— Что нужно, по-вашему, чтобы изменить эту… я бы сказал, пошаговую психологию? — спросил Сталин.
— Жуков в Ленинграде, товарищ Сталин, побывал на всех рубежах обороны, говорил с командирами вплоть до комдивов. Иных решительно заменял на более толковых. Он в письменной форме потребовал от командиров всех степеней беспрекословно выполнять его приказы — вплоть до расстрела за неисполнение…
— Методы Жюкова мне известны, — остановил Сталин Шапошникова. — Я читал его отчет о принимаемых им жестких мерах по наведению в войсках Ленинградского фронта порядка и дисциплины. Видимо, иначе на данном этапе мы поступать не можем, если хотим победить германскую армию. Или хотя бы остановить ее продвижение. Я думаю, что Генштаб обязан требовать того же самого от командующих всех фронтов. Но в данном случае меня интересует Западный фронт. Если Тимошенко не справляется со своими обязанностями, то его надо заменить. Кого вы рекомендуете на его место?
— Я думаю, Жукова, товарищ Сталин, — предложил Шапошников не слишком уверенно. И добавил: — Он человек решительный, умеет не только контролировать все участки вверенного ему фронта, но и наиболее эффективно использовать имеющиеся в его распоряжении силы и средства.
— Жюков нужен в Ленинграде, — отрезал Сталин. — Положение вокруг города все еще остается критическим. Есть у вас другие кандидатуры?
— Тогда… тогда я бы предложил генерал-лейтенанта Конева, командующего Девятнадцатой армией.
— Почему именно его?
— Он наиболее грамотный командир, ему не откажешь в решительности и в способности находить наиболее верные решения в каждом конкретном случае.
— Я согласен, что после провала под Витебском Конев подтянулся, — после долгого молчания произнес Сталин и двинулся по ковровой дорожке к двери. Оттуда донесся его негромкий голос: — Газеты слишком расхвалили Конева. Подозреваю, не без участия самого Конева. Я советовался с Жюковым: он тоже предлагает Конева. Вы договорились с Жюковым?
— Никак нет, товарищ Сталин. Признаюсь, претензий к маршалу Тимошенко у Генштаба накопилось слишком много. Мы тактично указывали на его промахи, но вопрос о его замене перед нами до сих пор не стоял, и кандидатура генерала Конева есть следствие анализа действий его армии в сравнении с другими командармами.
— Из ваших слов, Борис Михайлович, следует, что на безрыбье и рак — рыба. Что ж, если нет лучших, то пусть будет Конев. Однако Духовщинская наступательная операция, которую он проводит, развивается слишком медленно. Отсюда вывод: со стороны Генштаба, учтите это, Борис Михайлович, за его действиями должен осуществляться постоянный и неослабный контроль. — Помолчал в раздумье, приблизился к Шапошникову, спросил: — Так, а что у нас на севере?
— На севере идут бои местного значения, товарищ Сталин. Но, судя по всему, противник готовится к новому наступлению на Мурманск… — ответил маршал, подождал реакции Сталина и продолжил свой доклад.
А Сталин, вполуха слушая начальника Генштаба, думал, что и самого Шапошникова неплохо бы заменить на более решительного и менее деликатного. Но ни в самом Генштабе, ни среди штабистов фронтового или армейского масштаба он не видел никого, кто бы удовлетворил его, Сталина, возросших требований к этой должности. Разве что генерал Василевский, но ему еще надо дозреть до необходимого уровня.
Глава 4
11 сентября в штаб Девятнадцатой армии поступила радиограмма за подписью начальника Генштаба Красной армии, в которой предписывалось генералу Коневу сдать командование армией генералу Лукину и незамедлительно прибыть в Москву.
Самолет с Коневым поздним вечером сел на Центральном аэродроме, и генерал сразу же был доставлен на дачу в Кунцево.
Сталин встретил Конева, стоя посреди кабинета, очень похожего на кремлевский, где Коневу довелось побывать дважды. Задержав руку Конева в своей, спросил:
— Ваша точка зрения на положение Западного фронта.
Иван Степанович, хотя и не знал, зачем его вызывают, однако ему хорошо были известны существующие порядки: если вызывают, то для того, чтобы или наказать, или повысить. Наказывать вроде бы не за что: армия продолжает наступать, где прогрызая хорошо организованную оборону противника, где выдавливая его с одной позиции на другую. Конечно, потери в живой силе и технике большие, но война без потерь не бывает, а наказывают командиров не за потери, а за невыполнение приказов. Генерал Конев приказы командования фронтом о непрерывных атакующих действиях выполнял. И не только не хуже других, но кое в чем даже значительно лучше. Следовательно, и готовиться надо не к худшему, а к лучшему. В том числе и к тому, что его могут спросить — неважно кто и где — и о положении на всем Западном фронте. Разумеется, досконально этого положения Конев не знал, и не только потому, что его не знал и командующий фронтом маршал Тимошенко, а более всего потому, что не положено по чину. Зато знал, как к этому положению относятся наверху.
