Слова вышли немного натужными, неестественными. Я пытался соответствовать статусу, но чувствовал себя обезьяной, которую неожиданно пригласили на бал, — всё не так, всё неловко.
Я медленно встал с кровати. Ноги держали уже увереннее. Подойдя к открытому окну, я для верности прислонился плечом к прохладной каменной стене.
— Я постою тут немного, очень осторожно.
Свежий, влажный ветер тут же окутал меня, ворвался в лёгкие. Он приятно обдувал лицо, трепал волосы. И вместе с этим холодком пришло иное ощущение. Я вдруг остро почувствовал юность этого тела. Ту давно забытую энергию, когда кровь бежит быстрее, когда мир кажется ярче, а гормоны играют вовсю. В памяти вспыхнул образ из прошлой жизни: первый поцелуй с Наташкой за гаражами, неловкий, но оттого оглушительно-счастливый. Вот это были чувства! И сейчас было что-то похожее. То же ощущение абсолютной новизны.
В сердце что-то трепетно всколыхнулось. Это была тихая, почти тайная радость. Восторг. Предвкушение новой, невероятной жизни, которая внезапно упала мне в руки.
Но за этой радостью тут же подкралась тень грусти. Я вспомнил своих. Друзей-заводчан, с которыми можно было молча посидеть после смены, понимая друг друга без слов. Вспомнил Ирку… отношения, которые давно зашли в тупик. Последние месяцы мы больше молчали, погрязнув в бытовухе. Даже разъезжались на неделю, чтобы потом снова сойтись по привычке, понимая, что всё это бессмысленно. И вот теперь это всё отрезано. Потеряно навсегда.
Я встряхнул головой, отгоняя прошлое. Оно осталось там, за непреодолимой чертой. А здесь… здесь у меня новые проблемы и новые возможности.
Чешуя… Чешуя… всё это очень важно! — мысль была чёткой и ясной. — Нужно запоминать, практиковаться. Чтобы в следующей дуэли меня не прибили так же, как в этот раз.
В памяти всплыл ухмыляющийся образ из чужого воспоминания. Голицын… Это как Малфой тут, видимо. Враг номер один. Ладно, посмотрим, Голицын, кто кого в следующий раз. Я такую «Чешую» сплету, что хрен ты её пробьёшь. И «Зеркало» тоже… Надо пробовать, надо осваивать.
А теперь — «Кокон». То самое, на чём погорел Алексей. Самое сложное.
Пять минут истекли. Ветер уже не казался таким приятным, от него начинало знобить. Я сделал последний глубокий вдох, прощаясь с этой короткой передышкой, и повернулся к лекарю. Мой взгляд был решительным. Отдых кончился. Время работать.
— Ладно, лекарь, — сказал я твёрдо. — Я готов.
Матвеев молча кивнул, закрыл окно, и в комнате снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь гудением магического шара. Он вернулся на свой стул.
— Хорошо. «Кокон». — его голос стал серьёзным. — Это венец защитных плетений для вашего курса. И он принципиально отличается от первых двух. «Чешуя» и «Зеркало» — это внешние щиты. Вы создаёте их на расстоянии от себя. «Кокон» же вы плетёте прямо на себе, по контурам своего тела.
Он поднял руку, и его ладонь окутало мягкое золотистое свечение. Оно не было похоже ни на зелёное, ни на серебряное. Оно было живым, тёплым.
— Это плетение одновременно и самое прочное, и самое опасное в исполнении. Оно соединяет в себе принципы «Чешуи» и «Зеркала». Основа — гладкая, как у «Зеркала», но поверх неё вы накладываете второй, армирующий слой из плотно пригнанных друг к другу пластин, как у «Чешуи». Получается двухслойная броня.
Его рука в золотом сиянии медленно сжалась в кулак, и свечение уплотнилось, стало похоже на литой золотой кастет.
— Но главная сложность не в этом. Сложность в том, что вы должны идеально чувствовать контуры своего эфирного тела и плести щит, не касаясь его, на расстоянии в один палец. Слишком близко — и плетение может «врасти» в вас, вызвав чудовищную боль и повреждения. Слишком далеко — и в щите будут дыры и слабые места. Это требует абсолютной концентрации и контроля. Именно эту дистанцию вы и не смогли удержать на дуэли. Ваш «Кокон» был рыхлым, и удар Голицына просто разнёс его в клочья.
Он развеял золотое свечение и посмотрел на меня.
— Я не буду показывать вам его полностью. Это слишком сложная конструкция. Мы сделаем иначе. Я покажу вам лишь один элемент. Плетение на кисти руки. Ваша задача — мысленно повторить его на себе. Сконцентрируйтесь. Представьте свою левую руку. И попробуйте окутать её этой двухслойной защитой.
Глава 5
Я слушал его, и мой мозг, который только что с гордостью освоил «Чешую» и «Зеркало», начал откровенно пасовать. Двухслойная броня, плетение на себе, дистанция в один палец… Информация наслаивалась одна на другую, превращаясь в непонятную кашу. Восторг и азарт сменились растерянностью и подступающей паникой.
— Так, подождите, помедленнее! — не выдержал я, вскинув руку. — Мне нужно так же плести, как «Чешую»? Вернее, сначала наматывать, а потом плести? Или как? Или это создаётся просто силой мысли, я представляю кокон с двумя слоями, и он появляется?
