побагровел лицом, бешено вращая глазами.
— Мерзавец! — наконец, рявкнул он на весь зал.
— Сначала вы меня назвали болтуном, теперь мерзавцем. Если я правильно понимаю — выбор оружия остается за мной, как за оскорбленной стороной?
— Да! — не то выкрикнул, не то выплюнул корнет в лицо Льву Николаевичу.
— Хорошо. Тогда будем драться на кулаках. Немедленно. Господа, кто желает помочь нам, выступив нашими секундантами?
— На каких кулаках⁈ — нервно выкрикнул корнет, немало обескураженный выбором графа.
— Ну вот смотрите. У вас есть руки. Они заканчиваются ладонями. Сожмите их. Вот. Умничка. Это и есть кулаки. У вас — свои, у меня — свои.
— Но на кулаках драться нельзя! — выкрикнул кто-то.
— Почему? — удивился Лев Николаевич.
— Они же не оружие! Это часть тела[2]!
— Да.
— Да. — посыпалось со всех сторон.
— Ну хорошо, — перебил этот поток возмущения Лев Николаевич. — Уговорили. Будем драться на канделябрах[3][4].
— Зачем на канделябрах? — с еще большим удивлением спросил корнет. — Отчего не стреляться?
— А вы не читали той любопытной заметки? В Индии один офицер выдал обезьяне заряженный пистолет. И что вы думаете? Она выстрелила. Мало того — ранила того офицера, который сам ее и вооружил. Так что стреляться — обезьянам уподобляться. Смешно и убого.
— Почему же тогда не выбрать честный клинок?
— Слишком банально. Согласитесь — дуэль на канделябрах будут обсуждать не только всей Россией, но и у народов, живущих за нашим западным забором. Шуму будет! Обсуждения! Славы! М-м-м…
— Лёва, — произнес дядюшка. — Ну какие канделябры?
— Вот это уже вопрос для обсуждения. Можно большие, чтобы с двух рук работать. Но, как по мне, куда сподручнее махать обычным, свечек на пять-шесть.
— Боже… — покачал головой Владимир Иванович.
Лев же продолжал обесценивать предстоящую дуэль и превращать ее в балаган. Но недолго. Услышав про дуэль, из дальней комнаты показался подполковник. Он там задремал на кресле, немного перебрав. И оказался разбужен гамом и бурными дебатами.
Зашел в комнату, где играли в штосс.
Окинул все взором.
Задал пару наводящих вопросов.
И… заорал.
Матом. Громко. Потому что этот корнет сопровождал его в поездке и догадался сыграть на их командировочные деньги. Спустив почти все их остатки в штосс…
— Господин подполковник, может, я этому деятелю просто ноги переломаю? — осторожно поинтересовался Лев Николаевич. — Ну чтобы он в будущем не путал собственную шерсть с государственной.
— Кхм… — сбился с мысли Дмитрий Алексеевич.
— А то еще потом злые языки скажут, что он и дуэль-то затеял, не желая возвращать украденные деньги. Поиздержался и на тот свет «рыбкой» юркнул. Очень популярное решение в среде малодушных дворян. Чтобы этого не произошло, я ему и предложил драться на канделябрах. Как говорится — и вдоволь, и без греха. То есть, полагаю, что без смертоубийства обойдемся. Просто немного его отоварю исключительно в лекарственных целях и объемах.
— Кхм… На канделябрах? — переспросил подполковник.
— Как есть на канделябрах. Вот поможете нам их и подобрать хотя бы из этого зала…
Тут же нашлись секунданты, после отмашки подполковника. Репутация ведь у Льва имелась подходящая, а потому на его возраст никто не стал смотреть.
Подобрали «оружие».
Выдали.
Вышли во двор. Прямо всей толпой.
И тут обнаружился первый подводный камень.
Это Лев Николаевич с 1841 года качался и тренировался. А этот корнет по обыкновению местному такой привычки не имел. Отчего бронзовый канделябр в добрый два с гаком килограмма держал с превеликим трудом в обычной для рапир стойке. Вон — чуть взял и ручки поплыли, задрожали.
— Какая прелесть, — улыбнулся граф. — Вы не слышали эту историю про поединок богатыря и королевского мушкетера, господа?
— Нет. — вполне серьезно ответил подполковник.
— Говорят, что на том свете как-то повздорил Илюша наш Муромец с королевским мушкетером самого Людовика Солнце. Ну того, что на туфлях с высоким каблуком ходил и имел обыкновение гадить за гобеленами.
Произнес Лев Николаевич и сделал паузу, отслеживая реакцию.
Народ заулыбался.
— И говорит тут мушкетер секунданту, — продолжил граф, — чтобы тот крестик напротив сердца у Илюши поставил. Дескать, он поразит его туда своим клинком. На что Муромец попросил обсыпать мушкетера мелом с головы до ног.
— Это еще зачем? — удивился подполковник.
— Как зачем? У него же имелась ВОТ такая дубинка, — оскалился Толстой, показав жестом заядлого рыбака ее размеры. Причем у него в руках тяжелый канделябр казался если не игрушкой, то близко к этому — со стороны и не приметить, что он массу имел. Оперировал им граф словно пушинкой.
Шутка его была воспринята умеренно.
Грубо.
