[30]. В общем, не сложилась киевская карьера Высоцкого, и слава богу.
В 1960-м, когда Владимир уже заканчивал училище, молодые люди решили узаконить свои отношения. Тем более что к тому времени Изе удалось, в конце концов, расторгнуть свой предыдущий брак с таллинским наземным авиатором и возвратиться из «киевской ссылки» в Москву. В книге регистраций напротив записи об увольнении актрисы Изольды Жуковой из театра имени Леси Украинки рукой заведующего труппой было приписано: «Ушла. Очень жаль…»[31]
С собой из Киева Изольда привезла чемодан писем от Высоцкого. Он писал ей чуть ли не каждый день. (А в памяти почему-то возникают написанные им позже поэтические строки: «Не пиши мне про любовь, не поверю я…» Или такие: «Я сжал письмо, как голову змеи. Сквозь пальцы просочился яд измены..» — Ю.С.)
На 25 апреля 1960 года была назначена официальная церемония бракосочетания. Поначалу Иза с Володей собирались отметить это событие более чем скромно, тихо: пригласить самых близких друзей — Свидерского, Яловича и Акимова посидеть в ресторане. По другой версии был и иной вариант — «домашний». Отпраздновать опять-таки впятером, но в другом составе: «молодожены», Володины родители и жена Семена Владимировича Евгения Степановна Лихалатова. Потом решили воспользоваться гостеприимством Акимова. Нина Максимовна даже сходила туда и вымела из-под мебели два ведра окурков и фантиков.
Выросшей и воспитанной на Востоке Евгении Степановне подобные идеи будущих молодоженов показались полным бредом, вопиющим нарушением традиций, едва ли не кощунством. Она тотчас принялась названивать мужу в Питер, где в Академии связи постигал премудрости армейских наук Семен Владимирович. Высоцкий-старший с мнением жены, разумеется, тотчас согласился, сказав, что молодежь в этой жизни ни черта не смыслит, ветер в их головах гуляет, и повелел гулять свадьбу как следует, с размахом, то бишь по-нашему, по-настоящему, а то будет как-то не по-людски… Места мало? Соберем гостей в их более просторной квартире на Большом Каретном. Все хозяйственные хлопоты взяла на себя Евгения Степановна.
Следуя существующим традициям, жених в канун свадьбы созвал «мальчишник» в своем любимом кафе «Артистическое» (в их кругу именуемое на французский манер — «Артистик»). А куда же еще, как не в «Артистик», податься бедному студенту театрального вуза?!.
Когда вечеринка затянулась не на шутку, разгневанная невеста явилась в кафе. Подгулявший жених ей честно признался, что «пригласил всех!» На трезвый и резонный Изин вопрос: «Кого «всех»? — последовал маловразумительный ответ: «А я не помню, я всех приглашал…»
Словом, на свадьбе гуляли действительно все: два курса — и Володин, и Изин, друзья, родственники, соседи. Вот только родители невесты на торжество не пожаловали. Но и без них двухкомнатная квартира Семена Владимировича оказалась тесноватой. Гостям пришлось располагаться даже на подоконниках. Было весело, шумно, бесшабашно. Само собой, много пели и плясали. Невеста была в сногсшибательном наряде — бело-розовом платье, с каркасом.
Самым оригинальным подарком молодоженам стал… громадный дог, которого церемонно преподнес друзьям по студии шутник Гена Ялович. Гостям (в отличие от жениха и невесты) подарок жутко понравился, все хохотали и норовили погладить страшилище по короткой шерстке, а кое-кто, шутки ради, против… (Спустя пару дней Владимир позвонил дарителю и взмолился: «Что мне с ним делать?! Слушай, забери его к черту!» Пришлось Яловичу забрать пса.) Друзья, кстати, говорили, что Высоцкий, в общем-то, любил животных, но… на расстоянии.
Свадьба, в самом деле, удалась на славу. Гуляли до утра. Часа в четыре, «весенней гулкой ранью», законные супруги вместе с Ниной Максимовной возвращались к себе домой, на 1-ю Мещанскую. Там Высоцкий взгромоздился на подоконник и стал зазывать каких-то работяг отметить «лишение его свободы»…
А затем настали «суровые будни»…
Сегодня Иза наделяет бывшего мужа всевозможными добродетелями: «Выйдя за Володю замуж, я попала в совершенно необыкновенную атмосферу. Он был как-то ближе к своему отцу. У Семена Владимировича тогда уже была другая семья. Его вторая жена Евгения Степановна — армянка, и у них были сильны традиции гостеприимства. Постоянно большие компании, совершенно удивительные застолья с восточными блюдами, теплое, заинтересованное отношение к людям. И Володя вырос таким ласковым, великодушным… Нельзя было его не любить — за доброту, нежность какую-то к людям. Мои мама и бабушка тоже были в него просто влюблены…»[32]
Поначалу супруг-выпускник попытался самостоятельно решить дальнейшую карьеру жены. Его приглашали в театр имени Маяковского. Он ставил условие: только с женой. Но, как признает Иза Константиновна, «по своему амплуа я не подходила для него»[33]. Может быть. На вариант — работать в разных театрах — Высоцкий не соглашался. Попробовал договориться с Борисом Равенских, который только-только возглавил театр имени Пушкина и активно зазывал Высоцкого к себе, суля златые горы.
