метров. У вас сейчас, после истощения, оно едва дотягивает до полутора. Оно тонкое и «рваное».
Он убрал руку, и ощущение тут же пропало.
— Это не воображение. Это — объективная реальность этого мира. Такая же, как гравитация или температура. Вы не видите воздух, но вы им дышите. Вы не видели своё эфирное тело, но оно у вас есть. И ваша задача сейчас — не пытаться его увидеть. А научиться его чувствовать. Так же, как вы только что почувствовали моё прикосновение к нему.
Он дал мне секунду, чтобы осознать произошедшее. Это было доказательство. Неопровержимое. То, чего требовал мой разум.
— А теперь, — его голос стал мягче, — закройте глаза. Снова вытяните руку. И попробуйте почувствовать эту границу сами. Не рукой, а своим внутренним вниманием. Проведите им по контуру своей кисти, на той самой дистанции, где только что было моё прикосновение. Найдите эту невидимую «кожу». Это и будет ваш холст для первого слоя «Кокона».
— Так, хорошо, — пробормотал я, всё ещё глядя на свою ладонь, где только что было это странное ощущение. — Поверю я в это ваше эфирное тело.
Слово «поверю» было ключевым. Я не понимал до конца, как это работает, но я получил доказательство и был готов принять это как рабочую аксиому.
Я снова закрыл глаза, вытянул левую руку и полностью сосредоточился. Я пытался воссоздать то ощущение, которое дал мне лекарь. Сначала — ничего. Просто темнота и ощущение собственной кожи. Но я не сдавался. Я направил всё своё внимание на пространство вокруг кисти, на тот самый зазор в полтора-два сантиметра.
И вдруг я почувствовал это. Едва уловимое, тонкое, как паутинка, но оно было там. Ощущение… присутствия. Окутывающее, как тёплый воздух. И тут меня осенило: я ведь и в прошлой, обычной жизни, чувствовал нечто похожее. Когда кто-то в транспорте подходил слишком близко, вторгаясь в то, что я называл «личным пространством». Это было оно! Только здесь это «пространство» было не просто психологическим, а вполне реальным, физическим.
Нужно начать плести нить вокруг этого ощущения, — мелькнула чёткая инструкция в голове. — Создать каркас, но так, чтобы этой своей «иглой» себя случайно не проткнуть.
Я вызвал в уме уже ставшую привычной голубую нить и начал первый, самый осторожный «наматывающий» виток вокруг своего воображаемого запястья. Я двигался медленно, постоянно «ощупывая» вниманием эту невидимую границу, стараясь держать нить на одинаковом расстоянии.
Отлично, — подумал я, когда первый виток лёг ровно. — Кажется, что-то получается.
Воодушевлённый успехом, я ускорил движение. Второй виток, третий… Я уже увереннее вёл нить вокруг ладони, потом вокруг пальцев. Концентрация была предельной. Первый слой, основа «Зеркала», начал обретать форму. Я так увлёкся процессом, что на мгновение потерял бдительность. Всего на долю секунды.
На одном из витков вокруг большого пальца моя мысленная «игла» дрогнула и соскользнула внутрь.
Я не успел ничего понять.
Острая, пронзающая боль, похожая на укол раскалённой иглой, ударила в сустав большого пальца. Но боль была не в кости, не в мясе. Она была глубже. Неправильная, чужеродная.
— АЙ!
Я вскрикнул, резко открывая глаза. Моё мысленное плетение тут же распалось на части. Я схватился правой рукой за левую. Палец дёргало, по нему словно пробегали судорожные электрические разряды. На физической коже не было ни следа, но фантомная боль была абсолютно реальной и мучительной.
Лекарь Матвеев даже не дёрнулся. Он смотрел на меня всё так же спокойно, как будто только этого и ждал.
— Вот, — произнёс он ровным голосом. — Теперь вы понимаете, почему это плетение опасно. Вы коснулись своего эфирного тела плетением. К счастью, это был всего лишь один укол и нить была слабой. Считайте это полезным уроком. Боль — лучший учитель.
Он подождал, пока первая, самая острая волна боли пройдёт.
— Отдышитесь, княжич. И попробуйте ещё раз. На этот раз ещё медленнее. Не думайте о скорости. Думайте только о контроле.
Я сидел, растирая ноющий палец, и тяжело дышал. Теперь я знал цену ошибки. И теперь задача стала не просто учебной, а совершенно реальной.
Так, понял. Тише едешь — дальше будешь, — эта старая, из прошлой жизни, поговорка сейчас была как никогда к месту.
— Хорошо, — выдохнул я, обращаясь скорее к себе, чем к лекарю.
Я снова закрыл глаза, но на этот раз во мне не было ни азарта, ни спешки. Только холодная, предельная концентрация.
Нужно просто привыкнуть, — сказал я себе. — Сродниться с этим ощущением границы, как с новым инструментом. А потом всё пойдёт как по маслу.
Я снова вытянул руку и нашёл своё «личное пространство». Я не спешил плести. Я просто несколько секунд «держал» его своим вниманием, привыкая, запоминая. А затем, очень медленно, начал вести нить.
Первый виток вокруг запястья. Я делал его мучительно долго, постоянно проверяя зазор, ощущая каждый миллиметр. Второй виток. Третий. Я полностью погрузился в процесс. Внешний мир перестал существовать. Была только моя воля, тонкая голубая нить и эта невидимая, но теперь такая реальная граница моего эфирного тела.
