— Так точно, товарищ генерал-полковник! Товарищ маршал Тимошенко ждут вас в штабе фронта.
Двухэтажный корпус некогда барской усадьбы был выполнен в дорическом стиле: центральный портик поддерживали шесть белых колонн с пилястрами и строгими фризами. К парадному входу вела широкая лестница с мраморными перилами и каменными вазами, высокие массивные двери украшены замысловатой резьбой, венецианские окна с каменными карнизами и колоннами же во всю свою высоту создавали ощущение чего-то неземного, чего-то из далеких детских снов. А еще ухоженный парк с посыпанными желтым песком дорожками, подстриженные кусты и клумбы с яркими цветами, пруд с беседками и ажурными мостиками. Короче говоря, красота да и только. Эту красоту несколько портят выстроившиеся в ряд палатки батальона охраны штаба армии, машины и броневики, густая сеть столбов с натянутыми на них антеннами радиосвязи, зенитки. Правда, все это расположено под густыми кронами могучих лип и дубов и, к тому же, укрыто маскировочными сетями, так что с воздуха совершенно не заметно. Однако тревога у Ивана Степановича возникла: слишком ярким пятном выделялось здание штаба на фоне местности, и немцы наверняка к этому месту давно пригляделись.
Внутри хоромы тоже имели вид не менее благолепный: мрамор, ковры, гобелены, штучная мебель. В таких, можно сказать, райских условиях Иван Степанович жил в далекие двадцатые годы, когда был комиссаром штаба Дальфронта. Не одним же барам наслаждаться жизнью в подобных теремах, но и бывшим крестьянам тоже не во вред.
Маршал Тимошенко встретил генерал-полковника Конева, сидя за огромным столом. Привстал, протянул руку, сухо поздравил с новым званием и назначением. Был хмур и явно недоволен. Да и то сказать: с наркомов обороны скатиться до командующего фронтом — чего ж хорошего? А дальше куда? На армию? Это его-то, маршала?.. Впрочем, не он первый: маршал Кулик тоже командует армией. Всего-навсего. Так что… Но обидно же до слез — вот в чем штука. А самое главное — не за что. Теми силами и средствами, которые у него были, и сам Господь Бог не сможет сделать больше того, что сделал маршал Тимошенко. Попробуй-ка повоюй, если у тебя по всем направлениям одни сплошные нехватки: и в танках, и в артиллерии, и в боеприпасах, и в людях, и… Да что тут говорить! Сами бы попробовали…
В курс дела нового командующего вводил начальник штаба фронта генерал-лейтенант Соколовский, высокий, стройный, с волевыми чертами несколько грубоватого лица. Он водил указкой по карте, не заглядывая в блокнот, лежащий на краю огромного круглого стола, называл номера армий, фамилии командующих и начальников штабов, перечислял стоящие перед ними задачи, наличие бойцов и командиров, вооружение и прочее, и прочее… После этого Тимошенко написал на карте: «Фронт сдал» и расписался, поставив число, месяц и год. Конев в свою очередь написал: «Фронт принял» и добавил время: 19 часов 35 минут.
Вскоре Тимошенко уехал, и Конев вступил в должность.
Менять устоявшийся в штабе быт и порядок Иван Степанович не стал: здесь все было отлажено, каждый знал свое дело. Все, что оставалось на первых порах новому командующему, это продолжать наступление в полосах, отведенных армиям, осуществление контроля за исполнением утвержденных Ставкой планов. Ну и, само собой, отчетность перед Ставкой, то есть перед Шапошниковым и Сталиным. Однако у начштаба Соколовского поинтересовался:
— Не кажется ли тебе, Василий Данилович, что штаб фронта у немцев, как бельмо в глазу?
— Поначалу казалось, Иван Степанович. Да и маршал Тимошенко беспокоился. И фрицы иногда летают, интересуются, но мы по ним не стреляем: пусть думают, что здесь никого нет. Тем белее что тут все так тщательно замаскировано, что ничего, кроме самого здания, они увидеть не могут. А если учесть, что сами они рассчитывают захватить эти земли, то для них эта усадьба очень даже будет нелишней.
— А если они… это самое… как его?.. запеленговали радиостанцию? Что тогда?
— Не думаю, — ответил Соколовский вполне уверенно. — Наши радисты уверяют, что для этого надо иметь несколько специальных устройств в разных местах, чтобы по их пеленгам определить точку радиоизлучения. И даже не точку, а только район, в котором может находиться радиостанция. Вряд ли у них имеется столько таких устройств и возможность определить место расположения штаба фронта. Тем более предполагать, что он размещен в таком приметном месте.
И новый командующий фронтом, мало что понимающий в радиотехнике, как, впрочем, и его начальник штаба, успокоился.
Между тем армии Западного фронта продолжали наступать — каждая на своем участке. А в пределах армии — каждая дивизия на своем. Так и шло день за днем. Немцы за линией фронта шевелились, перемещая войска с одного участка на другой, но понять, чего ради и куда, было затруднительно. И все потому, что разведка, как фронтовая, так и всякая другая, работала из рук вон плохо, из разрозненных данных, трудно было сложить целостную картину, а давать в Генштаб непроверенные данные — себе дороже: скажут, что не успел занять должность, уже паникует. Тем более что каких-то особенных достижений в боевых действиях фронта — в сравнении с Тимошенко — заметно не было. А без них себя не зарекомендуешь соответствующим образом.
