Она появилась в сети только вечером, когда запас юмора иссяк, все больницы в ее поисках я обзвонила и тридцать три сообщения от «Я, королева андалов, ройнаров и Первых людей…» до «Пожалуйста, не предлагайте мыть посуду у вас в офисе, я же могу согласиться на все, чтобы крутиться рядом с вами» написала. Мы поговорили несколько минут, теледива обозначила, что хочет собрать в команду мастеров своего дела и копирайтер пришелся бы кстати. «Не для того я весь день как на иголках провела», – подумала королева андалов, но, вспомнив о перспективе мыть посуду, быстро ответила: «А давайте пересечемся, у меня есть встречное предложение».
Стоит ли говорить, что, положив трубку, я сначала записалась на маникюр и только потом позвонила маме?
Стоит ли говорить, что за два дня проштудировала всю бизнес-литературу, чтобы выяснить, как вести себя на переговорах?
Стоит ли говорить, что за час до встречи я стояла перед зеркалом со свежим маникюром, укладкой, шугарингом (мало ли) и без одежды?
Что надеть?
Костюм, сиротливо провисевший весь декрет в шкафу и напоминавший о юридическом прошлом? Нет, он мог намекнуть светской львице, что я прекрасный офисный планктон и хочу работать у нее от зари до зари. А этого никак нельзя было допустить.
Только фриланс[4] – беспечный, голодный фриланс. Потому я нацепила нечто похожее на пижаму – чтоб, знаете, наверняка! И поехала на встречу.
Поднялась на двадцать второй этаж здания с панорамными окнами. То ли от вида, то ли от волнения затаила дыхание, постояла в холле минут пять и только потом написала теледиве: «Я пришла».
Меня встретил долговязый мужчина, который представился как Омаров, и я сделала круглые глаза, ведь была о нем наслышана, хоть ни разу не видела. Это же луна, звезды – в общем, величина в мобилографии. Я приняла решение с ним подружиться, чтобы иметь «своего человека» на встрече. Самый быстрый нетворкинг в истории человечества: по пути в офис, метров этак за десять, нужно было обзавестись «другом» и, главное, убедить его в дружбе до гроба. Чтобы в случае чего было кому за меня заступиться и поддержать.
Итак, я вошла в кабинет.
Меня окружила команда известной журналистки. Мой лучший друг Омаров, которого полвстречи я так и называла – по аккаунту, поскольку имени не знала. Крутой фотограф, к которому очень давно хотела попасть на фотосессию в стиле ню[5] (в подарок мужу!), но потом застеснялась и пропала. И слава богу! А то сидеть за столом «после всего, что было» как-то неловко. Менеджеры по рекламе, которым морочила голову расспросами о стоимости рекламы у телеведущей. Директор звезды со своими шуточками, после которых он, как порядочный человек, был бы обязан на мне жениться. И, наконец, сама дива.
– Расскажите, Унзила, чем вы можете быть полезны? – извиваясь в своем зеленом платье словно змея, спросила она.
Тут-то я и поняла, что меня хотят схантить[6] у безызвестности. И без зазрения совести ляпнула: «Написать книгу. – А потом, вспомнив вопрос о полезности, благородно добавила: – В соавторстве».
Следующий час я расписывала, как хороша будет эта самая книга, какой произведет фурор, как займет стеллажи с бестселлерами, и время от времени вбрасывала в свой рассказ в случайном порядке термины с писательских курсов: арка героя, авторский лист, коннотация…
Добравшись до дома, я села на лавочку и замерла, не в силах двинуться с места.
Я знала, в чем дело.
Я завралась.
Безбожно заигралась в писателя.
– Мама! Я больше не буду врать. Но сейчас меня надо спасать. Как пишутся книги? – выпалила я, едва дозвонившись до матери. Потом набрала номер мужа, свекрови, подруги.
Никто из них не знал, как пишутся книги.
На следующее утро я позвонила журналистке, надеясь, что та передумала. Не тут-то было. Не успела я поздороваться, как она выпалила приглашение на ужин. «…Познакомимся поближе в неформальной обстановке, может, соберете материал», – услышала я лишь концовку.
Как понимаете, и этот день я провела перед зеркалом с мыслями «что надеть, чтобы было очевидно: я – не аферистка, я – писательница».
Выбор пал на широкую, в пол, накидку. Именно так я представляла себе писательниц – завернутых в нечто странное, многослойное, в тяжелых бусах, с массивными кольцами и умным насмешливым взглядом.
Когда я, подметя подолом весь столичный асфальт, наконец добралась до офиса, куда теледива пригласила друзей (известного дизайнера, жену высокопоставленного чиновника, советника посла США в Казахстане и корифеев журналистики), с которыми ее связывала двадцатилетняя дружба со времен студенчества, то обомлела. Нет, не от звездного состава, а от круглого, накрытого без затей столика, за которым мне предстояло уместить весь свой писательский, побитый гравием «антураж».
