Тогда зачем так целовал, что у меня до сих пор кровь в венах начинает гореть от одного только воспоминания?..
— Кора! — Парень, который сейчас стоял рядом, таких чувств у меня не вызывал. Зато он был со мной. — Просто делай так, как мы договорились. Кире Андреевне сейчас вообще перелеты категорически запрещены. В полицию о твоей пропаже никто не заявлял. Я это точно знаю. Но, пожалуйста, сама пока никак не проявляйся. Доверься мне, пожалуйста.
И я доверилась. А какие еще были у меня варианты? Звонить папе и все рассказать? Ну уж нет. Герман? Он даже разговаривать со мной не станет, я уверена.
Хотела, и не раз, позвонить Дианке, сказать, что у меня все хорошо, но каждый раз останавливалась: да, я хотела верить, что про меня все забыли, но если нет? Если мой эгоизм выйдет ей боком?
Я очень скучала по ней, по нашему магазинчику, по нашей болтовне о парнях и цветах, по своей оранжерее. И по тому, про кого никому не могла рассказать. Ни бабушке, ни Игнату.
Главное — бабушка поправлялась. Но я все равно очень часто просыпалась ночью, вставала с кровати и подходила к ней спящей, слушала ее тихое дыхание, успокаивалась и шла обратно к себе.
Не знаю откуда, но у меня появились силы. Я знала, что сейчас вся ответственность за бабушку на мне. И я больше не имею права грустить и переживать о том, что осталось за спиной. Я уже неплохо ориентировалась в соседних кварталах, мы с бабушкой даже один раз дошли до Старого города. Храм Гроба Господня оказался очень маленьким и простым. Никогда не считала себя религиозным человеком, но это место навсегда останется в моем сердце. Покой и умиротворение. Я и по бабушке это видела — как разглаживаются морщинки на лице, как оно становится менее напряженным. Время даже словно остановилось: ни прошлого, ни будущего…
За полторы недели до Нового года я услышала русскую речь в соседних апартаментах. Жильцы там менялись постоянно, но в основном были немцы или англичане. А тут…
— Вообще-то я грек. — Симпатичный парнишка в ярко-синей футболке и светлых джинсах широко мне улыбнулся, да так, что я не могла не улыбнуться в ответ. — Но родился в России, просто потом… это долгая история. А ты местная?
Я покачала головой. И как-то само собой получилось, что тем же вечером мы с бабушкой впервые после отъезда Игната ужинали не одни. С нашими новыми соседями — Костей, его мамой и двумя сестрами. Я все боялась, что бабушка устанет, но она просто расцвела, слушала истории и сама рассказывала, как однажды очень давно, когда моя мама еще была маленькая, отдыхала с ней вдвоем на Крите.
— Ба, у тебя такой румянец на щеках появился! — Я убирала тарелки в посудомойку и поглядывала на бабулю. — Отличный вечер получился. Правда?
— Очень. Мы же с тобой здесь как затворницы — только врачи да медсестры. Игнат завтра прилетает, Кора. — Бабушка обеспокоенно посмотрела на меня. — Он явно что-то задумал.
— Он и не скрывал этого, когда мы вчера разговаривали. — Я кивнула. — Но, знаешь, я все больше думаю о том, что нам надо возвращаться домой. Может, необязательно в Москву, можно найти более дешевый город для жизни.
Игнат приехал к нам днем, когда к бабушке как раз пришла медсестра. Чтобы им не мешать, мы пошли в кафе рядом с нашим домом.
— Давай посидим на улице за столиком, — предложил Саенко. Я же внимательно его разглядывала, пытаясь понять, что в нем изменилось. Его работа явно шла ему на пользу — у папы он часто был бледным, нервным и напряженным, а сейчас передо мной сидел спокойный и уверенный в себе мужчина. Игнат еще больше изменился за этот месяц.
— А ты повзрослела, Кора, — неожиданно сказал он. — Взгляд другой. Сосредоточенный и более приземленный, что ли.
Я усмехнулась, но развивать эту тему не стала. Игнат не стал настаивать.
— Помнишь, что я тебе говорил? — негромко спросил он, подвигая ко мне тонкую папку. — Что есть человек, который тебя обеспечит.
— Конечно. Я потом долго спать не могла, все пыталась понять…
— Твой отец, Кора. — Игнат театрально вскинул руки вверх. — Твой папаша, а еще точнее, твой дед.
— Наследство? — Я недоверчиво выдохнула. — Но ведь…
— Ты обязуешься больше не появляться в его доме и не рассказывать никому о его сделке с семьей Аракчеевых, не искать с ними встреч, а он отдает тебе твои полмиллиона долларов уже сейчас, не дожидаясь твоего замужества или двадцатипятилетия.
Игнат пододвинул ко мне папку.
— Тут все написано. Это ваше соглашение, я с юристами все уже согласовал. Ну, что скажешь, Кора?!
Игнат радостно и довольно улыбался. Я открыла папку, но прочитать ничего толком не смогла: слезы застилали глаза.
Глава 9
Когда думаешь, что уже все знаешь, то веришь, что больно не будет. Что болеть может только от неожиданности, когда не подготовлена к боли.
Вранье! Я еще до нашего с бабушкой отъезда поняла, что мне не простят исчезновения со свадьбы, если поймут, что у меня был выбор: вернуться к Севе или согласиться с предложением Игната. Свой выбор я сделала тогда. Я каждый вздрагивала от мысли, что однажды на пороге наших апартаментов могут появиться Сева или папа. Даже подготовила на всякий случай небольшую речь. Но чтобы вот так отказаться от меня через своего бывшего помощника… Держи деньги, мол, и чтобы тебя больше не было.
