— Мэм?
— Что? — прокричала она.
— Пора выходить.
— А, да.
Она не могла сдвинуться с места.
Солдат-санитар, который помог ей забраться, теперь поднял ее с сиденья и направил к выходу. Внизу стояла женщина в запачканной форме — старший лейтенант, — в руках она держала холщовую панаму и смотрела на вертолет. Санитар скинул сумку Фрэнки прямо к ногам старшего лейтенанта.
— Мэм? — нетерпеливо сказал он.
Прыгай, Фрэнки.
На каблуки.
Посадка была жесткой, ноги резко подогнулись, сумочка упала на землю. Не обращая внимания на боль в ногах, она глубоко вдохнула, медленно выпрямилась и собралась отдать честь.
— Лейтенант Макграт. Прибыла на службу.
— Не здесь, — сказала старший лейтенант. — Я еще хочу жить. Пэтти Перкинс. Операционная медсестра.
Она придержала Фрэнки, чтобы та не упала, потом развернулась и пошла вперед.
— Добро пожаловать в Тридцать шестой. Это эвакогоспиталь на четыреста коек, мы находимся на побережье примерно в шестидесяти милях от Сайгона. Всего в штате девять медсестер, включая тебя, еще есть медбратья и санитары. Это место держится только на нас, — прокричала старший лейтенант. — Это один из самых безопасных пунктов. ДМЗ севернее, боевых действий тут считай что нет. К нам в основном поступают ОТРы…
Фрэнки старалась все запоминать.
— ОТРы?
— Очень тяжело раненные. У нас тут есть все: от проказы до ампутаций, от крысиных укусов до оторванных конечностей. Большинству ранений требуется позднее наложение швов, это значит, что мы промываем и санируем рану, но не зашиваем ее. Здесь пострадавшие находятся около трех дней. Счастливчики отправляются в Третий полевой госпиталь в Сайгоне для профильного лечения, менее везучие возвращаются в свои части, а те, кому совсем не повезло, едут домой в гробах. Поживее, лейтенант.
Рядом показалось несколько полукруглых ангаров.
— Здесь у нас неотложка, пред- и послеоперационные, блок интенсивной терапии, нейрохирургия и два операционных отделения, — она не сбавляла шаг. — А это столовая. Офицеры слева. Завтра в восемь ноль-ноль доложи о прибытии майору Голдштейн. Она главная медсестра.
Старший лейтенант резко остановилась перед длинным рядом одинаковых деревянных строений, нижняя часть которых была обложена мешками с песком.
— Это твой барак. Душевые и туалеты там. Мыться придется быстро. Пилоты любят подглядывать с воздуха, — улыбнулась Пэтти и достала две баночки с таблетками: — От малярии и диареи. Принимай постоянно. И не пей воду. Только из специальных мешков и канистр. Если хочешь, могу показать…
Не договорив, она наклонила голову и прислушалась. Через мгновение Фрэнки уловила гул вертолетов.
— Вот дерьмо, — отрывисто сказала Пэтти. — Это к нам. Ладно, Макграт, ты справишься и сама. Располагайся.
Она еще раз улыбнулась, похлопала Фрэнки по плечу и убежала. Фрэнки услышала, как десятки тяжелых башмаков застучали по деревянному настилу.
Она почувствовала себя брошенной.
— Выше нос, Макграт, — сказала она вслух и открыла дверь барака.
Темное затхлое помещение приблизительно пятнадцать на тридцать футов было разделено на три секции, каждая со своей зеленой металлической койкой, самодельной тумбочкой и настольной лампой. На кривых фанерных стенах висел оливково-зеленый тюль. Рядом с одной из кроватей были приклеены цветные фотографии: пара на фоне красной конюшни, коротко стриженный мужчина, прислонившийся к капоту «шевроле», и этот же мужчина рядом с рыжеволосой девушкой и большой черной лошадью. Над другой койкой висели плакаты с изображением Малколма Икса, Мухаммеда Али и Мартина Лютера Кинга-младшего. Третья кровать, кажется, была ее — к стене ничего не приклеено, видны только дырки и следы от плакатов, которые кто-то сорвал. На полу лежал ее чемодан.
В углу стоял маленький холодильник, рядом небольшой стеллаж, сколоченный из старых досок, кто-то заполнил его потрепанными книгами в бумажных обложках. В бараке было невыносимо жарко, но ни вентилятора, ни даже окна там не было. На полу слой красной пыли.
Закрыв за собой дверь, Фрэнки села на узкую койку и открыла дорожную сумку. Сверху лежал новенький «Полароид» и аккуратно завернутые рамки с фотографиями. Она взяла верхний снимок, сняла обертку и положила на колени. Это была фотография из Диснейленда. На ней они с Финли стояли перед замком Спящей красавицы, держась за руки. За секунду до того, как хлопнула диафрагма аппарата, Финли забрал у мамы буклет и оторвал самый дорогой билет со словами: «Мы с Фрэнки пойдем на „Ракету“. А потом на „Субмарину“». Мама тогда только тихо сказала: «Надеюсь, здесь найдется что выпить, Коннор».
По щекам потекли слезы. Рядом никого не было, поэтому Фрэнки не стала сдерживаться. Она смотрела на фотографию брата, на его выступающие зубы, блестевшие на солнце волосы, на его веснушчатое лицо. Смотрела и думала: «Что же я наделала?»
Потом она развернула фотографию родителей, которая была сделана на одном из их знаменитых приемов на Четвертое июля, — оба улыбаются, позади стол, украшенный патриотичными флажками.
