— Я… ну… ты же не думаешь…
— Думаю, — сказал он и посмотрел на нее так пристально, как не смотрел еще ни один мужчина. У нее перехватило дыхание. — Фрэнки, сейчас шестьдесят шестой год. Мир меняется.
Через несколько часов гости постепенно начали расходиться, а Фрэнки все обдумывала слова Рая.
Женщины тоже могут быть героями.
Раньше ей никто такого не говорил. Ни учителя в школе Святой Бернадетты, ни родители. Ни даже Финли. И почему Фрэнки никогда не приходило в голову, что девочке — женщине — тоже есть место среди героев в кабинете отца, что женщина может изобрести или открыть нечто важное или стать медсестрой и спасать солдат на поле боя?
Эта мысль противоречила всем ее представлениям о мире и о себе. Монахини, учителя и родители годами твердили ей, что дело женщины — заботиться и помогать.
Учительница. Медсестра. Стенографистка. Вот подходящее будущее для девушки вроде нее. Всего неделю назад мама, услышав о трудностях Фрэнки с биологией, мягко сказала: «Кому есть дело до лягушек, Фрэнсис? Ты ведь будешь медсестрой лишь до замужества. Кстати, пора бы об этом подумать. Перестань гнаться за знаниями, замедли темп. Кому нужен этот досрочный выпуск? Ты лучше почаще ходи на свидания». Фрэнки внушали, что ее работа — быть хорошей хозяйкой, растить послушных детей и следить за домом. В католической школе их целыми днями учили правильно утюжить швы, красиво складывать салфетки и сервировать стол. Среди ее однокурсниц и подруг из женского колледжа Сан-Диего мятежных настроений не наблюдалось. Девочки шутили, что пришли сюда только за «степенью миссис». Фрэнки и сама с трудом могла объяснить, для чего ей медицинское образование. Все, что ее по-настоящему волновало, — это хорошие оценки и одобрение родителей.
Когда музыканты сложили инструменты, а официанты стали убирать бокалы, Фрэнки сняла босоножки и вышла за ворота. Босиком она пересекла пустой бульвар Оушен — широкую мощеную улицу между пляжем и домом родителей.
Впереди открывался золотистый песчаный пляж Коронадо. Слева — знаменитый отель «Дель Коронадо», а справа — авиабаза «Северный остров», которую недавно начали именовать родиной военно-морской авиации.
Прохладный ночной ветерок норовил растрепать пышную прическу, но каждая прядь была намертво закреплена толстым слоем лака.
Фрэнки села на холодный песок, обхватила руками колени и посмотрела на океан. Над водой висела полная луна. Неподалеку мерцал оранжевый огонек пляжного костра, ночной воздух был наполнен запахом дыма.
Как женщине открыть для себя целый мир? Как отправиться в путешествие, не имея билета и даже приглашения? Для Финли это легко — дорожку давно протоптали. Он просто должен делать то, что делали все мужчины в их семье: служить своей стране и затем управлять бизнесом по недвижимости. А удел Фрэнки — замужество и материнство.
Сзади послышался чей-то смех и шорох шагов по песку. Светловолосая девушка сбросила туфли и плюхнулась в воду. Следом бежал Рай, не снимая ботинок, он с хохотом бросился в океан. Кто-то фальшиво напевал «Шагай как мужчина»[1].
Рядом с Фрэнки уселся пьяный Финли и привалился к ее плечу.
— Где ты была весь вечер, рыбка? Я скучал.
— Привет, Фин, — тихо сказала она и прижалась к нему.
На нее нахлынули детские воспоминания: как они строили песчаные замки на пляже, как покупали фруктовый лед в дребезжащем фургоне мороженщика, который разъезжал по бульвару Оушен все лето, как под палящим солнцем они ждали хорошей волны — часами сидели на доске для серфинга, свесив ноги в воду и делясь друг с другом самым сокровенным.
Всегда вместе. Лучшие друзья.
Финли хотел бы, наверное, чтобы на прощанье она с улыбкой сказала ему, как сильно им гордится. Но она не могла этого сделать. Они никогда не врали друг другу. И начинать было не время.
— Фин, ты уверен, что тебе нужно во Вьетнам?
— «Не спрашивай, что страна может сделать для тебя. Спроси, что ты можешь сделать для страны».
Фрэнки вздохнула. Они с Финли боготворили президента Кеннеди. Его слова много для них значили. Разве она могла возразить?
— Знаю, но…
— Да это не опасно, Фрэнки. Поверь. Я выпускник Военно-морской академии. Спокойно отслужу на корабле и вернусь, ты и соскучиться не успеешь.
Все говорили одно и то же: коммунизм — зло, которое нужно остановить; идет холодная война; время сейчас опасное. Если даже великого Кеннеди средь бела дня застрелил в Далласе какой-то красный, разве может простой американец чувствовать себя в безопасности? Все понимали, что коммунизм не должен пустить корни в Азии и что во Вьетнаме с ним надо покончить. В вечерних новостях крутили сюжеты про американских солдат — они маршировали по вьетнамским джунглям, улыбались журналистам и показывали большие пальцы. Никакого кровопролития.
Финли обнял ее.
— Я буду скучать, бусинка, — сказал он и запнулся.
Она поняла — он боится. Все это время он скрывал страх — от нее или от самого себя?