Тебя и так больше нет для них, Кора. Они все не хотят огласки, не хотят скандала. И папа, и семья Аракчеевых, и Герман. Нет, Аид. Он же всегда в тени, за кулисами дергает всех за ниточки.
— Он знает об этом? — вслух произнесла я свою мысль. И не сразу поняла, почему на меня удивленно уставился Игнат.
— Он — это кто, Кора? И ты… у тебя глаза красные. Господи, да это же джекпот, неужели не понимаешь?! Пол-«ляма» баксов! И за что? Да ты сама их всех терпеть не можешь! Сможешь начать новую жизнь с Кирой Андреевной. Кто знает, что будет через полгода или год с ней, с тобой, да со всеми нами!
Игната прорвало — он почти кричал, размахивал руками, отчаянно убеждая, приводя все новые доводы, чтобы я, не успев сойти с ума от свалившегося на меня счастья, подписала соглашение с папой. А я не думала о деньгах, хотя знала, что Саенко стопятьсот раз прав, я просто не имею права отказаться.
Я думала о Германе. Он всегда все обо всех знал. Точно был в курсе папиных делишек и о том, что замышляют его братья. Поэтому, когда Игнат замолчал и, схватив стакан, стал жадно пить воду, я спросила то, что меня волновало больше всего:
— Кроме папы кто еще знает об этом соглашении? Я не про мачеху, а про Севу и… и Аида.
Игнат растерянно пригладил светлые волосы, потом зачем-то вытащил из кармана солнечные очки, хотя сегодня небо было затянуто тучами.
— Глаза болят от дневного света, — пояснил он и надел очки. И, кажется, вздохнул.
— Они оба знают, да? Это… это была идея Аида, верно? — У меня задрожал голос, я пожалела, что у меня нет с собой таких же темных очков — по крайней мере, можно было бы под ними спокойно плакать.
— Не знаю точно, — нехотя и после короткой паузы признался Игнат. — Меня Арсений нашел, даже орать не стал, не угрожал. Сказал, что есть дело и он готов отдать тебе…
— Подожди. — Я чувствовала, что нечто очень важное вот-вот ускользнет. — А когда папа тебя нашел?
Игнат поднял голову вверх, он так обычно делает, когда ему разговор не очень приятен.
— Недели через две после объявления о свадьбе твоей сестры.
— Но мне-то ты намекнул об этом раньше! — Я не верила своей догадке. — То есть ты еще до того, как папа тебе предложил, уже держал это в голове?!
— У меня есть кое-что на твоего отца. Господи, Кора… тебе точно нужна эта грязь?! — Игнат уже не сдерживался. — Я рад, что не пришлось самому у него ничего просить, Понятия не имею, с чего он решил расщедриться. Может, правда твой бывший подсуетился — он ведь скоро женится.
— Аид… женится? — Губы не слушались, их как будто сковал мороз и не отпускал. — Женится.
— Ну да, на этой выдре Лере. — Игнат пожал плечами. — Она вроде залетела, я деталей не знаю.
— Сева?! Так он женится? Не А…
Я захлопнула рот и вперила невидящий взгляд в напечатанное мелким шрифтом соглашение.
— Я же сказал. — Игнат постепенно стал успокаиваться. — Да, он женится и, может, решил вот так тебя отсечь на всякий случай. Они привыкли людей баблом затыкать, и, знаешь, не самый худший вариант.
Если Сева знает, значит, и Герман тоже в курсе. И тоже не хочет меня видеть.
Простая, ясная и беспощадная мысль, сжигающая все внутри. Я думала, там уже нечего выжигать, но даже из самой мертвой почвы рано или поздно пробьется к солнцу хрупкий цветок. Чтобы снова сгореть. И снова родиться.
— Где подписать? — спросила я, быстро пробежав глазами текст. — Я никогда к ним сама не приближусь. Вообще ни к кому.
— Это очень правильное решение. — Игнат явно обрадовался моему настрою. — Обрати внимание, там написано, что ты обязана предупредить Арсения, если решишь вернуться в Россию за две недели, и еще…
— Я не собираюсь никуда возвращаться. — Я холодно посмотрела на друга. — Мне не к кому возвращаться, только позвоню сегодня же Дианке, попрошу ее приехать.
— Да, она очень по тебе скучает, мне говорили.
— Кто?
— Да… парень, который сейчас магазином занимается, твой отец решил его не закрывать пока, хотя он совсем убыточный. Но может позволить: бабок у него куры не клюют сейчас.
Мне было неприятно слушать про деньги, хотя я понимала, что не имею права возражать, что должна быть всем благодарна: и папе, и Герману тоже. Да, я стала другой, более приземленной. Да, больно, да, убивает, но зато теперь не страшно начать новую жизнь. Подальше от всех, кто причинил мне столько боли.
И я больше не увижу Германа. И никогда ничего о нем не узнаю.
Пусть у него все будет хорошо. Пусть у него будет то, что сделает его по-настоящему счастливым. А я буду жить дальше.
Без него.
— Столько денег, Кора?! — Бабушка изумленно смотрела на сумму в моем мобильном банке. — Господи, Арсений, значит, не наврал! Поверить не могу!