Мы с Лиз спустились на кухню. В небе появился бледный намек на восход солнца. Я сел за кухонный стол, а Лиз поставила чайник.
– Может, там на чердаке дети, – предположила Лиз. – Может, они устроили там лагерь.
– Да, а может, я Чингисхан. Как они проникают в дом незамеченными? Будь это действительно дети, они не стали бы устраивать такой грохот. Разве они хотят, чтобы их обнаружили?
– Ты не будешь возражать? – спросила Лиз, бросив мне в чашку круглый пакетик чая и размешивая его пальцем. – Ой, горячо.
– Возражать, если что?..
– Возражать, если окажется, что это действительно дети? Может, это просто местные дети, которые прячутся от своих родителей.
Я взял кружку, но пришлось дуть на чай пару минут, прежде чем я смог отпить.
– Не знаю, – ответил я. – Я бы не возражал, если бы они перестали устраивать бардак и не мешали спать по ночам.
Лиз села напротив меня. Себе она заварила такой крепкий чай, что его цвет больше напоминал кофе.
– Понимаю, – сказала она. – А не устроить ли им ловушку?
– Ловушку? Какую ловушку? Если там дети, мы же не хотим, чтобы они пострадали.
– Конечно, они не пострадают. Что нам нужно сделать – так это расстелить на полу бумагу и посыпать ее сажей или тальком. Если они наступят на нее, то оставят следы. Мы делали так в школе, чтобы определить, не залазит ли кто-нибудь к нам в комнаты.
– Думаю, можно попробовать.
Когда мы сидели и пили чай, у меня было ощущение, будто Фортифут-хаус охватила дрожь. А еще мне показалось, что я услышал отдаленный детский крик. Но, когда прислушался, все стихло. Стояла та странная тишина, которая наступает, когда поезд уносится за пределы слышимости.
Мне все привиделось, подумал я. Померещилось. Но, когда я подошел к раковине, чтобы сполоснуть кружку, мне показалось, что в саду мелькнула тень. Только это была совсем не тень, а человек в высокой черной шляпе, поспешно спрятавшийся под сенью высоких дубов. Словно он опасался за свою жизнь, боялся обернуться и взглянуть на преследующего его жуткого хищника.
6. Охотник за головами
Раздался бодрый «почтальонский» стук в дверь кухни. Я оторвался от «Дейли телеграф». Дэнни поднял глаза от миски с медовыми колечками, на щеке у него отражался изогнутый блик от ложки.
Это был крысолов Гарри Мартин. Он, видимо, спешил, и лицо его раскраснелось, а дыхание сбилось. На нем был твидовый костюм в елочку, в руке – мягкая твидовая шляпа. На плече висела большая кожаная сумка на пряжках, с выжженными инициалами Эйч Джей Эм.
– Мистер Мартин, входите, – пригласил я его в дом. Если честно, после всего, что случилось прошлой ночью, я был очень рад видеть его. – Мы только что заварили свежий чай, не хотите? Еще есть лимонад. Вам, похоже, жарко в этом костюме.
Он поставил на пол сумку, придвинул к себе стул, шмыгнул носом и сел.
– Это мой крысоловский костюм, – пояснил он. Он ущипнул рукав большим и указательным пальцем. – Видите? Не каждая крыса сможет прокусить такую ткань. В отличие от современных нейлоновых комбинезонов. Пощупай, – предложил он Дэнни, и Дэнни неохотно потрогал ткань. – Что думаешь?
– Волосатая.
– Верно, волосатая, как крыса. Крысиный костюм для ловли крыс.
Я налил ему чашку чая.
– Сахар? – спросил я.
– Мне три ложки, – ответил он.
Он принялся размешивать чай, пока звон ложки не начал раздражать, и мне захотелось попросить его прекратить.
Внезапно он положил ложку на стол и уставился на меня, прищурив один глаз и выпучив другой.
– Этой ночью у вас были проблемы? – спросил он.
Я кивнул.
– Я видел в небе огни. Но ничего не слышал, потому что ветер дул в другом направлении. Но, полагаю, у вас были проблемы.
– Да, мы слышали звуки, – ответил я и бросил взгляд на Дэнни. – И видели огни. Дэнни, не мог бы ты доесть свой завтрак в гостиной?
– Я смотрю «Детский сад»[24].
Я выключил телевизор:
– Ты уже посмотрел «Детский сад». Завтрак доешь в гостиной.
– Послушайте, не надо лишней суеты, – сказал Гарри Мартин. – Давайте возьмем чай и выйдем в сад. Не хочу портить молодому человеку просмотр телепередачи.
– Если он будет постоянно смотреть телевизор, то испортит себе зрение, – возразил я.
Тем не менее я последовал за Гарри на террасу, и мы сели на ограду, обращенную к саду, спускающемуся вниз, и к покрытым лишайником солнечным часам. В лучах раннего солнца волосатые уши Гарри стали багровыми.
Море шумело успокаивающе, словно мать, которая пытается утихомирить возбужденного ребенка.
– Что за звуки? – спросил Гарри.
– Крики, стуки и рев. Детские крики. И очень низкий звук, как будто кто-то говорил, только очень медленно. Знаете, как на замедленной записи. А еще я видел – или мне показалось, что видел, – маленькую девочку в длинной ночной рубашке. Но думаю, это была оптическая иллюзия.
Я замялся.
– По крайней мере я надеюсь, что это была оптическая иллюзия.