Папа с мамой были правы. Она понятия не имела, что значит уехать так далеко от дома — на войну — без Финли. Как она протянет здесь целый год?
И тут живот снова скрутило.
Она побежала в туалет.
Глава пятая
Прошло несколько часов, Фрэнки лежала на кровати, сдерживая слезы и рвоту и мечтая поскорее оказаться дома. Тут дверь с грохотом распахнулась. В барак вошли две женщины в окровавленной одежде, одна была чернокожей и коротко стриженной, в шортах, футболке и армейских ботинках, другая — высокая и рыжеволосая, с маленьким хвостиком на затылке, как у Олив Ойл[5], на ней были зеленые брюки и такого же цвета рубашка. Обе старше Фрэнки, но лишь немного.
— Погляди, Бабс. Свежее мясо, — сказала рыжеволосая девушка, снимая рубашку.
Кровь у нее была даже на лифчике. Совершенно не смущаясь, она подошла к Фрэнки.
— Я Этель Флинт. Из Вирджинии. Работаю в неотложке. — Она схватила руку Фрэнки и встряхнула с такой силой, будто взвела винтовку. — А это Барб Джонсон, операционная медсестра из какого-то захолустья в Джорджии. Осторожно, она та еще змея. Последнюю девочку каждый день до слез доводила.
— Неправда, Этель, и ты это знаешь, — сказала чернокожая девушка, стягивая влажную футболку. — Господи, ну и жара.
Фрэнки уставилась на Барб. Если честно, ей редко доводилось общаться с чернокожими. Барб прищурила глаза и оценивающе посмотрела в ответ, Фрэнки почувствовала себя школьницей, которая ошиблась дверью.
— Меня зовут… — начала она. Голос сорвался на середине фразы. — Меня зовут Фрэнки Макграт.
— Переодевайся, Фрэнки, — сказала Этель, снимая лифчик и надевая оливково-зеленую футболку с V-образным вырезом. На шее у нее висела серебряная цепочка с жетонами. — Сегодня черепашья вечеринка в твою честь…
Барб хмыкнула:
— Полегче, Этель. Не путай девочку.
— Ну, может, я слегка преувеличила, но сегодня мы встречаем двух черепах и провожаем одного старожила.
— Кто такие черепахи? — спросила Фрэнки.
— Это ты, девочка, и все те, кто только что прибыл. — Этель вздохнула, как замученная жизнью старуха. — Шевелись. А то я умру от жажды. День был долгий, и мне срочно нужна кока-кола.
Фрэнки было неловко раздеваться перед посторонними, но показаться недотрогой совсем не хотелось, поэтому она начала стягивать одежду.
Дойдя до нижнего белья, она вдруг поняла, что ни в сумке, ни в чемодане нет ничего, во что она могла бы переодеться. Кроме аккуратно сложенной зеленой формы, пижамы, нежно-голубого платья, которое, по заверениям мамы, идеально подошло бы для выхода в свет, и белой формы медсестры там ничего не было.
— Еще и чулки с поясом, — сказала Этель, глядя на нее, затем порылась в ящике, вытащила пару обрезанных шорт и армейскую футболку и протянула их Фрэнки. — Не переживай, ты не первая такая. Нам тоже никто не рассказывал, что на самом деле надо брать с собой.
— Или что здесь на самом деле творится, — добавила Барб.
Фрэнки сняла пояс и бежевые чулки. Чувствуя, как соседки по комнате ее разглядывают, она быстро натянула на себя то, что дала ей Этель. Футболка была огромной, она почти полностью закрывала обрезанные шорты, которые Фрэнки перетянула ремнем, чтобы не потерять их на ходу.
Она вытащила из чемодана каску с бронежилетом и надела. Бронежилет был очень тяжелым. А каска сползала на глаза.
— Это вечеринка, а не фильм с Джоном Уэйном[6], — сказала Барб. — Сними эту хрень.
— Но… — Фрэнки так резко повернулась, что каска больно ударила по переносице. — В правилах сказано…
Барб вышла из барака, громко хлопнув дверью.
Этель аккуратно сняла каску с головы Фрэнки и положила ее на кровать.
— Знаю, сегодня был трудный день. Мы поможем тебе освоиться. Но не прямо сейчас, ладно? И пожалуйста, никакого бронежилета.
Фрэнки расстегнула жилет и отбросила его в сторону. Он приземлился прямо на каску. Фрэнки чувствовала себя глупой и уязвимой — огромная футболка, почти закрывающая шорты, голые ноги и блестящие новые ботинки, которые она так тщательно полировала. Почему ей не пришло в голову взять кроссовки? Авторы буклета «Что взять с собой» вообще были во Вьетнаме? Перед отъездом она подстриглась прямо как Твигги[7], но тридцать восемь часов в дороге и местная влажность не пошли прическе на пользу, на голову словно натянули черную шапочку для плавания. Выглядит, наверное, как двенадцатилетка.
Этель шла быстро и говорила на ходу:
— С приездом в Тридцать шестой, Фрэнк. Можно звать тебя Фрэнк? Вообще-то это подвижной госпиталь, но мы давно никуда не переезжали, только разрастаемся все больше и больше. У нас несколько лечащих врачей и четыре хирурга, ты их сразу узнаешь. Они считают себя богами. Медсестер здесь всего девять, еще пара медбратьев и куча санитаров. Почти все отделения работают с семи до девятнадцати ноль-ноль шесть дней в неделю, но людей не хватает, поэтому приходится работать до последнего раненого. Если звучит чересчур, так и есть, но ты привыкнешь. Поторопись. Ты уже отстаешь.