Я был поражен. Еще минуту назад он утверждал, что с Гарри произошел несчастный случай. А теперь допускает, что тот стал жертвой сверхъестественных сил. Раньше я никогда не слышал, чтобы полицейские так рассуждали.
– Вы связываете исчезновение детей с Фортифут-хаусом? – спросил я. – Правда?
– Да, правда. Гарри Мартин подавал множество жалоб. Два наших офицера даже присматривали за этим местом в свободное от службы время.
– И?
– Ничего. За последние три года полиция дважды обыскивала дом, сверху донизу. А если проверить полицейские записи за все послевоенное время, мы обыскивали его еще шесть или семь раз. Мы уже осматривали тот закуток под крышей. Там ничего нет. Во всяком случае, ничего достойного внимания. Ничего, на что можно нацепить ярлык, сунуть магистрату под нос и сказать: «Вот вам вещественное доказательство». Но это не значит, что мы сдались. Это не значит, что мы тупые, мистер. Это значит, что мы должны получить доказательства, прежде чем действовать.
Я медленно покачал головой.
– Вы верите в сверхъестественные силы? Вы это пытаетесь сказать мне?
Он многозначительно подмигнул мне:
– Почему нет?
– Вы же офицер полиции.
– Многие офицеры полиции становятся масонами, мистер. Они верят в Великого Архитектора Вселенной. Многие офицеры полиции – фундаменталисты. Верят в адские муки и Второе Пришествие. Я не масон и не фундаменталист, но я верю, что никогда не нужно спешить с выводами.
Я ничего не отвечал. Просто стоял под теплым ветерком и ждал, что он еще скажет.
– Если бы я полностью исключал сверхъестественное, – уверенным тоном произнес Миллер, – я не справлялся бы со своими обязанностями. По крайней мере в том что касается должностной инструкции, если вы понимаете, о чем я. Но хороший детектив не просто следует инструкции. Хороший детектив комбинирует факты, логику и дедукцию с фантазией и вдохновением.
– Что ж, – сказал я. – Я впечатлен.
Детектив сержант Миллер высморкался:
– Зря. Большая часть полицейских – это отморозки, идиоты, подлецы, хапуги и демагоги. Но иногда попадаются профессионалы. Попадаются один-два, у которых голова на плечах, а не кусок мяса. Хотя среди руководства таких нет.
– Поэтому вы и не можете пойти к начальству и изложить свою версию, что на Гарри Мартина напало нечто потустороннее?
Он горько усмехнулся:
– Мой шеф не верит даже в собственное отражение в зеркале.
– Интересно, а что бы вы сказали ему, если смогли? – Мне было любопытно, что Миллер думает об этом жутком случае на чердаке. Что Гарри и вправду зацепился за крюк и сорвал с себя кожу под действием собственного веса? Или что в пустом закутке под крышей притаилось нечто ужасное и очень рассерженное тем, что его потревожили?
– Я просто сказал бы ему, что произошедшее с мистером Мартином не было несчастным случаем в общепринятом смысле. И что это не было нападением в общепринятом смысле. Вот и все, – ответил Миллер.
– И не выдвинули бы никаких версий?
– Не на этом этапе, – уклончиво ответил он. – Это не пошло бы на пользу делу.
– А что насчет вашего коллеги? Детектива констебля Джонса, да? Вы поделитесь с ним своими соображениями?
Детектив сержант Миллер покачал головой.
– Детектив констебль Джонс способен понять лишь то, что может съесть, выпить или избить.
– То есть вы знаете, чего не происходило, но не знаете, что произошло.
Он еще раз посмотрел на меня своими бледными невыразительными глазами.
– Умный понимает с полуслова, мистер. Я вырос здесь. В Уитуэлле, если быть точным. На вашем месте я бы поостерегся этого дома. Когда мой кузен говорил, что здесь обитают привидения, это были не пустые слова.
– Думаете, Бурый Дженкин существует на самом деле?
– О… Не знаю насчет Бурого Дженкина. Но за эти годы с Фортифут-хаусом было связано столько необъяснимых инцидентов, что-то здесь точно должно быть не в порядке. Нет дыма без огня, если вы понимаете, о чем я.
– Что ж… – сказал я. – Спасибо за предупреждение.
В этот момент к нам подбежал констебль Джонс.
– Это был всего лишь несчастный случай, – сказал Миллер. – Очень неприятный несчастный случай, да. И очень необычный. Но это несчастный случай, не более того.
Он вытащил визитку и протянул мне:
– Можете звонить, если я вам понадоблюсь. На этой неделе я в дневную смену, на следующей – в ночную.
– Только что пришло сообщение из больницы, сержант, – выдохнул констебль Джонс. – Мистер Мартин скончался.
Сержант Миллер надел очки.
– Понятно. Очень жаль. Ушел еще один из старожилов.
– Хотите, чтобы я поговорил с миссис Мартин? – я чувствовал себя ужасно виноватым, что пустил Гарри на чердак.
– Нет, предоставьте это нам, – ответил Миллер. – Мы пошлем женщину-констебля. Они хорошо справляются с такого рода делами. Чай и сочувствие.
– Ладно. Я тогда…
– Будет расследование, – прервал меня на полуслове Миллер. – Вам, видимо, придется давать показания. Мы сообщим вам, когда вы понадобитесь.