Гарри вытащил табакерку и скрутил себе сигарету.
– Вы слушали утром радио?
– Нет.
– Я всегда слушаю радио по утрам. Не дает мне скучать, пока Вера спит.
– И?
– Сегодня утром в новостях сообщили, что прошлой ночью в Райде пропала девятилетняя девочка. Это одна из причин, почему я решил прийти к вам.
– Не совсем вас понимаю.
Гарри закурил и шмыгнул носом.
– По радио сказали, что девочку заперли в ее спальне, в наказание за то, что она поздно вернулась с прогулки. Окно тоже было закрыто. Но каким-то образом она сумела выбраться. Осталась лишь вмятина на постели, где она спала, и больше ничего. Из одежды пропала только ночная рубашка, которая была на ней.
– Я все равно вас не понимаю.
– Такое уже случалось раньше. Дети пропадали, – терпеливо стал объяснять Гарри. – Всякий раз, когда в Фортифут-хаусе возникал шум и горели огни, исчезали дети. Поверьте мне, это происходит из года в год.
– Вы действительно думаете, что тут есть какая-то связь? Дети постоянно пропадают.
– Эти пропадают иначе. Они просто испаряются. Безвозвратно. Даже тел не находят.
Гарри спокойно посмотрел на меня.
– Попомните мои слова. Всякий раз, когда в Фортифут-хаусе возникают огни и шум, я слушаю радио и читаю газеты. И всякий раз пропадают дети. По одному, по двое. Они исчезают навсегда, словно их и не было.
– Вы сообщали в полицию?
– Сообщал в полицию? Я уже со счету сбился, сколько раз я сообщал в полицию. Они только смеются. Думают, что я просто чокнутый старый крысолов. Говорят, что за тридцать пять лет отравил себе крысиным ядом все мозги. Я звоню им всякий раз, когда это случается, но они постоянно смеются. Эти современные фараоны тупые как пробки.
Я обернулся и посмотрел на крышу:
– Кто, по-вашему, забирает этих детей? Бурый Джонсон?
– Бурый Дженкин, – поправил меня Гарри. – Так его зовут – Бурый Дженкин. Да, это его рук дело. В Бончерче уже много лет рассказывают эту историю. Пугают ею детей. Ешь морковь, или Бурый Дженкин утащит тебя. Вы слышали, что сказала моя жена?
– Да, – кивнул я. – Что он забирает туда, где даже нет времени.
– Точно, – подтвердил Гарри. – В будущее или в прошлое, кто знает. Говорят, что существуют места, где все такое же, как и здесь, только немного другое. Например, где королева чернокожая и еще никто не научился летать.
– Альтернативная реальность, – сказал я. – Да, я тоже читал об этом. В «Телеграф» была большая статья.
– Полная чушь, – возразил Гарри. – Но дети исчезают без следа, не остается ни ботинка, ни отпечатка ноги, ни ноготка.
На террасу вышла Лиз. На ней были шорты цвета хаки и белая футболка, сквозь которую темнели соски.
– Хотите еще чаю? – спросила она, прикрыв глаза рукой от солнечного света.
Гарри покачал головой. Лиз подошла и села на ограду рядом с нами.
– Вы же пришли не затем, чтобы ловить нашу крысу, как я понимаю? – спросила она. Ее расчесанные волосы блестели от влаги, от нее пахло духами «Лаура Эшли».
– Не знаю, буду ли я ловить ее сегодня, но я пришел, чтобы все тут осмотреть, – сказал Гарри. – Я всегда мечтал поймать Бурого Дженкина. Как рыбаки мечтают поймать гигантскую щуку. Или как капитан Ахав мечтал поймать Моби Дика.
– Ваша жена взяла с меня обещание, что я не позволю вам этого делать, – сказал я ему.
– Конечно, взяла. Но вы же знаете, какими бывают женщины. Они не понимают, что такое чувство долга.
– Какой еще долг? – спросила Лиз.
– Он крысолов, – объяснил я. – Если он поймает Бурого Дженкина, это станет пиком всей его карьеры. О нем будут всегда помнить. Во всяком случае, в Бончерче.
– Да нет, – возразил Гарри, – я не гонюсь за славой. Мне она совсем не нужна.
– Простите, – смутился я.
Гарри снова зажег сигарету и шумно затянулся:
– Я говорю о семейном долге – долге перед моим братом.
Мы подождали, пока Гарри откашляется. Затем он продолжил:
– Мой младший брат Уильям исчез, когда ему было восемь. Мы спали в одной комнате, Уильям и я. И он только сходил на кухню за стаканом воды. Это была одна из тех ночей, когда в Фортифут-хаусе поднялся шум и горели огни. Я видел огни, видел их отблески на тучах и слышал звуки, похожие на рычание, долетающее из-под земли. Уильям встал с кровати, потому что захотел пить. Я видел его в последний раз, когда он в ночной рубашке открывал дверь спальни. Я до сих пор помню этот момент. Отчетливо помню. У него были рыжие волосы и тощая шея. Но знаете, я не помню его лица.
– И больше вы его не видели? – уточнил я.
– Никогда. Как сквозь землю провалился. Но дверь кухни была заперта изнутри. И входная дверь была заперта изнутри. Только фрамуга в кладовке была открыта, но через нее не протиснулась бы даже кошка.
– Как давно это было?
Выдержав долгую паузу, Гарри сглотнул и сказал:
– Пятьдесят шесть лет назад.
– Думаете, Бурый Дженкин забрал его?