Из дневника фельдмаршала Федора фон Бока
15/9/41 Кольцо вокруг противника, оказавшегося между внутренними крыльями групп армий «Центр» и «Юг», сомкнулось. Передовые части 1-й танковой группы (Клейст) установили контакт с танковой группой Гудериана на юге от Лохвицы. Так что стадию «Битвы за Киев» можно назвать чрезвычайно успешной. Но главные силы русской армии продолжают, как и раньше, удерживать свои позиции перед моим фронтом. Вопрос, сможем ли мы быстро их разбить и добиться победы над русскими до наступления зимы, остается открытым.
20/9/41 Если наращивание сил на моем фронте будет продолжаться слишком долго, мне не удастся скрыть от противника факт подготовки к наступлению. В настоящее время я склоняюсь к тому, чтобы пойти на риск и атаковать противника, как только подойдут самые крупные и боеспособные соединения.
24–25/9/41 Танковая группа Гудериана будет готова атаковать 30 сентября. Остальные армии и корпуса готовы выступить 2 октября.
Совершенно ясно, что русские отводят войска с моего фронта, чтобы укрепить свои северные и южные крылья. Так что мне пора выступать!
27–28/9/41 Мои опасения, что враг может отступить, не подтвердились.
Разосланы последние приказы о наступлении. Правое крыло Гудериана медленно выдвигается на передовые позиции перед атакой. Противник продолжает выводить войска с моего фронта. Они отправятся под Ленинград или к Буденному.
30/9/41 Гудериан перешел в атаку. Его левое крыло продвигается вперед, южное отстает и отбивает атаки с восточного направления.
1/10/41 Пытаясь отогнать противника от южного крыла группы Гудериана, 25-я моторизованная дивизия была атакована русскими танками и поспешно отступила, бросив застрявшую в грязи технику, которой хватило бы, чтобы вооружить и снарядить целый полк.
2/10/41 Группа армий перешла в наступление в полном соответствии с планом. Наступление происходит с такой легкостью, что невольно задаешься вопросом, уж не сбежал ли противник.
Глава 6
Брянским фронтом по-прежнему командовал генерал Еременко, только что оправившийся от ранения. Месяц назад, наобещав Сталину разгромить «подлеца Гудериана», он не сумел не только разгромить его, но даже задержать, однако продолжал атаковать сильно укрепленную и хорошо организованную оборону немцев на различных участках своего фронта, почти не продвигаясь вперед, истощая свои армии и постоянно требуя подкреплений.
Теперь Гудериан снова оказался перед Еременко, и значительно раньше, чем его ожидали. Разведка докладывала, где концентрируются танки противника, но Еременко не очень-то доверял своим разведчикам: увидят пару-другую танков, а доложат о целой дивизии или даже корпусе. И считал это в порядке вещей, потому что и сам докладывал в Ставку не столько реальную, сколько предположительную обстановку, складывающуюся перед вверенным ему фронтом, сдабривая свои доклады тысячами убитых немцев, уничтоженных танков, орудий и самолетов.
Подобные сведения поступали не только с Брянского, но и с других фронтов, так что в Ставке Верховного Главнокомандования Красной армии могло сложиться мнение, что перед нашими фронтами не осталось ни одного немецкого солдата и офицера, если бы там не знали, что сведения, посылаемые с фронтов, надо воспринимать как весьма приблизительные, имеющее более пропагандистское, нежели практическое значение. Между тем сведения эти не только не подвергались сомнению, но тиражировались с помощью «Совинформбюро». По крайней мере, в сводках о военных действиях на советско-германском фронте, передаваемых по радио и печатаемых в газетах, не раз отмечались войска и их командиры, успешно громящие захватчиков: советский народ и его армия должны верить в победу и не впадать в панику.
Разведданные о концентрации немецких войск шли не только в штабы армий и фронтов, но и в Ставку. Там стало известно о переброске из-под Ленинграда танковой группы генерала Гота, которая начала занимать позиции северо-западнее Смоленска. Докладывалось о прибытии новых пехотных и танковых соединений из Германии и Франции. И в Ставке, в отличие от командующих фронтами, забеспокоились: если продолжать наступление по всей линии этих фронтов, то войска истощатся, достигнутые рубежи к обороне подготовить не успеют, наступление немцев удержать не смогут. В результате 27 сентября командующим Западным, Брянским и Резервным фронтами была спущена из Москвы директива, в которой, в частности, говорилось:
«В связи с тем что, как выяснилось в ходе боев с противником, наши войска еще не готовы к серьезным наступательным операциям, Ставка ВГК приказывает:
1) На всех участках фронта перейти к жесткой, упорной обороне, при этом ведя активную разведку сил противника и лишь в случае необходимости предпринимая частные наступательные операции для улучшения своих оборонительных позиций…»