Фрэнки никогда не думала о медсестрах во Вьетнаме, в газетах о них ничего не писали. Никто вообще не говорил о женщинах на войне.
Женщины тоже могут быть героями.
Фрэнки словно очнулась, в ней зарождалось новое отчаянное устремление.
— Я тоже могу служить своей стране, — сказала она спящему парню, руку которого все еще держала.
Мысль была мятежной, пугающей и такой пьянящей.
Но может ли она?
Как узнать, достанет ли тебе сил и мужества? Особенно если ты девушка из хорошей семьи, которую жизнь никогда не проверяла на прочность.
Она закрыла глаза и представила, как сообщает родителям, что поступила во флот и отправляется во Вьетнам, как пишет Финли письмо: «Барабанная дробь! Я в составе ВМС, скоро буду во Вьетнаме! До встречи!»
Если сделать все прямо сейчас, они и правда скоро встретятся. Там, во Вьетнаме.
На стене героев появится ее фотография — не за удачное замужество. А за спасение жизней на войне.
Родители будут гордиться ею так же, как гордятся Финли. Всю жизнь ей говорили, что военная служба — семейный долг.
Подожди.
Подумай, Фрэнки. Это может быть опасно.
Но ей не было страшно. На корабле-госпитале она будет далеко от боевых действий.
Когда она отпустила руку спящего солдата, решение уже было принято.
Всю неделю Фрэнки как одержимая планировала этот выходной, о своих намерениях она никому не рассказывала и советов не просила. Она говорила себе притормозить и еще раз обо всем подумать, но правда была в том, что она давно все решила и никто уже не мог ее остановить.
Фрэнки быстро приняла душ и вернулась в спальню. Комната была точно такой же, как в детстве, — кровать с балдахином и рюшами, пушистый ковер, розы на полосатых обоях. Она надела строгое, элегантное платье — одно из тех, что купила ей мама. Хорошие вещи, Фрэнсис, — вот что отличает приличную женщину.
Как она и предполагала, дома в это время никого не было. Мама играла в бридж в загородном клубе, а папа был на работе.
В час двадцать пять Фрэнки подъехала к ближайшему призывному пункту ВМС, рядом с ним стояла кучка протестующих с плакатами в руках: «Война убивает детей и все живое, бомбить ради мира — как трахаться ради девственности».
Под одобрительные крики толпы двое длинноволосых парней сжигали свои повестки (что вообще-то было незаконно). Фрэнки не понимала протестующих. Неужели они думают, что пара плакатов заставит президента Джонсона закончить войну? Разве не понимают, что если во Вьетнаме победят коммунисты, та же участь ждет всю Юго-Восточную Азию? Разве они не читали, каким жестоким может быть этот режим?
Фрэнки почувствовала себя белой вороной, как только вышла из машины. Она крепче сжала в руках дорогую темно-синюю сумочку из телячьей кожи. Народ скандировал: «Нет войне! Нет войне!»
Вдруг толпа развернулась к ней и затихла.
— Сраная республиканка! — выкрикнул кто-то.
Фрэнки заставила себя идти дальше.
— Черт, — раздался другой голос. — Девка совсем спятила.
— Куда ты идешь, дура!
Фрэнки открыла дверь призывного пункта. На стене висел плакат: «Будь патриотом, вступай в ВМС». Рядом за стойкой стоял моряк в форме.
Фрэнки подошла к нему.
Протестующие барабанили в окно. Она пыталась держаться спокойно и невозмутимо.
— Я медсестра, — сказала она, не обращая внимания на крики снаружи. — Хочу записаться добровольцем во Вьетнам.
Моряк нервно покосился на толпу за окном.
— Сколько вам лет?
— Двадцать, сэр. На следующей неделе будет двадцать один.
— По нашим правилам вы должны отработать два года в больнице штата, только после этого мы можем отправить вас во Вьетнам.
Два года. За это время война уже кончится.
— Вам не нужны медсестры?
— Очень нужны.
— Мой брат во Вьетнаме. Я… хочу помочь.
— Простите, мэм. Правила есть правила. Это для вашей же безопасности, поверьте.
Фрэнки расстроилась, но не пала духом. Она вышла из призывного пункта, почти бегом проскочила мимо протестующих, которые выкрикивали ей вслед ругательства, а затем зашла в телефонную будку и отыскала в справочнике Лос-Анджелеса адрес ближайшего отделения военно-воздушных сил.
Там ей сказали то же самое — прежде чем отправляться во Вьетнам, наберитесь опыта здесь.
В отделении сухопутных войск она наконец услышала то, что хотела: «Конечно, мэм. Корпусу армейских медсестер нужны лишние руки. Вас отправят сразу после основной подготовки».
Фрэнки поставила свою подпись и вот так запросто стала младшим лейтенантом Фрэнсис Макграт.
Глава третья
На улицах уже горели фонари, когда Фрэнки вернулась на остров. Весь центр Коронадо был украшен лентами и гирляндами, белобородые Санта-Клаусы у дверей магазинов звонили в колокольчики. Вдоль дорог висели цветные снежинки.
Когда Фрэнки вошла в дом, родители были в гостиной, они уже переоделись к ужину. Папа у буфета листал газету, мама курила в своем любимом кресле рядом с камином, уткнувшись в роман Грэма Грина. По всему дому были развешены праздничные гирлянды, в холле стояла огромная нарядная елка.
