нзилось мне в палец.
– Ой! – Я слизнула языком выступившую каплю крови.
Мама отложила выкройку и забрала у меня пальто мастера. Я с облегчением вздохнула и откинулась на спинку стула: после утренней круговерти руки, плечи, спина и колени ныли от напряжения.
– Ничего не поделаешь, детка, придется привыкать. Меня не будет радом, чтобы помочь. Особенно теперь, когда тебя взяли в большой дом.
Мама ловко орудовала иглой, протягивая нитку сквозь отверстия в пуговицах.
– Я так устала, мама, – пожаловалась я, сложила руки на столе и прижалась к ним лбом.
– Знаю, Долорес. Но ты должна быть сильной, иначе не сможешь выжить рядом с миссус.
Я снова тяжело вздохнула.
– Ни одна белая женщина не будет относиться к тебе так, как относилась мисс Салли. Так что выкинь из головы свои глупые фантазии и делай то, что велит миссус. Исполняй приказы прежде, чем она повторит их. Мы с мастером уедем совсем ненадолго. Постарайся не раздражать хозяйку в наше отсутствие.
Пока мама пришивала пуговицы, я задремала. Не знаю, сколько прошло времени. Я очнулась, услышав над ухом шепот мамы:
– Долорес, просыпайся. Послушай меня, детка.
Я открыла глаза и увидела склонившуюся надо мной маму, в руке у нее был зажат небольшой холщовый мешочек. Мама извлекла из него пузырек с какой-то жидкостью и вложила его мне в ладонь.
– Вот, держи. Нужно смазать этим тюфяк, на котором спала Рейчел, чтобы ее дух не преследовал тебя. – Затем она протянула другой мешочек со смесью из сушеных листьев, семян и обрезков ногтей. – Зашей в подол юбки. Это охранит тебя от неприятностей, пока меня не будет рядом.
Я взяла иглу и сделала, как она велела.
– А теперь хорошенько запомни мои слова, детка, – снова заговорила мама. – Тебя зовут Фиби Долорес Браун, ты появилась на свет в канун Рождества. Ты внучка Винни Браун, а Винни Браун – внучка королевы Мандары[4]. Тебя называют рабыней, но твоя душа свободна, ты – свободный человек. – Лицо мамы вплотную приблизилось к моему, она заглянула мне в глаза. – Ты рождена, чтобы увидеть свободу. Что бы ни делала миссус, как бы ни относилась к тебе, помни: ты не являешься ничьей собственностью. Поняла?
– Да, мама.
Она протянула мне готовое пальто.
– А теперь иди.
В утро отъезда мастера Джейкоба миссис Дельфина чувствовала себя неважно. Ее вырвало в умывальный таз. Я вынесла посудину, отмыла и принесла обратно, чтобы хозяйка могла умыться и привести себя в порядок. Вдобавок она испачкала платье, в котором собиралась спуститься к завтраку. Я помогла ей переодеться в другое – темно-синее с плиссировкой на лифе и плотно облегающими рукавами, – затем расчесала волосы и уложила на затылке аккуратным валиком. Я закончила туалет, но хозяйка продолжала неподвижно сидеть перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение.
– Управление этой плантацией лишило меня красоты, – произнесла она наконец, касаясь кончиками пальцев темных кругов под глазами.
– Вы хорошо выглядите, миссис, – сказала я.
– Я выгляжу усталой. – Она пощипала кожу на щеках, чтобы они порозовели. – Неудивительно, что Джейкоб не хочет брать меня с собой. Что я смогла дать ему?
– Вы носите его ребенка, – ответила я.
Она резко обернулась и уставилась на меня пылающим взором.
– Да как ты смеешь говорить такие вещи! Твоего глупого мнения никто не спрашивал. Вон отсюда!
Я опрометью ринулась прочь из комнаты и едва успела отскочить за дверь, иначе летевшая вслед книга угодила бы мне прямо в голову. У подножия лестницы меня поджидала тетушка Хоуп.
– Это у нее от нервов, – сказала кухарка, после чего вручила мне пару белых перчаток и отправила в столовую помогать накрывать к завтраку.
Мастер Джейкоб сидел за столом с раскрытой газетой. Вскоре миссис Дельфина спустилась к нему. Хозяин поднялся и чмокнул жену в щеку.
– Как ты сегодня чувствуешь себя, дорогая?
– Я чувствую себя больной.
– Доктор Уилкс говорит, что тебе нужно больше отдыхать.
– Мне нужно нечто большее, чем просто отдых.
Она сделала крошечный глоток чая.
– Я могу помочь?
Хозяйка отрицательно качнула головой. На этом супруги замолчали и до конца трапезы не проронили ни слова.
Наконец мастер Джейкоб приподнял руку и шевельнул указательным пальцем – знак слугам, что пора убирать со стола. Я сложила посуду, отнесла в судомойню, вымыла, вытерла и расставила по местам. Подметая пол в столовой, я слышала, как остальные обитатели дома собираются возле крыльца – провожать хозяина. Когда я вышла во двор, Парротт заканчивал крепить багаж на задке кареты. Эссекс придерживал лошадей, вполголоса разговаривая с ними и гладя по шее, но его взгляд рыскал по толпе, отыскивая меня среди собравшихся. С нашей последней встречи прошло три дня – три мучительных дня, когда у нас не было возможности побыть наедине. И хотя предстоящий отъезд мамы огорчал меня, я не могла не думать об Эссексе: все мое существо жаждало его прикосновений и поцелуев.
