Железный Ворон
Глава 1
Темнота не была абсолютной. Она медленно, неохотно отступала, уступая место мутному, серому свету, который просачивался сквозь сомкнутые веки. Первое, что я осознал — это запах. Резкий, медицинский запах карболки, смешанный с ароматом сушёных трав и чего-то ещё… пыли и старого дерева.
Второе — ощущения тела. Оно было чужим. Абсолютно, совершенно чужим.
Я чувствовал, как колючие, сильно накрахмаленные простыни впиваются в кожу. Голова гудела тупой, ноющей болью, словно после тяжелейшего похмелья. Во рту пересохло. Тело казалось слабым, ватным, и совершенно не желало слушаться.
С невероятным усилием я разлепил веки.
Комната была небольшой, с высоким потолком, теряющимся в полумраке. Свет лился из единственного узкого и высокого, как бойница, окна. За мутным стеклом виднелось серое, хмурое небо. Обстановка была спартанской: моя кровать, покрытая серым казённым одеялом, тумбочка из тёмного дерева рядом, и стул. На потолке, вместо лампочки, висел мутно-белый стеклянный шар, который испускал ровный, холодноватый свет и тихонько гудел.
Я попробовал пошевелить рукой. Получилось. Бледная, с тонкими, длинными пальцами и аристократично выступающими костяшками, рука поднялась в воздух. Не моя рука. Мои были шире, с короткими пальцами и парой старых шрамов. Эта была… изящной. Рука юноши.
Внезапно дверь со скрипом отворилась. В комнату вошла женщина средних лет в строгом тёмно-синем платье с белоснежным воротничком и манжетами. Её волосы были туго стянуты в пучок, а лицо имело строгое, непроницаемое выражение. В руках она держала поднос с кружкой дымящейся жидкости.
Она подошла к кровати, поставила поднос на тумбочку и смерила меня холодным, оценивающим взглядом.
— Очнулись, княжич Воронцов? Похвально. Я уж думала, ваше эфирное истощение затянется ещё на пару дней.
Княжич Воронцов? Имя прозвучало в голове чужим, незнакомым эхом.
— Вы достаточно ослабили свой род, чуть не отправившись к праотцам из-за мальчишеской глупости, — продолжила она ровным, лишённым эмоций голосом. — Ректор был в ярости. Вам повезло, что лекарь Матвеев сумел вас стабилизировать.
Она взяла кружку. От неё исходил горьковатый травяной аромат.
— Пейте. Это восстанавливающий отвар. Вам нужны силы. Послезавтра итоговая Проверка по Защитным Плетениям. Ещё один провал, и совет Академии рассмотрит вопрос о вашем отчислении. А вы знаете, что это значит для вашего имени.
Она протянула мне кружку. Она была тёплой, почти горячей. Я чувствовал исходящее от неё тепло, и оно контрастировало с прохладным воздухом в палате. Голод пока не ощущался, но была сильная жажда и всепоглощающая слабость.
Женщина ждала. Её взгляд был пронзительным и не предвещал ничего хорошего.
Мысли роились в голове, как встревоженный улей. Какого хрена тут происходит⁈ Это было первое, что пробилось сквозь пелену слабости. Женщина, княжич, ректор… слова были чужими, декорациями в абсурдном спектакле. Так… я сплю что ли? Я попытался найти в происходящем хоть намёк на нереальность, на ту зыбкость, что присуща снам. Но нет, не похоже. Колючая простыня, холодный взгляд женщины, горький пар, поднимающийся от кружки — всё было абсолютно, пугающе реальным.
Я на автомате поднёс горячую кружку к губам. Тепло от керамики согревало пальцы. Но в самый последний момент, когда я уже собирался сделать глоток, в мозгу вспыхнула ядовитая мысль: А что, если это не лекарство? Может, меня тут держат уже давно, а эти отвары и делают меня таким слабым, послушным… слабоумным?
Эта мысль была как удар ледяной воды. Она отрезвила и заставила действовать.
Я остановился, опустил кружку и посмотрел женщине прямо в глаза. Я постарался, чтобы мой голос звучал ровно, хотя он и получился немного хриплым от долгого молчания.
— Спасибо, мне уже лучше. Я, пожалуй, откажусь.
Я протянул ей кружку обратно.
Женщина не шелохнулась. Она не взяла кружку. Её брови едва заметно сошлись на переносице, а в глазах мелькнуло что-то похожее на холодное недоумение. Она словно смотрела на диковинное насекомое, которое вдруг начало вести себя непредсказуемо.
Не дожидаясь её ответа, я, опираясь на свободную руку, с усилием сел на кровати. Это простое действие стоило мне огромных трудов. Голова тут же закружилась, мир на мгновение качнулся, и в ушах зазвенело. Я зажмурился, пережидая приступ дурноты. Ватные ноги коснулись ледяного каменного пола, и по телу пробежала дрожь. Я был одет в длинную, до колен, белую рубаху из грубого полотна.
Женщина наконец нарушила молчание. Её голос стал ещё более жёстким, в нём зазвенели стальные нотки.
— Княжич, не валяйте дурака. Ваше эфирное тело едва не распалось. Приказ лекаря Матвеева был предельно ясен. Вы должны выпить отвар для стабилизации.
Она сделала шаг вперёд и снова настойчиво протянула поднос с кружкой мне под нос. Горький травяной запах ударил в ноздри с новой силой.
