нула зубы, чтобы не закричать.
Покончив с ласками, мужчина развязал шнурок на поясе брюк, спустил их на пол и плюхнулся на Йим, как будто падал в постель. Он не сделал ничего, чтобы смягчить удар, который выбил из нее дух. Задыхаясь, Йим почувствовала густой, сладковатый запах выпивки в дыхании своего обидчика. Его лицо было так близко к ее лицу, что она ощущала тепло при каждом его выдохе.
– Девчонка, девчонка, ленточка, девчонка, – напевал он, прижимаясь к ней своим тяжелым телом. Он был инертен, как труп.
– Раздвинь ноги, девочка-ленточка.
– Я не могу, – сказала Йим, ее голос был сдавлен от испуга. – Они связаны.
– Я сказала, раздвинь их!
– Раздвину! Раздвину! Только разрежьте мои узы.
Мужчина начал нащупывать свой кинжал, и Йим не знала, перережет ли он путы или горло. Его рука ударила по полу повозки, нащупывая лезвие и не находя его. Биение постепенно замедлилось, а затем и вовсе прекратилось. К этому времени щетинистая щека мужчины прижалась к щеке Йим. Он так и остался лежать, превратившись в мертвый груз. Йим держалась абсолютно неподвижно – за исключением дрожи, которую она не могла контролировать, – хотя одно лишь прикосновение голых бедер мужчины к ее бедрам вызывало отвращение. Через некоторое время дыхание ее обидчика стало регулярным. Вскоре он уже громко храпел и смачивал ее лицо своей слюной. Тем временем повозка покатилась дальше.
Всю оставшуюся ночь Йим пролежала под бессознательным мужчиной. Лежать неподвижно было мучительно, но она не смела пошевелиться, боясь оживить нападавшего и заставить его закончить начатое. Йим не могла ни заснуть, ни даже отдохнуть. Каждый миг она ожидала, что кошмар начнется заново.
В конце концов взошло солнце, и повозка остановилась. Кто-то стучал в дверь. Стук продолжался до тех пор, пока человек, лежавший на Йим, не застонал. Тогда он крикнул:
– Прекратите шуметь!
Он снова застонал.
– О, моя голова!
Он поднялся, натянул штаны, нашел свой кинжал и убрал его в ножны. Затем он посмотрел на Йим налитыми кровью глазами. Она все еще была полуголой.
– Ну что, Ленточка, я тебя хорошо накормил?
Йим притворно улыбнулась.
– Да.
– Хорошо, – ответил мужчина. – Жаль, что я этого не помню.
Стук возобновился, хотя и более тихий, чем прежде.
– Я нашел покупателя на овес и зерно.
Пока Йим извивалась, пытаясь натянуть на себя одежду, ее обидчик распахнул дверь повозки. Снаружи стояли один из его сообщников и мужчина без глаза.
– Что ты предлагаешь?
– Прежде чем я скажу, я хочу увидеть товар.
Человек в повозке протянул руку.
– Тогда забирайся и посмотри.
К тому времени как одноглазый забрался в повозку, Йим успела накинуть свою одежду на ноги и выглянула в открытую дверь. Она увидела низкие, убогие строения, тесно прижатые друг к другу. Они были построены из дерева и плетня и стояли по обе стороны грунтовой дорожки, от которой несло нечистотами. По краям переулка мужчины и женщины, похоже, собирались на рынок под открытым небом, где продавались только подержанные товары.
Йим взглянула на покупателя и увидела, что он смотрит на нее равнодушно, как будто привык рассматривать связанных женщин. Вскоре он переключил свое внимание на продаваемые товары, опустился на колени, чтобы осмотреть зерно, рассыпанное на полу повозки, и пощупал содержимое разрезанного мешка с овсом. Покончив с этим, он окинул похитителя Йим незаинтересованным взглядом. «Медь за мешок овса, два медяка за мешок зерна. Половина этой суммы – за любой мешок, который порезан».
– Это грабеж!
Покупатель усмехнулся.
– Да, несомненно. Но я не грабил. Если вам не нравится моя цена, отвезите эту партию в Лурвик и посмотрите, что за нее дадут.
– Бахл направляется в Лурвик.
– Говорят, его армия уже там, – ответил покупатель. – Война разрушает рынок крупных товаров. Вам повезло, что я вообще покупаю.
Похититель Йим вздохнул.
– Продано. Пересчитайте мешки.
Покупатель вышел на улицу.
– Набс! Томби! Быстрее разгрузите эти мешки.
Подошли двое оборванных мальчишек, и покупатель передал им мешки, пока похититель Йим пересчитывал каждый из них. Поскольку разбойники продали провизию, Йим сомневалась, что ей предстоит дальнейшее путешествие. В противном случае она не догадывалась о своей судьбе. Когда мешки были опустошены, похитители оставили дверь повозки открытой и поехали по переулку, периодически останавливаясь, когда появлялись мужчины и женщины, чтобы поторговаться за оставшиеся товары. Продали вещи, свисавшие с карниза повозки, а также котелок, в котором Йим готовила еду. Следующим было продано бренди, причем несколько бутылок грабители оставили себе. После долгих препирательств двое оборванцев купили за одиннадцать медяков бочонок соленой баранины и с хохотом покатили его прочь. Это заставило Йим предположить, что либо ее похитители были плохими торговцами, либо очень хотели покинуть город.