Прошло минут двадцать, и наконец Лавви распахнула широкие двери главного входа. Мастер Джейкоб в сопровождении жены вышел на крыльцо. Дойдя до ступенек, они остановились. Хозяйка склонила голову на грудь мужу, он также наклонился к ней. Каковы бы ни были слова, которые мастер Джейкоб в этот момент нашептывал жене, никто из нас не мог слышать их.
И тут во двор вышла моя мама. При ее появлении все разговоры мгновенно стихли. Она плыла в своем нарядном ярко-красном поплиновом платье с пышными рукавами, постепенно сужающимися к запястью; длинный ряд обтянутых тканью пуговиц украшал высокие манжеты и лиф свободного покроя. Зачесанные назад волосы, щедро смазанные пальмовым маслом, блестели на солнце. Она выглядела великолепно, даже царственно, затмевая своей красотой окружающий мир. И уж конечно, ни у кого язык не повернулся бы назвать маму чьей-то собственностью. И никто не догадался бы, что великолепное платье, в котором она выступала с таким достоинством, сшито из старого плаща мисс Салли, накрахмалено с помощью смешанной с водой кукурузной муки, а кринолин сделан из гибких побегов виноградной лозы.
Парротт помог маме забраться на верхнее сиденье экипажа рядом с кучером. Тетушка Хоуп вышла из кухни, держа в руках сверток с едой. Кухарка протянула пакет мне, чтобы я передала его матери. Принимая гостинец, мама коснулась моих пальцев и крепко стиснула их.
– Лавви, – обратился мастер Джейкоб к экономке, – проводи хозяйку наверх, ей пора отдохнуть.
Он выпустил руку миссис Дельфины. Она открыла было рот, собираясь возразить, но передумала и лишь сердито поджала губы. Проходя мимо меня, мастер Джейкоб слегка потрепал меня по плечу:
– Веди себя хорошо, Фиби. Я на тебя рассчитываю.
– Да, сэр.
Парротт распахнул перед хозяином дверцу кареты, дождался, пока тот устроится внутри, захлопнул дверцу, а сам вскарабкался на козлы, где уже сидела мама. Поначалу я волновалась, что ей придется путешествовать под открытым небом, но однажды мама сама призналась, что, отъехав на несколько миль, кучер останавливается, и она перебирается в карету, чтобы составить компанию мастеру Джейкобу.
Парротт собрал поводья и крикнул:
– Но, пошли!
Лошади тронулись с места. Мама обернулась, наши взгляды встретились. Я следила за ней до тех пор, пока расстояние и облако пыли, поднятое колесами экипажа, не поглотили путешественников.
Эссекс стоял рядом.
– Она скоро вернется, – попытался он утешить меня.
– Расставание от этого не становится легче, – ответила я.
– Я мог бы скрасить твое одиночество. – Эссекс слегка подтолкнул меня плечом.
От одного его прикосновения меня бросило в жар.
– Теперь мы можем встречаться у тебя в швейной. Думаю, там пахнет получше, чем в конюшне, – шепнул мой возлюбленный.
Я бросила на него быстрый взгляд сквозь опущенные ресницы и улыбнулась.
– Фиби! – раздался раздраженный голос миссис Дельфины. – Не время бездельничать! Подай мне кофе.
– Да, миссис, сию минуту.
Я сорвалась с места и припустила к дому, не рискуя оглядываться назад, но всей кожей чувствуя на себе жадный взгляд Эссекса, который следил за каждым моим движением, пока я бежала через двор.
Глава 4Женщины творят зло
Благодаря сильным апрельским ливням расплодились москиты. К началу мая они уже целыми полчищами висели в воздухе и набрасывались на людей, словно голодные звери. Даже мамин травяной бальзам оказался бессилен: руки и ноги у меня покрылись красными зудящими пятнами от укусов. Особенно трудно было работать на грядках, когда со всех сторон атакуют злобные кровососы. Уход за огородом миссис Дельфины мне поручила тетушка Хоуп. После отъезда мастера Джейкоба хозяйка совершенно забросила свои растения, так что отныне посадка свеклы, моркови, томатов, салата и капусты, а также прополка и подрезка листьев лежали на мне.
Я надеялась, что в отсутствие хозяина у меня появится свободное время, которое мы сможем провести вместе с Эссексом. Но моим надеждам не суждено было сбыться. Хозяйка требовала, чтобы я постоянно находилась рядом и являлась по первому зову. Мне приходилось угождать всем ее прихотям: накрывать на стол, убирать со стола, мыть посуду, стирать белье и выполнять еще тысячи мелких поручений, которыми прежде занималась бедняжка Рейчел. Я трудилась с утра до ночи, чувствуя постоянную усталость. Эссекс тоже был занят: чистка конюшни, выгул и кормление лошадей отнимали уйму времени, да еще в конце недели он нанимался помогать конюху на соседней плантации, поэтому уходил ранним субботним утром, еще до рассвета, и возвращался лишь к вечеру воскресенья. Несколько раз я пыталась улизнуть из дома, чтобы повидаться с любимым, но миссис Дельфина отличалась на удивление острым слухом: всякий раз, едва заслышав, как я крадусь через холл, она тут же придумывала какое-нибудь новое задание. Однажды мне все же удалось сбежать, но на полпути я заметила Снитча и сама повернула назад: надсмотрщик сидел прямо возле конюшни, жевал табак и прихлебывал виски из своей верной фляги, с которой никогда не расставался.