Провокационно. Однако улыбки все одно вызвала у многих на лице…
Наконец, завершили все формальные процедуры.
Дали отмашку.
И корнет попытался рывком достать графа. Ловко и умело нанеся колющий удар, норовя пырнуть его штырями, на которые надевались свечи. Но массу оружия он не учел. Так что Лев вальяжно пропустил этот удар, уходя с траектории.
Еще выпад.
Еще.
И на четвертый раз граф завершил маневр уклонения коротким, но хлестким ударом кулаком в нос. С левой руки. Несильным таким. Аккуратным, но ощутимым[5].
Раз.
И корнет отступил на несколько шагов назад, совершенно обескураженный с расквашенным «хрюкальцем».
— Ну же, корнет, смелее… — подзадорил его Лев Николаевич.
Новая атака.
И опять маневр уклонения закончился тем же самым ударом, только уже не в нос, а в зубы. Отчего, вновь отшатнувшийся молодой мужчина сплюнул выбитый кусочек жевательного аппарата…
Пять минут спустя корнет уже с трудом стоял на ногах.
Лев специально работал аккуратно.
Можно даже сказать — деликатно, стараясь отделать противника как резиновую грушу. Вон — на лице живого места уже не было. Но без каких-либо фатальных последствий. Просто больно, стыдно и очень обидно.
— Завершите уже… не стерплю позора… — прошептал этот корнет, с трудом удерживая канделябр двумя руками. Судя по тому, как он стоял, смотрел и говорил — сознание его было близко к уплывающему. Такое — пограничное.
— Я предлагаю примирение сторон. — улыбнулся граф, решив воспользоваться моментом.
— Что? — сразу не понял этот мужчина.
— Вы признаете, что были неправы, начав играть на командировочные деньги, и даете зарок три года не брать карт в руки. А я возвращаю вам долг.
— Нет! Это мой долг! Это долг чести! — вскинулся корнет, явно отреагировав на это слово-маркер.
— Хорошо. Все то же самое, а долг по обычаям.
— Согласен. — после несколько затянувшейся паузы, произнес он и обессиленно опустил руки, выпустившие канделябр.
— Это не дуэль, а какое-то безумие, — устало произнес корнет, добрую четверть часа спустя, когда немного отошел.
— А мне кажется, что все дуэли только так и нужно проводить. Или лучше даже сразу на кулаках. Чтобы и честь защитить, и не выбивать у императора его верных дворян.
— Скажете тоже… на кулаках… — усмехнулся корнет и застонал. Очень уж его добротно отделали.
— Кулак — это оружие, которое всегда с тобой! — назидательно произнес граф. — Кроме того, навык драться голыми руками развивает уверенность в себе и формирует крепкое тело. Особенно если добавить к этому делу борьбу или хотя бы ее элементы.
— Лев Николаевич, а вам не кажется, что дуэли на кулаках — это слишком низко? — спокойным тоном поинтересовался подполковник. — Ведь вон — купцы на кулаках сходятся и простолюдины.
— В Античной Элладе сходиться на кулаках считалось незазорным для самых великих героев. Это даже Илиаде описано. А знаменитый Пифагор был чемпионом по кулачным боям на Олимпийских играх. Вы считаете, Пифагора или Александра Македонского настолько недостойными людьми?
— Александр Македонский? — удивился подполковник.
— Кулачный бой входил в обязательную подготовку юношей из благородных семей. И великий полководец едва ли мог избежать плотного и вдумчивого занятия им. К тому же его воспитатель — Аристотель, наравне с Сократом и Платоном, считал кулачный бой эстетически красивым видом упражнений для смелых и сильных людей. Согласитесь — это весьма здравая традиция.
Подполковник задумался.
Этот корнет был неплохим фехтовальщиком и отменно стрелял из пистолета. Однако его отделали так — что диво. А значит, в рукопашной схватке кулачный бой действительно может дать определенное преимущество. Например, когда ружье со штыком или клинок заблокировали. Умение бить вот также — с левой — выглядело крайне полезным и практичным.
Мысль эта его зацепила.
Заинтересовала. Да так, что весь оставшийся вечер проболтал со Львом Николаевича, а потом, на следующий день, чуть задержался, чтобы посетить учебно-тренировочную площадку ДОСААФ и поглядеть на занятия ребят.
Не обошлось без пыли в глаза, конечно.
Несколько показательных вещей ребята изобразили, вроде штурма двухэтажного домика с преодолением высокой изгороди. Да и вообще — по полосе препятствий прошлись. На что подполковник смотрел с особым интересом, однако, ему требовалось двигаться дальше, отчего едва час сумел уделить этому шоу.
Командировка, увы, была неумолима.
Милютин взял денег у губернатора под расписку для компенсации утраченных командировочных и отправился дальше. Долг звал.
Леонтий Васильевич Дубельт продолжал проверять слова молодого графа. В частности, те самые, в которых Лев Николаевич «нарезал» зоны европейской части державы, выделяя Волго-Камский бассейн в самый безопасный и защищенный от врага регион. Для проверки чего управляющий Третьим отделением направил аж целого профессора Императорской военной академии по кафедре военной географии для изысканий на месте и кое-каких проверок. Из-за чего Дмитрий Алексеевич уже добрые несколько месяцев катался по матушке России…