Фрэнки вдруг накрыла тревога, которую она подавляла весь вечер. Сил держаться больше не было. Настало время посмотреть правде в глаза.
Ее брат уходит на войну.
Глава вторая
Следующие полгода Фрэнки писала брату каждое воскресенье. В ответ она получала забавные рассказы о его жизни на корабле и выходках других моряков. А еще открытки с изумрудными джунглями, синим морем и белоснежными песчаными пляжами. Финли писал о вечеринках в офицерском клубе, о барах на крышах Сайгона и о знаменитостях, которые выступают для солдат.
Пока брат отдавал долг стране, Фрэнки усердствовала в учебе и с отличием окончила колледж раньше срока. Получив диплом медсестры, она сразу устроилась на работу — стала выходить на ночные смены в больнице рядом с Сан-Диего. Вскоре она начала подумывать о том, чтобы съехать от родителей и снять собственное жилье. Неделю назад она написала об этом Финли.
Только представь, Фин. Свой уголок рядом с пляжем. Где-нибудь в Санта-Монике. Нам было бы так весело…
Этой холодной ноябрьской ночью в коридорах больницы было тихо. Фрэнки в накрахмаленной белой форме и чепце поверх пышной прически проследовала за дежурной медсестрой в палату, куда никогда не приходили посетители, не приносили цветы. Там лежала совсем юная девушка. По дороге Фрэнки в очередной раз объяснили ее обязанности.
— Старшеклассница из приюта Святой Анны, — сказала дежурная медсестра и почти беззвучно добавила: ребенок — как будто само слово было грехом.
Все знали, что приют Святой Анны — обитель незамужних матерей, но о таком старались не говорить, девочки внезапно пропадали из школы, а потом возвращались через несколько месяцев, тихие и нелюдимые.
— Капельница почти закончилась. Я могла бы…
— Господи боже, мисс Макграт, вам еще рано. Сколько вы здесь? Неделю?
— Две, мэм. Я дипломированная медсестра. Мои оценки…
— …никого не интересуют. Важен опыт, которого у вас нет. Ваше дело — менять утки, наливать воду в графины и водить пациентов в туалет. Я сообщу, когда ваши полномочия расширятся.
Фрэнки тихо вздохнула. Она упорно училась, даже выпустилась досрочно — но не для того, чтобы выносить судна и поправлять пациентам подушки. Разве так она наберется опыта для работы в первоклассной больнице?
— Пройдите по палатам и проверьте капельницы. Да поскорее.
Фрэнки кивнула и отправилась на обход.
Было почти три, когда она вошла в палату номер сто семь.
Она тихо открыла дверь, опасаясь разбудить пациента.
— Пришли поглазеть?
Фрэнки замерла, не зная, что ответить.
— Я зайду позже…
— Останьтесь. Пожалуйста.
Фрэнки закрыла дверь и подошла к кровати. Лицо у парня было бледным и вытянутым, светлые волосы торчали в разные стороны, над верхней губой клочками росли усы. Его можно было бы принять за юного серфера с пляжа Треслс, если бы не инвалидное кресло в углу комнаты.
Под белым одеялом проглядывали очертания ног — точнее, одной ноги.
— Да ладно, смотрите, — сказал он, — не смотреть все равно не получится. Кто пройдет мимо такого зрелища?
— Я вам помешала, — Фрэнки хотела развернуться и уйти.
— Не уходите. Меня скоро упекут в психушку за попытку самоубийства. Принудительная госпитализация — или как эта хрень называется? Типа они знают, о чем я думаю. Может, вы последний нормальный человек, которого я вижу.
Фрэнки неуверенно приблизилась, проверила капельницу, затем сделала пометку в его карте.
— Лучше бы я застрелился, — сказал парень.
Фрэнки не знала, что в таких случаях говорят. Она впервые встретила человека, который пытался покончить с собой. Спрашивать, почему он это сделал, казалось невежливым, но и молчать тоже.
— Я отмотал там триста сорок дней. Думал, наконец-то свобода. Но быть дембелем еще хуже… Вьетнам, — добавил он, увидев замешательство на лице Фрэнки. — Джилли… моя девушка, она постоянно писала мне любовные письма, а потом я наступил на мину и мне оторвало ногу. — Он посмотрел вниз. — Она сказала, что я адаптируюсь, просто нужно время. И я пытаюсь…
— Ваша девушка так сказала?
— Да нет. Медсестра из Двенадцатого эвакогоспиталя. Без нее я бы откинулся. Она была рядом, пока я охреневал от этого дерьма. — Он в упор посмотрел на Фрэнки и потянулся к ее руке. — Мэм, побудете здесь, пока я не засну? Мне… снятся кошмары.
— Конечно, солдат. Я никуда не уйду.
Он уже спал, а Фрэнки все держала его за руку. Она думала о Финли, о его письмах каждую неделю, об этих смешных историях и красивых открытках. Привет, рыбка, здесь столько шелка и украшений. Мама бы скупила все вокруг. И черт, моряки умеют веселиться. Он постоянно писал, что война скоро кончится. Уолтер Кронкайт из вечерних новостей говорил то же самое.
Но война все продолжалась.
Мужчины умирали. Становились инвалидами.
Медсестра из Двенадцатого эвакогоспиталя. Без нее я бы откинулся.