Увидев Фрэнки, папа отложил газету и улыбнулся:
— Привет, бусинка.
— У меня новости, — сказала она, сгорая от нетерпения.
— Ты встретила мальчика? — Мама закрыла книгу. — Наконец-то.
— Мальчика? Нет, — ответила Фрэнки после короткой паузы.
Мама нахмурилась:
— Фрэнсис, все девочки в твоем возрасте…
— Мама! — воскликнула Фрэнки. — Я хочу рассказать кое-что важное. — Она глубоко вдохнула. — Я теперь военная медсестра. Сегодня записалась в сухопутные войска. Перед вами младший лейтенант Макграт. Скоро я буду во Вьетнаме, и мы с Финли успеем встретиться до его возвращения!
— Не смешно, Фрэнсис, — сказала мама.
Папа посмотрел на Фрэнки, улыбка исчезла с его лица.
— Бетт, думаю, она не шутит.
— Ты записалась в сухопутные войска? — медленно спросила мама, будто слова были иностранными и она пыталась произнести их правильно.
— Я бы отдала честь, но не знаю как. Подготовка начинается через три недели. Форт Сэм-Хьюстон. — Фрэнки нахмурилась. Почему родители не поздравляют ее? — В нашей семье все служили. Вы были в таком восторге, когда Финли записался добровольцем.
— Служат мужчины, — отрезал папа. — Мужчины. — Он помолчал. — Подожди. Ты сказала «сухопутные войска»? Мы семья моряков. Живем на острове моряков.
— Знаю, но ВМС не отправят меня во Вьетнам, пока я два года не отработаю в больнице штата. С авиацией то же самое. Они сказали, у меня недостаточно опыта. Только сухопутные войска отправляют после базовой подготовки.
— Боже мой, Фрэнки! — Папа провел рукой по волосам. — Эти правила нужны не просто так.
— Скажи им, что передумала. Скажи, что не можешь. — Мама посмотрела на папу и медленно поднялась. — Господи, что мы будем говорить людям?
— Людям? — Фрэнки не понимала. Родители вели себя так, будто она их опозорила. Но это… какая-то бессмыслица. — Папа, ты столько раз собирал нас в кабинете и рассказывал о военных заслугах семьи. Ты всегда говорил, что хотел защищать родину. Я думала…
— Он мужчина, и то был Гитлер. Европа. А не страна, которой даже на карте не видно. Это не патриотизм, это глупость, Фрэнсис. — Глаза матери наполнились слезами, но она быстро их вытерла. — Что ж, Коннор, вот они, плоды твоего воспитания. Она выросла мечтательницей. Патриоткой.
Бросив на маму сердитый взгляд и рассекая сигаретный дым, отец вышел из комнаты.
Фрэнки хотела взять маму за руку, но та отодвинулась, не давая к себе прикоснуться.
— Мам?
— Нельзя было позволять твоему отцу забивать тебе голову. Все эти семейные фронтовые истории… Он рассказывал их так… вдохновенно. Конечно, сам-то он не воевал. В армию его не взяли, поэтому… Боже, все это теперь неважно. — Она отвернулась. — Я помню, каким мой отец вернулся с войны. Его там сломали. Кое-как собрали по кусочкам. Ему постоянно снились кошмары. Уверена, это из-за войны он умер так рано. — Голос дрогнул, но она продолжала: — Ты думала, что поедешь, увидишь брата и отправишься навстречу приключениям? Как можно быть такой глупой?
— Мама, я медсестра, а не солдат. Мне сказали, я буду далеко от фронта. И обязательно встречусь с Финли.
— И ты поверила? — Мама глубоко затянулась. Рука у нее подрагивала. — Все уже решено?
— Да. В январе начинается подготовка, а в марте я уеду. Но на свой день рождения через неделю я буду здесь и на Рождество тоже. Я знаю, как для тебя это важно.
Мама прикусила губу и медленно кивнула. Было видно, что она изо всех сил сдерживает эмоции, пытается выглядеть спокойной. Вдруг она бросилась к Фрэнки и обняла ее так, что у той перехватило дыхание.
Фрэнки прижалась к матери и уткнулась в ее волосы, жесткие от лака.
— Я люблю тебя, мам, — сказала она.
Мама отстранилась, вытерла слезы и серьезно посмотрела на Фрэнки.
— Не вздумай геройствовать, Фрэнсис Грэйс. Мне все равно, чему тебя учили и какие невероятные истории рассказывал твой отец. Не высовывайся, держись в стороне от опасностей. Слышишь меня?
— Все будет хорошо. Обещаю.
В дверь позвонили.
Звук словно доносился откуда-то издалека, его почти не было слышно в тишине невысказанных слов и прерывистого дыхания.
— Господи, это еще кто? — Мама подняла голову.
— Я открою, — сказала Фрэнки.
Мама осталась в гостиной одна. Фрэнки обогнула полированный столик красного дерева, где в узкой вазе белела единственная высокая орхидея, и открыла дверь.
На пороге стояли два морских офицера в парадной форме.
Фрэнки жила на Коронадо всю жизнь, над головой постоянно летали самолеты и вертолеты, по пляжу рядами бегали моряки. На каждом празднике и приеме кто-то всегда рассказывал истории о Второй мировой или Корейской войне. Городское кладбище было переполнено могилами солдат.
Она хорошо знала, что значат офицеры на пороге твоего дома.