Выслушав вопрос Сталина, Иван Степанович задумался всего на несколько секунд и тут же ответил, что положение на фронте сложное, что противник все еще силен и, скорее всего, завершив операцию по окружению войск Юго-Западного фронта, снова бросит все свои силы на Москву. Для решительного наступления против этих сил у Западного фронта слишком мало танков, артиллерии и авиации. Вместе с тем, необходимо продолжать атаковать противника где только можно, нанося ему урон в живой силе и технике. При этом накапливать резервы, готовить рубежи в инженерном отношении, чтобы встретить возможное наступление противника глубоко эшелонированной обороной. Противник, скорее всего, если начнет наступление, то атакует по прямой, то есть вдоль Смоленской, Калужской и других удобных для движения танков дорог. Потому что немцы так наступали до сих пор везде, и нет причин думать, что они изменят свою тактику. Поэтому, следовательно, войска надо расположить в затылок друг другу, чтобы питать передовые части резервами, а в случае прорыва, встречать противника на новом рубеже готовыми к этому войсками.
Сталин, слушая Конева, несколько раз согласно кивнул головой: позиция генерала Конева полностью совпадала с его собственной, и едва Конев замолчал, заговорил сам:
— Мы полагаем, что Западный фронт имеет достаточно сил и средств для того, чтобы разгромить противника решительными действиями в наступательных операциях, имея в виду освободить Велиж, Демидов, Смоленск и прилегающие к нему районы. У противника осталось не так уж много сил, и те распылены по широкому фронту. Однако наступательные операции необходимо хорошо планировать и проводить, не пуская их на самотек. А именно такая недоработка, к сожалению, наблюдается со стороны командования Западным фронтом. Тем более что, как показали наступательные действия других фронтов, далеко не все командующие армиями умеют правильно организовать наступление своих войск. У вас это получалось неплохо, — продолжил Сталин размеренным голосом. — Судя по всему, вы учли свои ошибки, допущенные под Витебском. Ставка решила назначить вас командующим Западным фронтом вместо маршала Тимошенко. — И, глядя в упор, спросил: — Как, справитесь с новыми обязанностями?
— Справлюсь, товарищ Сталин, — ни секунды не промедлив, ответил Конев, вытягиваясь в струнку. — Войска фронта разгромят проклятых фашистов!
— Мы тоже думаем, что вы справитесь, — произнес Сталин, явно удовлетворенный ответом генерала. И, не спеша раскурив свою трубку, продолжил: — Вам присвоено звание генерал-полковника. Это звание вполне соответствует вашей новой должности. Поезжайте в штаб фронта, примите дела у Тимошенко. Через два дня доложите в Генштаб о своих планах по разгрому противника. Желаю вам успехов, — и с этими словами Сталин протянул Коневу руку.
— Благодарю за доверие, товарищ Сталин! — воскликнул новоиспеченный генерал-полковник, пожимая руку Верховного Главнокомандующего. — Заверяю вас, товарищ Сталин, что войска фронта с четью выполнят приказ Верховного Главнокомандования Красной армии!
— Будем надеяться, будем надеяться, — пробормотал Сталин в ответ.
Иван Степанович покидал кабинет Сталина окрыленным. Конечно, будут трудности, но он справится. Действительно, Тимошенко слишком доверял командующим армиями, а те особой инициативы не проявляли. Или проявляли такую, которая часто приводила к прямо противоположным результатам. Поэтому контроль, контроль и еще раз контроль за каждым их шагом. Уж он-то им покажет, как надо воевать грамотно, не останавливаясь ни перед какими трудностями.
Глава 5
Штаб Западного фронта располагался километрах в двадцати северо-восточнее Вязьмы. Еще издали, подлетая к небольшому аэродрому на тихоходном «кукурузнике», Конев увидел белое здание, резко выделяющееся на фоне лесистых холмов, и голубую чашу пруда, обрамленного изумрудной зеленью плакучих ив. Чего-чего, а такого кидающегося в глаза великолепия, хотя и на весьма приличном расстоянии от фронта, увидеть он не ожидал. Уж если немцы бомбят Москву, то не заметить этого великолепия они не могут.
Самолет без обычной дуги перед посадкой резко пошел вниз, затем выровнялся и, почти задевая крыльями верхушки столетних лип, нырнул в полумрак узкой просеки и запрыгал по взлетно-посадочной полосе, дребезжа и скрипя всеми своими суставами. Развернувшись почти на месте на небольшой площадке, замер в тени деревьев и маскировочной сетки. Открылась дверь, лязгнула откидная металлическая лесенка. Спустившись по ней на землю, генерал-полковник Конев расправил плечи и огляделся. К нему от притаившихся в тени деревьев комуфлированных «эмок» трусил довольно тучный офицер. Остановившись в трех шагах от Конева, вскинул руку к фуражке и доложил:
— Товарищ генерал-полковник! Машина для следования в штаб фронта подана. Доложил начальник охраны штаба фронта полковник Косых.
— Маршал Тимошенко на месте? — спросил Конев, как спрашивают о чем-то несущественном, разглядывая с явным неодобрением начальника охраны: могли бы послать и кого-нибудь покрупнее чином, скажем, начштаба или заместителя комфронта.