Я сидел на краю кровати, ощущая слабость во всём теле и холод, идущий от каменного пола. Передо мной стояла эта непреклонная женщина с подозрительным варевом в руках. Она явно не собиралась отступать.
Внутри всё кипело от бессильного раздражения и растерянности. Да что она привязалась ко мне, Господи Боже мой⁉ Её настойчивость, её холодный, уверенный тон, это дурацкое «княжич» — всё это давило, высасывало последние силы. Я чувствовал себя настолько выжатым, настолько уставшим от этого непонятного мира, что единственным желанием было, чтобы меня просто оставили в покое.
Слова вырвались сами собой, почти без моего участия, пропитанные усталостью.
— Ладно… ладно… я выпью, только отстаньте, пожалуйста…
Я протянул руку и взял тёплую, тяжёлую кружку. Её пальцы на мгновение коснулись моих — они были сухими и холодными.
Женщина кивнула, на её лице отразилось нечто вроде строгого удовлетворения. Она сделала шаг назад, давая мне пространство, но её взгляд не отпускал меня ни на секунду, контролируя каждое движение.
Я поднёс кружку к губам, горький пар окутал лицо. Но в последний момент я остановился. Словно какой-то внутренний предохранитель щёлкнул. Эта реальность была слишком убедительной, чтобы быть сном, но и слишком абсурдной, чтобы быть правдой. И я должен был знать. Я должен был спросить.
Я опустил кружку, не отводя её от губ, и поднял на женщину глаза. Взгляд мой, должно быть, изменился. Слабость и раздражение уступили место чему-то иному — холодной, отчаянной решимости. Голос прозвучал на удивление твёрдо и чисто, без прежней хрипотцы:
— Скажите, это сон? У меня галлюцинация?
На секунду в комнате повисла звенящая тишина. Женщина замерла. Её лицо, до этого непроницаемое, как маска, дрогнуло. Она смотрела на меня так, будто я вдруг заговорил на совершенно неизвестном ей языке. Выражение холодного недоумения сменилось тревогой.
— Княжич… — начала она медленно, тщательно подбирая слова, как будто говорила с буйным или слабоумным. — Ваше сознание всё ещё путается. Это последствие истощения. Разум и эфирное тело тесно связаны.
Она сделала осторожный шаг вперёд.
— Отвар поможет вам прийти в себя и прояснить мысли. Это не галлюцинация. Вы в лазарете Северного Крыла Императорской Академии Магических Искусств и Управления. Вы — княжич Алексей Воронцов. Вы чуть не погибли на дуэльном полигоне.
Она протянула руку и тыльной стороной ладони коснулась моего лба, очевидно, проверяя наличие жара. Её прикосновение было прохладным и реальным.
— У вас нет лихорадки. Это хороший знак. А теперь, пожалуйста, выпейте.
Она не ответила на мой вопрос напрямую, списав всё на бред больного. Но её слова «Императорская Академия Магических Искусств», «Алексей Воронцов» — звучали как приговор. Это было название моей новой реальности.
Кружка с тёплым отваром всё ещё была в моих руках. Прикосновение женщины ко лбу было вполне настоящим.
Я не сводил с неё взгляда, крепко сжимая тёплую кружку. Её слова, такие уверенные и безапелляционные, не давали покоя. Императорская Академия… княжич Алексей Воронцов… дуэль… Это было слишком детально для бреда. Слишком слаженно.
Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, пробиться сквозь туман в голове. Вспомнить… Я должен что-то вспомнить… Я вцепился в эту мысль, как утопающий в соломинку.
И что-то произошло.
Сначала это было похоже на помехи в старом телевизоре. Но потом сквозь черноту век начали прорываться картинки. Не мои. Чужие. Яркие и болезненные, как осколки разбитого зеркала.
…Образ первый: Пыльный полигон, окружённый серыми стенами Академии. Напротив меня, ухмыляясь, стоит высокий, светловолосый юноша в такой же, как у всех, форме, но с гербом другого рода на груди. Это — княжич Голицын. В его руке сплетаются нити плотного, уверенного синего света. Он легко плетёт сложнейший защитный узор. Мои же руки дрожат. Тонкие, почти призрачные голубоватые нити света, исходящие от моих пальцев, путаются и рвутся. Я чувствую насмешливые взгляды со стороны, вижу лицо девушки с тёмной косой — княжны Оболенской, из-за которой и начался этот дурацкий спор. В ушах гудит от напряжения. Я должен доказать. Доказать, что я, Алексей Воронцов, не самый бездарный отпрыск своего рода…
…Образ второй: Тёмный, отделанный мореным дубом кабинет. За массивным столом сидит строгий мужчина с седыми висками и тяжёлым, осуждающим взглядом — мой… отец? На его пальце сверкает тяжёлый перстень с гербом Воронцовых — летящий ворон. Его голос, низкий и холодный, как камни на дне реки, отпечатывается в памяти: «Ещё один провал, Алексей, и я лишу тебя содержания. Семья не будет терпеть позор. Академия — твой последний шанс. Оправдай имя или будешь забыт». Страх. Не животный страх, а липкий, холодный ужас не оправдать ожиданий, стать никем…
Картинки схлынули так же резко, как и появились, оставив после себя гул в ушах и фантомную боль в груди.
Я резко выдохнул, чуть не выронив кружку. Руки дрожали уже по-настоящему. Холодный пот выступил на лбу. Я открыл глаза и посмотрел на женщину.