Когда повозка была почти опустошена, Йим обнаружила, что грабители забрали сапоги Провидца. Она обнаружила их вместе с его окровавленным плащом среди небольшой кучи их с Провидцем одежды. Пришла женщина с щепетильным лицом и начала рыться в вещах. Когда она подняла плащ Йим, чтобы осмотреть его на свету, похититель Йим сказал:
– Двадцать копперов за лот.
– Двадцать! Вы думаете, я сорю деньгами?
– Это сделка, милая. Ты знаешь это.
– Десять копперов.
– Да ну! Здесь две пары сапог и плащ, почти новый.
– Двенадцать.
– Пятнадцать, и я добавлю эти ленточки.
Сделав вид, что раздумывает, женщина посмотрела на Йим, которая отползла в угол.
– А в лот входит ее смена? Она идет в комплекте с плащом.
– Да, милая, ты можешь взять ее.
– И нижнюю смену, если она на ней.
Похититель Йим отреагировал с насмешливым ужасом.
– Она останется голой!
Женщина рассмеялась.
– Ну и что? Это не повлияет на ее цену.
Йим, которая с нарастающей тревогой прислушивалась к разговору, прижалась к стене повозки, когда ее похититель двинулся вперед.
– Не создавай мне проблем, – сказал он, поднимая Йим на ноги. Он развернул ее и развязал запястья. – Снимай свою смену. На тебе нижнее белье?
– Да.
– Его тоже.
– Пожалуйста...
– Просьба ничего не даст. А теперь быстро. Скорее всего, твоя одежда стоит больше, чем ты хочешь.
Йим повиновалась, потому что у нее не было выбора. После того как она сбросила одежду, ее запястья снова связали. Йим опустилась на пол и забилась в угол, подтянув колени в попытке укрыться. Женщина удалилась с покупками, а повозка двинулась дальше. Когда она снова остановилась, Йим вытащили из нее и поставили на грязную улицу перед небольшим каменным зданием с железной дверью. Рядом с дверью стоял каменный куб высотой в колено, обозначавший здание как место, где покупали и продавали рабов.
Йим стояла, дрожа от холодного утреннего воздуха, не в силах скрыть свою наготу, пока один из ее похитителей колотил в железную дверь. Она с болью осознавала, что, когда дверь откроется, кто-то выйдет, чтобы обменять на нее несколько монет. Никогда еще Йим не чувствовала себя такой несчастной и такой покинутой. Скоро кто-то другой завладеет ее телом, и только ее душа будет принадлежать ей полностью.
4
На севере, в Лурвике, горел замок герцога. Герцогу было все равно: он был мертв. Как и его семья, слуги, солдаты и все жители окрестных городов. Люди лорда Бахала были очень внимательны. После окончания битвы Хонус прошелся по ее последствиям. Хотя он был ветераном многих сражений, его поразила бессмысленность разрушений. Все, что не было разграблено, было уничтожено. Все дома горели. Не осталось ни одной целой посудины, ни одного стула или куска ткани. Но владельцам этих вещей приходилось еще хуже. Их убивали с такой жестокостью, что Хонусу часто приходилось отводить глаза. Ни один из убитых не был полностью целым, словно нападавшие не удовлетворились тем, что просто убили их. Никого не щадили, даже крошечных младенцев. Насколько Хонус мог судить, он был единственным выжившим.
Проведя разведку, Хонус вернулся в замок. Был уже поздний вечер. Он снял кольчугу, наточил меч и смыл с одежды и тела кровь. Затем он сел со скрещенными ногами в центре мощеного двора замка. Там, в окружении убитых и клубов все более густого дыма, он медитировал. Постепенно дисциплины, которым он обучился в детстве в храме, позволили ему овладеть своим неспокойным разумом. Он победил свой страх, остудил ярость и постарался отгородиться от горя. Последнее оказалось самым трудным, и сумерки наступили раньше, чем он успокоился.
Пока Хонус размышлял, Яун осторожно приподнял крышку уборной, высунул голову и прислушался. В замке было жутко тихо. Яун решил, что можно выходить из укрытия. Он вылез из своего поганого убежища, сбросил испорченную одежду и смыл грязь с тела в купальне. Вода в ней была холодной и к тому же розовой от крови плавающего трупа, поэтому Яун отмывался как можно быстрее. Выйдя из купальни, он поднял опрокинутый каменный таз и с удовлетворением обнаружил, что его вещи не тронуты. Яун улыбнулся своей сообразительности.
Яун оделся сам, чего редко делал до того, как стал оруженосцем. По привычке он иногда щелкал пальцами, вызывая слуг, которых оставил, присоединившись к отряду наемников Аларика. Яун жалел о своем решении стать солдатом, но, по крайней мере, он пережил это.
Одевшись, Яун направился через замок, обходя горящие части и не обращая внимания на царящую вокруг резню. В конце концов он добрался до входа в винный погреб. Используя в качестве факела горящую палку, он спустился в подземное хранилище. Его пол был усеян битым стеклом и залит вином и кровью. Яун перешагнул через изуродованную женщину, которая все еще сжимала в руках половину младенца, чтобы добраться до бочек с вином. Бочки были вскрыты, чтобы вылить содержимое, но некоторые из них не были полностью разбиты. Яун впервые с начала битвы выхватил меч и с разм