Я чувствовал, как растёт раздражение, направленное в первую очередь на самого себя. Я снова ничего не понимал.
— Лекарь, я правда за вами не поспеваю, — закончил я уже тише, и в голосе отчётливо прозвучали нотки искреннего расстройства. Я чувствовал себя тупым. Абсолютно, беспросветно тупым.
Лекарь Матвеев не проявил ни капли нетерпения. Он, казалось, был готов к такой реакции. Он терпеливо дождался, пока мой сбивчивый поток вопросов иссякнет.
— Вы не глупы, княжич, — сказал он спокойно, но твёрдо, словно читая мои мысли. — Вы столкнулись с задачей, которая требует совмещения двух разных навыков одновременно. Это сложно для всех. Ваш вопрос абсолютно правильный: «В какой последовательности?».
Он снова поднял руку, чтобы я мог видеть.
— Последовательность — ключ. Вы не можете делать это одновременно. Сначала вы формируете первый слой — основу. Она плетётся по принципу «Зеркала», — он медленно обвёл свою кисть плавным, «наматывающим» движением. — Вы создаёте тонкую, гладкую, непрерывную оболочку на заданной дистанции от своей кожи. Это первый шаг. Он самый важный. Именно на нём вы должны выдержать зазор.
Его кисть окуталась тончайшей, едва заметной плёнкой серебристого света.
— И только когда основа готова и стабильна, — продолжил он, — вы начинаете её «армировать». Поверх этой гладкой основы вы начинаете «нашивать» защитные пластины по принципу «Чешуи». Стежок за стежком, — теперь его пальцы начали делать короткие, резкие движения, и на серебристой плёнке стали появляться золотистые шестиугольники, плотно прилегая друг к другу и сливаясь в сплошной панцирь. — Они не касаются вашей кожи. Они ложатся на уже созданную основу.
Его кисть теперь была заключена в красивую, переливающуюся перчатку из золота и серебра.
— То есть, сначала «Зеркало», потом «Чешуя», — подытожил он просто. — Одно поверх другого. А не силой мысли. Магия — это не фокус, княжич. Это технология. Просто её законы отличаются от законов физики. И как в любой технологии, здесь важна правильная последовательность операций. Понятно теперь?
Он развеял плетение и посмотрел на меня.
Его объяснение, такое пошаговое, такое «технологичное», снова всё расставило по местам. Мой внутренний заводчанин получил чёткую инструкцию. Сначала одна операция, потом другая. Всё логично. Смущение и чувство собственной неполноценности отступили.
Я слушал его, и логика в его словах была безупречной. Сначала «Зеркало», потом «Чешуя». Инструкция была ясна, как на сборочном чертеже. Но именно эта ясность и высветила главную проблему, самую суть моего непонимания.
— Так… я понял… да… — пробормотал я, но тут же остановился, нахмурившись. — Но… как мне ощутить границы своего, как вы сказали… эфирного тела?
Я посмотрел на свои руки, потом на лекаря. Я чувствовал кожу, кости, мышцы. Но это… нечто другое…
— Я не понимаю. Оно как бы… выходит за меня? За моё физическое тело? — я обвёл рукой контур своего плеча, отступив на несколько сантиметров. — А где доказательство, что это не просто моё воображение?
Я чувствовал себя ужасно неловко. Страшно было показаться полным идиотом, задающим элементарные вопросы. Но для меня, для Пети Сальникова, это было не элементарно. Я будто с родного завода, где всё подчиняется законам сопромата и термодинамики, попал в какую-то шаманскую академию, где мне на полном серьёзе говорят, что духи — это норма жизни, и их надо учитывать при работе. Мой разум требовал фактов, чего-то осязаемого.
Лекарь Матвеев выслушал меня с максимальной серьёзностью. В его глазах не было и тени насмешки.
— Вы задаёте самые правильные вопросы, княжич, — сказал он медленно. — Вопросы, которые большинство ваших сверстников перестали задавать ещё в детстве, начав воспринимать это как данность. Ваш разум, «очищенный» травмой, пытается заново построить картину мира. Это не глупость. Это — научный подход.
Он на мгновение задумался, как лучше продемонстрировать ответ.
— Доказательство? Хорошо. Есть простой способ. Вытяните левую руку, ладонью вверх. Расслабьтесь.
Я неуверенно протянул руку.
Лекарь поднял свою правую руку. Его пальцы ничего не излучали, на них не было никакого свечения. Он медленно, очень медленно, начал опускать свой указательный палец к центру моей ладони.
— Скажите мне, когда почувствуете что-то.
Его палец был ещё сантиметрах в десяти от моей кожи. Я ничего не чувствовал.
Семь сантиметров. Пять.
И вдруг, когда между его пальцем и моей кожей оставалось ещё добрых два-три сантиметра, я почувствовал это.
Это не было прикосновением. Это было… давление. Лёгкое, но отчётливое ощущение тепла и покалывания, словно мою ладонь толкнул невидимый, тёплый шарик. Я вздрогнул от неожиданности.
— Вот! — вырвалось у меня. — Сейчас!
— Вот это, княжич, и есть граница вашего эфирного тела, — спокойно сказал Матвеев, не убирая пальца. Я продолжал чувствовать это невидимое сопротивление. — У здорового человека оно выступает за пределы физического тела на два-три сантиметра. У сильных магов — на десятки санти