– Ладно, – согласился я, угрюмо провожая их взглядом.
Когда они ушли, из дома появилась Лиз, неся две банки прохладного пива. На ней была черная футболка с глубоким вырезом и черные велосипедные шорты, голову она повязала белым шарфом. Мы сели рядышком на низкую садовую ограду и стали пить пиво.
– Гарри умер, – наконец произнес я.
– Да. Детектив уже сказал мне. Поверить не могу.
– Сержант Миллер считает, что это несчастный случай.
Лиз нахмурилась.
– Правда? Он постоянно повторял, что это несчастный случай.
– Наверное, не хочет особо распространяться, поэтому и говорит так. Если он попытается рассказать кому-нибудь из своих коллег, что на чердаке творится что-то несусветное, его примут за сумасшедшего.
– Что он собирается делать дальше? И что мы будем делать? Мы же не сможем жить в доме с каким-то монстром на чердаке?
Я оглянулся на высокую черепичную крышу Фортифут-хауса. Хотя лужайки были залиты ярким солнечным светом, на крышу падала тень проплывавшего мимо облака. Поэтому здание выглядело неприветливо и зловеще. Как будто оно цепко вобрало в себя все зло, которое смогло притянуть. Я мог поклясться, что видел бледное овальное лицо, глядящее на нас из окна последнего этажа. Но знал, что если подойду к дому или сменю точку обзора, то окажется, что это всего лишь зеркало, или блик на оконном стекле, или рисунок обоев в комнате.
Больше всего меня беспокоила форма крыши. Она представляла собой весьма своеобразную геометрическую конструкцию, пренебрегавшую всеми законами перспективы. Западный скат, находившийся дальше от нас, казался выше, чем восточный, который был к нам ближе. Когда вновь выглянуло солнце и осветило южную сторону крыши, вид ее полностью изменился. Юго-восточный водосточный желоб выглядел так, будто был выгнут наружу, а не внутрь, словно вся крыша была сконструирована по принципу шарнирной раскладушки, и ее форму можно менять по желанию.
От этого зрелища меня затошнило. Тяжелое ощущение, вызывающее головную боль, как после долгого кружения на ярмарочной карусели.
– Ты в порядке? – спросила Лиз. – У тебя лицо посерело.
– Я в порядке. Думаю, это от шока.
– Может, тебе нужно немного полежать?
– Я в порядке. Ради бога, не стоит волноваться по пустякам.
– Знаешь, ты не должен винить себя. Он пришел сюда по своей воле.
– Знаю, но все равно.
Она положила ладонь на мою руку.
– Знаешь, ты мне нравишься, – сказала она, и это прозвучало невероятно откровенно. – Тебе не о чем беспокоиться. И если хочешь, чтобы я с тобой спала, я согласна.
Я наклонился и поцеловал ее в лоб:
– Думаю, с этим проблема.
– О, понимаю. Любишь завоевывать женщин, да?
– Я не это имел в виду, – возразил я.
Хотя да, я имел в виду именно это. Она нравилась мне, я был от нее без ума. Но сейчас этого было недостаточно. Я должен был доказать себе, что способен позаботиться о собственной безопасности.
Дэнни бежал по травянистому склону к ручью, раскинув руки в стороны и изображая гул самолета.
– Смотри не упади в воду! – крикнул я.
Не знаю, слышал он меня или нет. Вытянув руки, он перепрыгнул через ручей, но умудрился потерять равновесие и попал одной ногой в воду. Как ни в чем не бывало, он побежал дальше, хотя я даже отсюда слышал, как чавкает его промокшая сандалия.
– Твой сын это нечто!.. – улыбнулась Лиз.
– Надеюсь, он не очень скучает по матери.
Мы смотрели, как Дэнни перелез через стену кладбища и стал бегать вокруг надгробий, имитируя звук пулемета:
– Та-та-та-та-та-та!
– Думаю, тебе пора приступать к ремонту, – сказала Лиз. – Я выхожу на работу завтра.
Я снова посмотрел на Фортифут-хаус. Мысль о том, чтобы заняться его покраской и отделкой, пока эта тварь продолжает сновать по чердаку, привела меня в замешательство. Впервые у меня возник соблазн бросить все, связаться с агентами по недвижимости и сказать, чтобы они забыли об этом доме. Единственная проблема заключалась в том, что мне выплатили гонорар за первый месяц авансом. Деньги я уже потратил, и вернуть их не представлялось возможным. Разве что выполнить работу, за которую мне заплатили. Еще я потратил часть денег, выделенных мне на покупку краски и материалов. Этот факт, если о нем станет известно, вызовет большое недовольство.
Похоже, единственная возможная альтернатива – это переселиться.
Лиз потянула меня за рукав.
– Смотри, – сказала она. – Кто это?
Взглянув на кладбище и часовню, я увидел Дэнни, мелькавшего среди надгробий. Но на кладбище был еще один ребенок. Девочка лет девяти-десяти, темноволосая, в длинном белом платье, сиявшем в лучах утреннего солнца. Она стояла у дверей часовни, будто только что вышла оттуда, хотя они были плотно закрыты у нее за спиной. В руках она держала что-то вроде гирлянды из маргариток.