Удивительное знание всех тонкостей бала. Толстой в Москве уже успел прослыть заправским танцором. Недаром же он дал столь высокую характеристику своему герою по части танцевального мастерства.
Бал в честь императора Александра I. Художник М.А. Зичи
Но нужно было еще влюбить своего героя в графиню. Графине Сережу Ивина представляет князь Корнаков, признанный светский лев, который сразу сделался наставником Ивина в делах амурных. Итак, представление… А была ли у самого Толстого такая любовь, которую он определил для своего героя? Молоствова? Нет, там другое. Чистое, юношеское увлечение. И все же Лев Толстой сумел выписать сцены влюбленности: «Сережа молчал и, краснея все более и более, придумывал, что бы сказать, кроме банальности, ‹а кроме банальности, он не знал, что сказать›. Князь Корнаков, казалось, с большим удовольствием смотрел на искреннее смущение молодого человека, но, заметив, что оно не прекращается и даже, несмотря на всю светскую рутину графини, сообщается и ей, сказал:
– Accorderez vous un tour de valse, madame la comtesse? (фр. “Разрешите тур вальса, графиня?”. – Н.Ш.)
Графиня, зная, что он давно уже не танцует, с удивлением посмотрела на него.
– Pas à moi, madame la comtesse; je me sens trop laid et trop vieux pour prétendre à cet honneur (фр. “Только не я, я чувствую себя слишком некрасивым и старым, чтобы претендовать на эту честь”. – Н.Ш.).
– Вы меня извините, любезный сын, что я взял на себя роль вашего переводчика, – прибавил он ему. Сережа поклонился. Графиня встала перед ним, молча согнула хорошенькую ручку и подняла ее на уровень плеча; но только что Сережа обвил рукою ее стан, музыка замолчала, и они стояли так до тех пор, пока музыканты, заметив знаки, которые подавал им князь, снова заиграли вальс. Никогда не забудет Сережа этих нескольких секунд, во время которых он раза два то сжимал, то оставлял талию своей дамы.
Сережа не чувствовал, как скользили его ноги по паркету; ему казалось, что он уносится все дальше и дальше от окружающей его пестрой толпы. Все жизненные силы его сосредоточивались в чувстве слуха, заставлявшем его, повинуясь звукам музыки, то умерять резвость движения, то кружиться быстрее и быстрее, в ощущении стана графини, который так согласовался со всеми его движениями, что, казалось, слился с ним в одно; и во взгляде, который он от времени до времени, с непонятным для самого себя смешанным чувством наслаждения и страха, останавливал то на белом плече графини, то на ее светлых голубых глазах, слегка подернутых какою-то влажною плевою, придававшей им необъяснимое выражение неги и страсти».
Возможно, и у молодого Толстого была такая влюбленность. Но развернуться в любовной интриге во всю ширь, окунуться в нее с головой мешала первая любовь – любовь к барышне, на балах в Москве не присутствовавшей – к Зинаиде Молоствовой.
И он явно испытывал те желания, которыми наделил своего героя, поскольку с Зинаидой Молоствовой отношения были именно такими – чистыми и непорочными. «Сережа так был взволнован совокупным впечатлением движения, музыки и любви, что, когда графиня попросила его привести ее на место и, поблагодарив его улыбкой, снимала руку с его плеча, ему вдруг пришло желание, от которого он едва мог удержаться – воспользоваться этой минутой, чтобы поцеловать ее.
Невинный юноша в первый раз в жизни испытывал чувство любви: смутные желания, которыми оно наполняло его душу, были для него непонятны – он не остерегался их, не боялся предаваться им».
Но Лев Толстой уже успел понять, что у настоящей любви всегда много врагов и на пути к ней всегда много преград, которые преодолеть весьма и весьма сложно. В рассказе он, от имени автора, говорит: «Ничто так тесно не соединяется и так часто не разрушает одно другое, как любовь и самолюбие. Теперь же эти две страсти соединились вместе, чтобы окончательно вскружить бедную, молодую голову Сережи. В мазурке графиня два раза выбирала его, и он два раза выбрал ее. Делая одну из фигур, она дала ему свой букет. Сережа вырвал из него веточку и спрятал в перчатку. Графиня заметила это и улыбнулась».
Толстой уже отметил в дневнике, что настоящая любовь несет добро. Мы видим это и из истории его жизни в Казани, из истории его первой любви. Вот и Сережа Ивин проходит в рассказе эти первые университеты.
«Сережа был невыразимо счастлив. Вызванное в его юной душе в первый раз чувство любви не могло остановиться на одном предмете, оно разливалось на всех и на все. Все казались ему такими добрыми, любящими и достойными любви. Он остановился на лестнице, вынул оторванную ветку из-за перчатки и несколько раз с восторгом, заставившим выступить слезы на его глазах, прижал ее к губам».
Глава «А она могла бы быть счастлива» тоже, вполне вероятно, посвящена Зинаиде Молоствовой, ведь в 1853 году – ко времени написания рассказа, возлюбленная Толстого была уже замужем… А могла быть его женой? Значит, он предполагал, что брак Зинаиды Молоствовой мог быть несчастным? Или, во всяком случае, не совсем удачным. Кто может измерить глубину чувств молодых людей, не выставляющих свою любовь напоказ?