Гости сидели расслабленно, обсуждали новости и делились, каково им было держать пост. Из вежливости спросили даже меня. Я по-писательски пренебрежительно ко всяческим человеческим слабостям и с осознанием бренности бытия ответила, что легко.
Как бы не так. Скоро поймете, о чем это я.
Когда наступило время разговения, я с чувством исполненного долга потянулась за стаканом воды, а на самом деле, с учетом размеров столика, зашуршала накидкой едва ли не под носом у гостьи, сидевшей напротив, и залпом его осушила. И тут же поняла, что со звуком жадного глотания воды конкурирует другой, и это, о боже, молитвы! Один из приглашенных, оказывается, читал суру, а остальные – те, которые признавались, как им тяжело, – повторяли за ним. И только я одна – та, которой было легко, – опорожнила полный стакан воды[7] и не знала, как незаметно поставить его обратно на столик.
Тем временем новоявленный имам разошелся не на шутку и читал уже третий том сур. Изображать, что я терпелива и одухотворена, как все остальные, не имело смысла. Стакан предательски пустовал, отчего мое нервное и смущенное постукивание ногтем по стеклу звучало только громче.
К слову, это стало не единственным конфузом за вечер. Советник посла оказалась теткой прошаренной, начитанной и, найдя близкого по духу человека, писателя, который, должно быть, читал не меньше ее, начала гонять меня по литературе девятнадцатого и двадцатого веков и выспрашивать мое экспертное мнение. В начале вечера я еще старалась от нее отбиваться, но к середине – когда засобирался один из гостей, производитель мебели, а она, пожав ему на прощание руку, заявила: «Вам надо почитать книгу о деревьях Амазонии, очень любопытно про древесину написано. Вы же работаете с деревом? Мне интересно ваше мнение», – выдохнула. Не одну меня экзаменовали в тот вечер, и не одна я оказалась тьмой беспросветной.
В два часа ночи я возвращалась домой, как со свидания, – летящей походкой.
Зашла в магазин за тортиком (с вот-вот истекающим сроком годности), чтобы с утра поздравить сына с днем рождения, и решила поделиться с сонной кассиршей, что я – писатель!
– Пишу книгу с Динарой Сатжан! Представляете, я – настоящий писатель! – не переставала я восторгаться. – И больше не аферистка! Я – писатель! – выкрикнула в ночное небо Астаны и поскакала на своих каблуках, словно во мне и не было восьмидесяти килограммов.
Не удивлюсь, если кассирша подумала, что в ночь на четверг к ней заходила… очередная пьяница.
Книга, кстати, была написана. Но не увидела свет по неизвестным мне причинам. В ночь на четверг я еще не знала, что не каждая рукопись «идет на бал». Бывает, что она остается в папке на рабочем столе, среди золы несбывшихся надежд. Бывает, что обрастает аулом других папок и рукописи собираются вместе в одном уголке и терпеливо дожидаются своего часа.
Как дождалась и эта.
Папка с рассказами о женщинах моего, соседнего и чужого дома, о казахстанских женщинах и о женской доле.
Рассказы
Дочь генерала
Гизат Хамзаулы, генерал на пенсии, прятался в кабинете от шумных внуков: в гости с ночевкой пришла дочь с детьми, и пока она оживленно беседовала с его женой, своей матерью, мелкое хулиганье переворачивало дом вверх дном. Время от времени внуки забегали в кабинет посидеть на коленках у аташки[8], поговорить о том о сем или исподтишка порисовать на важных документах. Только старшая внучка Мерей, как обычно, забралась на диван, удобно поджав под себя ноги. Она подняла взгляд от телефона лишь затем, чтобы с натянутой вежливостью поприветствовать дедушку: «Сәлеметсіз бе»[9]. Гизат Хамзаулы, улыбнувшись ее старанию говорить на казахском, поцеловал внучку в макушку и спросил:
– Сабақ қалай?[10]
– Нормально! – закатила она глаза на кринжовый[11] вопрос.
– Жақсы оқы[12], – ответил он своей коронной фразой.
На этом их общение обычно заканчивалось, но в этот раз аташка вдруг решил сблизиться с подростком и не придумал ничего лучше, как спросить сразу о важном:
– Үлкен болғанда кім болғың келеді?[13]
– Блогером! – заявила внучка.
– А что делает блогер? – улыбнулся генерал.
– То, что мама делает.
– А что делает мама?
– Вы не знаете, что делает ваша дочка? – удивилась девочка. – Вы что? Не подписаны? Кринж какой-то.
– Кринж?
– Типа «капец», «е-мое», «ұят болды»[14].
Дедушка Гизат хмыкнул:
– Я же много работаю. Нет времени на интернет.
– Все равно кринж.