Это было похоже на самую тонкую работу, которую мне когда-либо приходилось делать. Сложнее, чем вырезать крошечную корону для шахматного короля или паять тончайший контакт на плате.
Виток за витком. Медленно, но верно, моя рука в воображении покрывалась серебристой плёнкой первого слоя. Запястье, ладонь, каждый палец по отдельности. Я двигался так осторожно, что почти не дышал.
И в какой-то момент я поймал ритм. Движение стало более уверенным, почти автоматическим. Я настолько увлёкся, что сам не заметил, как закончил последний виток вокруг кончика мизинца.
Я замер, мысленно осматривая свою работу. Идеальная, гладкая «перчатка» из голубоватого света окутывала мою руку, в точности повторяя её контуры, но не касаясь их. Ни одного прокола. Ни одного зазора.
Я с огромным облегчением выдохнул и открыл глаза.
— А неплохо получилось, по-моему! — сказал я с нескрываемой гордостью, глядя на свою вполне обычную физическую руку. Но я-то знал, что на самом деле она сейчас защищена.
Лекарь Матвеев медленно кивнул. В его светлых глазах впервые за всё время появилось нечто похожее на… уважение.
— Да, княжич, — произнёс он. — Неплохо. Основа стабильна. Зазор выдержан. Вы справились.
Это была высшая похвала.
— А теперь, не теряя концентрации, приступайте ко второму слою, — его голос вернул меня к реальности. — Армируйте. «Нашивайте» пластины. Так же медленно и осторожно.
Я снова закрыл глаза, удерживая в уме уже созданную «перчатку». Теперь поверх неё нужно было выложить слой «Чешуи». Задача была ясна.
Армируйте! Классное слово! У меня будет собственная броня! — мысль была пьянящей. Я уже чувствовал себя не жертвой обстоятельств, а творцом. Не Петей Сальниковым, попавшим в беду, а княжичем Воронцовым, создающим магию.
— Так, ладно, поехали, — пробормотал я себе под нос и снова погрузился в работу.
На этот раз всё было гораздо легче. Основа, первый слой «Зеркала», служила идеальным лекалом. Я отчётливо «видел» её гладкую поверхность, и мне не нужно было больше бояться проткнуть себя. Задача свелась к уже знакомому и даже полюбившемуся мне «шитью».
Мои мысленные руки заработали с поразительной скоростью и точностью. Короткий стежок — и на серебристой основе расцветал золотистый шестиугольник. Ещё стежок — и рядом ложился второй, плотно, без зазора. Пальцы в моём воображении порхали. Это было невероятно. У меня получалось! Я закончил на удивление быстро, словно и правда всю жизнь только этим и занимался. Рука в моём сознании теперь была закована в идеальную, переливающуюся золотом и серебром перчатку.
Я распахнул глаза, и они горели неподдельным восторгом. Я посмотрел на лекаря, и меня просто распирало от гордости.
— Ну вот! Я… кажется, вспоминаю, как это делается, лекарь! — выпалил я, не в силах сдержать эмоции. Это было потрясающее чувство.
А потом, осмелев от успеха и забыв про былую робость, я ухмыльнулся и добавил с чисто мальчишеским задором, пытаясь изобразить аристократическую браваду:
— Ну, что скажете? Пятёрку мне влепите? По-моему, заслужил!
Лекарь Матвеев смотрел на меня несколько долгих секунд. Его лицо оставалось серьёзным, но в глубине глаз плясали смешинки.
— «Пятёрку» вам поставит или не поставит совет Академии послезавтра, — ответил он ровным тоном, но я чувствовал, что он с трудом сдерживает улыбку. — А я скажу вот что: ваша работа… удовлетворительна.
— Удовлетворительна⁈ — возмутился я, но скорее играя, чем по-настоящему.
— Структура верна. Оба слоя на месте. Но плетение всё ещё «холодное», — пояснил он. — Вы всё делаете технически правильно, как инженер, собирающий механизм по чертежу. Но вы не вкладываете в него… намерение. «Кокон» должен быть не просто бронёй. Он должен быть продолжением вашей воли к защите. Ваши «Чешуя» и «Зеркало» пока что — просто щиты. А должны стать вашими щитами. Но это — уже следующий уровень, до которого вам ещё далеко. Для Проверки вашей техники будет достаточно.
Он поднялся со стула.
— А теперь развейте плетение. И отдохните. Вы сделали за два часа то, на что у некоторых уходит семестр. Вы полностью истощены, даже если сами этого не чувствуете.
Он подошёл к двери.
— Сейчас вам принесут ужин. Ешьте. Затем — спать. Завтра утром мы повторим всё ещё раз, чтобы закрепить мышечную память. И никакой самодеятельности. Я ясно выразился, княжич?
Он посмотрел на меня в последний раз, и в его взгляде была и строгость, и затаённое одобрение. Не дожидаясь ответа, он вышел, и я услышал, как щёлкнул замок. В комнате шумел светящийся шар.
Я остался один. Измотанный, но окрылённый. Я сидел на кровати и смотрел на свою руку. Обычную руку. Но теперь я знал, на что она способна. Я не просто выживу. Я им всем ещё покажу.
Глава 6
Слова лекаря эхом отдавались в голове. «Завтра утром мы повторим…», «Для Проверки вашей техники будет достаточно…».