О начинающем актере новому главному режиссеру уже все уши прожужжала Светлана Аннапольская, которой было поручено обновить труппу «Пушкинского»: «Он не был похож ни на кого. Он был очень богатый внутренне парень… Он действительно поразил меня как актер…»[34] Когда они познакомились ближе, оказалось, что Светлана близко знала семью Высоцких: ее отец работал главным виноделом на заводе «Узбеквино», а дед Высоцкого работал там юрисконсультом. Знала она и Семена Владимировича.
Словом, сосватала Аннапольская Высоцкого в театр к Равенскому.
А вот Иза на просмотре умудрилась поскандалить с придирчивым главным режиссером. И, естественно, получила отказ.
Помимо профессиональных неудач, у Изы стали возникать проблемы и на личном фронте. Она мучилась от ревности к Володиным друзьям. Ее раздражала манера мужа по вечерам звонить от кого-нибудь из приятелей и говорить: «Я еду». Потом перезванивать минут через пятнадцать и сообщать: «Я уже выезжаю». Проходило еще какое-то время и раздавался очередной звонок: «Я уже еду». И так он мог «ехать» часами. Черт знает что!
Тогда Иза пустилась на элементарную женскую хитрость. По ее просьбе на вечерний телефонный звонок Володи отзывалась соседка — Гися Моисеевна Яковлева (да-да, та самая — из «Баллады о детстве». — Ю.С.) — и невинным голосом говорила, что Изочки нет, она, дескать, оделась, «как экспонат», и ушла. А куда, Володечка, мне неведомо. Тогда ревнивец обзванивал всех подруг Изы, немедленно мчался домой и, конечно же, заставал жену, устроившуюся на диване с книжкой в руках[35].
Она не отрицает, что они частенько ссорились, после чего Иза обычно выскакивала на улицу и ловила такси: «Прямо, пожалуйста!» При этом знала, что муж едет следом. Потом такси Владимира обгоняло беглянку и становилось поперек. Машина Изы останавливалась. Ревнивец выстаскивал Изу из такси, что-то объяснял шоферу, расплачивался и вез жену назад. Однажды в Изину машину ввалился какой-то парень и уселся прямо ей на колени. Высоцкий вытащил парня, пару раз хряснул ее дверцей по голове и аккуратно положил рядом с автомобилем. А однажды Владимир так увлекся слежкой за ветреной супругой, которая прогуливалась с подружкой, что им самим заинтересовался и задержал милиционер. Пришлось выручать…
Хватало и других проблем.
В общем, спустя год, весной 1961 года, безработная, никому не нужная, обиженная на весь белый свет, непризнанная и несчастная Изольда Высоцкая отправилась из столицы искать свое актерское и житейское счастье в далекую провинцию — ростовский театр имени Ленинского комсомола. Было ли это лучшим выходом? Для нее, видимо, да.
Как считала Аннапольская, в театре имени Пушкина у Высоцкого не заладилось. С одной стороны, беспокоили семейные проблемы, с другой — не складывались отношения с режиссером. «Володя начал сильно пить, — признавала Аннапольская. — И в этом в какой-то мере был виноват Борис Равенских… Он тоже почувствовал, какой у Володи большой потенциал. И сразу дал ему главную роль в чешской комедии «Свиные хвостики». Володя начал репетировать. Ну не может все сразу получаться у молодого актера! А тут кто-то сказал, что на эту роль в Свердловске есть хороший комедийный актер Раутбарт… Равенских вызвал его, снял Высоцкого с роли и отдал ее Раутбарту. Мало того — он назначил Володю в массовку в том же спектакле. Высоцкий должен был играть в оркестре на огромном барабане. На премьере он напился. И, проходя по сцене, упал в оркестровую яму. Слава богу, музыканты подняли руки и удержали его. После этого Высоцкий называл Равенских не иначе как «фюрером»[36]
Владимир пытался как-то склеить рушащиеся брачные узы: то прилетал, то приезжал в Ростов-на-Дону (однажды даже на крыше вагона). И один, и с друзьями. Пел, шутил, балагурил, пытался очаровать окружающих. «Володя, — рассказывала Иза, — всерьез строил планы театрального завоевания этого города. Помню его письмо: «Все телевидение будет наше!» Он собирался работать в нашем театре, и главный режиссер Лейкома Константин Христофорович Шахбазиди что-то, по-моему, предусмотрел для Володи при распределении ролей на спектакль «Красные дьяволята»[37]
Слава богу, что все это так и осталось планами! Иначе, кто знает, говорили ли бы мы сейчас о Высоцком как о Высоцком?..
Итак, «любовная лодка разбилась о быт»? А, может быть (и даже наверняка), были и другие причины? Как с той, так и с другой стороны? К чему теперь судить, «по чьей вине, по чьей вине?..»
Сама того не желая, Иза (так и оставшаяся Высоцкой) своими воспоминаниями о супружеских днях выдает себя с головой: «…Трудно себе представить, какой это был кошмар — первые Володины шаги в постижении игры на гитаре. Часами он мог сидеть, выбивая всего лишь ритм и заунывно тянуть одну и ту же цыганскую песню, где были такие «бессмертные» слова: «ны-ны-ны, есть ведро, в нем нет воды, значит, нам не миновать беды». Это была в ту пору его песня-конек, которую кто-то показал ему, как надо исполнять. Только когда по ночам зудело его бесконечно «ны-ны-ны», мне на самом деле начинало казаться, что беды какой-то точно не избежать…»