шипова, незнакомец, сидящий в кресле губернатора. — Сергей Павлович не арестован. Вам не стоит волноваться.

— Честь имею, — кивнул ему юноша и щелкнул по-армейски каблуками, — Лев Николаевич Толстой.

— Леонтий Васильевич Дубельт. — произнес этот мужчина с мягкой улыбкой, явно ожидая реакции.