«Сережа был так мало похож на всех тех мужчин, которые окружали ее до сих пор, что он не мог не остановить ее внимания. В его движениях, голосе, взгляде лежал какой-то особенный отпечаток юности, откровенности, теплоты душевной. Тип невинного мальчика, не испытавшего еще порывов страстей и порочных наслаждений, который у людей, не уклоняющихся от закона природы, должен бы быть так обыкновенен и, к несчастью, так редко встречающийся между ними, был для графини, жившей всегда в этой неестественной сфере, называемой светом, ‹но не утратившей в ней благодаря своей счастливой, особенно простой и доброй натуре, любви ко всему истинно-прекрасному – был для нее› самою увлекательною прелестною новостью».
Лев Толстой считал себя, да и действительно был таким вот неискушенным мальчиком, когда окунулся во все роскошества московского света. В рассказе, когда граф, вернувшись домой, спросил у супруги, что с ней, графиня вдруг заплакала. Толстой пишет: «Оставь ее, человек без сердца и совести. Она плачет именно о том, что ты ласкаешь ее, что имеешь право на это; о том, что отрадные мечты, наполнявшие ее воображение, разлетелись, как пар, от прикосновения действительности, к которой она до нынешнего вечера была равнодушна, но которая стала ей отвратительна и ужасна с той минуты, как она поняла возможность истинной любви и счастия».
К кому автор обращал столь резкие слова? Кого просил оставить возлюбленную своего героя – в жизни же свою возлюбленную? Значит, не столь уж безразличным было его отношение к замужеству Зинаиды Молоствовой.
Ну а далее снова о главном герое…
«Сережа был в необыкновенно хорошем расположении духа. […] Мысли и чувства влюбленного так сильно сосредоточены на один предмет, что он не имеет времени наблюдать, анализировать людей, с которыми встречается; а ничто так не мешает короткости и свободе в отношениях, как склонность, в особенности очень молодых людей, не брать людей за то, чем они себя показывают, а допытываться их внутренних, скрытых побуждений и мыслей.
Кроме того, Сережа чувствовал в этот вечер особенную охоту и способность без малейшего труда быть умным и любезным».
Это описание состояния юного героя уже заставляет ждать каких-то действий, связанных с дурной компанией.
«Он вдруг почувствовал в себе все те качества мужчины, недостаток которых ясно сознавал в себе: твердость, решимость, смелость и гордое сознание своего достоинства. Внимательный наблюдатель заметил бы даже перемену в его наружности за этот вечер. Походка стала увереннее и свободнее, грудь выпрямилась, руки не были лишними, голова держалась выше, в лице исчезла детская округленность и неопределенность черт, мускулы лба и щек выказывались отчетливее, улыбка была смелее и тверже».
В дневнике Льва Толстого очень много уделено именно этим качествам. Он отмечал их и до написания рассказа и после. Он ставил себе задачи обрести уверенность, избавиться от стеснительности и робости. Ну и, конечно, стремился сделать так, чтобы эти недостатки победил его герой.
В рассказе он поделился и еще одним сокровенным желанием: побыстрее вернуться к себе в Ясную Поляну. Его герой уже наслаждается природой: «Вот я в деревне, в которой я родился и провел свое детство, в полном милыми и дорогими воспоминаниями Семеновском».
Об этом же он писал в письме к своей тетушке Ергольской. Мы видим Ясную Поляну, любимое место покойной матушки. Ведь в начале рассказа Сережа Ивин приезжает к матушке в Москву! Собственно, это ведь незаконченный рассказ, причем рассказ, который сам Лев Толстой не публиковал. Он опубликован, как уже указано, в 1828 году.
Так что мечты, которые он называет глупыми и отрадными, – его мечты.
«Глупые по несбыточности, отрадные по поэтическому чувству, которым исполнены. Пускай они не сбываются – не могут сбываться; но почему не увлекаться ими, ежели одно увлечение это доставляет чистое и высокое наслаждение? Сашеньке в эту минуту и в мысль не приходило задать себе вопрос: каким образом женщина эта будет его женою, тогда как она замужем, и, ежели бы это было возможно, хорошо ли бы это было, то есть нравственно ли? и каким бы образом он в таком случае устроил свою жизнь? Кроме минут любви и увлечения, он не воображал себе другой жизни. Истинная любовь сама в себе чувствует столько святости, невинности, силы, предприимчивости и самостоятельности, что для нее не существует ни преступления, ни препятствий, ни всей прозаической стороны жизни».
Почему вдруг Сашенька, а не Сережа? Видимо, Толстой собирался сменить имя героя рассказа. Но смысл остается. Герой влюблен, сильно влюблен, но он оказывается в руках своих наставников. А они – они уже прошли огни и воды.
«Молодость легко увлекается и способна увлекаться даже дурным, если увлечение это происходит под влиянием людей уважаемых. Alexandre забыл уже свои мечты и смотрел на всю эту странную обстановку с любопытством человека, следящего за химическими опытами. Он наблюдал то, что было, и с нетерпением ожидал того, что выйдет из всего этого; а, по его мнению, должно было выйти что-нибудь очень хорошее».