Чем ближе я подходил, тем пристальнее вглядывался в причудливые очертания крыши. Они все больше напоминали какую-то знакомую фигуру. До меня наконец начал доходить смысл этой необычной чужеродной конструкции. На последнем повороте дороги я остановился, еще раз окинул крышу взглядом и понял, что уже давно догадался о роли Фортифут-хауса, как будто заранее был готов к приезду сюда.
В открывшемся ракурсе крыша представляла собой точную копию шумерского храма, которую я видел в «Нэшнл Джиогрэфик». Храма, разрушенного турками. Те же очертания, те же обманчивые перспективы.
Если Кезия Мэйсон действительно спроектировала эту крышу, то старый мистер Биллингс привез в Фортифут-хаус нечто гораздо большее, чем просто ист-эндскую оборвашку. Он привез многовековой интеллект, знающий, как возводить здания, сверхъестественным образом свободные от привычных ограничений пространства и времени.
Я замер совершенно неподвижно, глядя на сгорбленный черный профиль крыши, и чувствовал, что столкнулся с проявлением величайшего гения, а может, полного безумия. Как Савл на дороге в Дамаск. Это было потрясающее чувство. Чувство, от которого засвистело в ушах. Словно меня вышвырнули в космический вакуум, и я внезапно постиг Бога.
Я направился к дому. Рядом с моим разбитым «Ауди» был припаркован бежевый «Рено Эстейт». Значит, преподобный Пикеринг уже приехал.
Пока я пытался найти ключи, входную дверь открыла Лиз.
– Викарий уже здесь, – сообщила она мне. И – заметив, что я как-то странно смотрю на нее, добавила: – Что случилось?
– Ты выходила из дому?
– Из дому? Конечно, нет. Я ждала, когда ты принесешь вино. Зачем мне выходить?
Я покачал головой:
– Неважно.
Она взяла у меня бутылку, а я прошел в гостиную. Деннис Пикеринг сидел в одном из старых полуразвалившихся кресел и разговаривал с Дэнни. Когда я вошел, он встал и пожал мне руку. Вид у него был немного усталый, на лацкане его зеленого твидового пиджака расплылось пятно от томатного супа.
– Как насчет бокала вина? – спросил я его.
– Может, позже, – сказал он, осматриваясь вокруг. – Должен признаться, Дэвид, что этот дом вызывает у меня беспокойство. Конечно, это всего лишь воображение, но в нашем деле просто необходимо иметь богатое воображение, не говоря уже о вере.
– Полагаю, вы уже слышали про миссис Кембл? – спросил я.
Он кивнул:
– К сожалению, да. Одна из моих прихожанок позвонила мне. Это ужасная трагедия. Полиция, видимо, думает, что она гуляла среди камней, поскользнулась, упала, ударилась головой и утонула. Это несложно, особенно для женщины в годах. И можно легко утонуть даже на мелководье. Прошлым летом при похожих обстоятельствах примерно в том же месте утонул маленький мальчик из Шанклина.
– Сегодня вечером мы не слышали никаких звуков, если только они не раздавались, пока я ходил за вином, – сказал я.
Дэнни покачал головой:
– Мне показалось, что я слышал крысу, но, когда проснулся, звук затих.
– Откуда шел звук? – спросил я.
– Сверху, с чердака.
– Пожалуй, вам лучше начать с чердака, – предложил я Пикерингу.
– Что ж, почему бы и нет? – сказал он, потирая руки. – Путь в тысячу миль начинается с первого шага[33].
– Не знал, что англиканская церковь поощряет китайскую философию, – с улыбкой заметил я.
– Можно я тоже пойду? – умоляюще попросил Дэнни.
– Нет, прости, – сказал я. – Не думаю, что это будет опасно, но может быть страшно.
– И пусть будет страшно.
– Нет, я против. И точка.
– Я могу нести фонарик, – предложил Дэнни.
– Я сказал нет. Можешь посидеть здесь и посмотреть телевизор. На чердак пойдем только мы.
– Может, короткую молитву на дорожку? – спросил Пикеринг.
Я неуверенно посмотрел на Лиз, потом ответил ему:
– Если думаете, что это поможет.
Он улыбнулся:
– Но уж точно никому не повредит.
Он хлопнул в ладоши, закрыл глаза и произнес:
– Господи, защити нас в это время невзгод. Защити нас от зол, известных и неизвестных. И выведи нас из тьмы страха и неуверенности к вечному свету твоей святой истины.
– Аминь, – пробормотали мы хором.
Первым делом я показал Пикерингу фотографию Фортифут-хауса, висевшую в коридоре. Еще до того, как мы приблизились к ней, я увидел, что молодой мистер Биллингс вернулся на первоначальное место. И что темное волосатое существо, сопровождавшее его во время прогулки по лужайке, исчезло. Или почти исчезло – потому что, подойдя ближе, я заметил, что черная дверь Фортифут-хауса слегка приоткрыта, и за ней виднеется что-то маленькое и темное. Хвост Бурого Дженкина?
Деннис Пикеринг наклонился и принялся внимательно разглядывать фотографию.
– Да, – сказал он. – Это Биллингс-младший, в этом нет сомнения. В пабе «Пятнистый пес», неподалеку от Вентнора, висит довольно мрачная гравюра с его портретом. Хотя, что она там делает, понятия не имею.
– В последние дня два он менял свое положение, – признался я.
Викарий уставился на меня:
– Простите? Хотите сказать, это фотография висела в другом месте?
– Нет, нет. Это молодой мистер Биллингс появлялся в разных местах. Он перемещался по фотографии. Вчера он шел по траве, вот здесь, держа за руку или за лапу существо, похожее на Бурого Дженкина.
Пикеринг перевел взгляд на фотографию, затем снова на меня:
– Вы уверены?
– Вполне.
– А вы что скажете, Лиз? – спросил ее преподобный. – Вы это тоже видели?
– Я не уверена, – ответила она.
Я одарил ее хмурым взглядом:
– Ты не уверена?
Лиз отвернулась.
– Все это очень сложно понять, – сказала она. – Я не знаю, верить мне своим глазам или нет.
– Но он же почти полностью исчезал с фотографии! – запротестовал я.
– Не знаю. Это похоже на какой-то дурной сон, – сказала Лиз.
– Все в порядке, ничего страшного, давайте не будем усугублять ситуацию, – примирительно произнес Деннис Пикеринг. – Полагаю, нам пора пройти наверх, осмотреть чердак.
Когда мы шли по коридору, я попытался взять Лиз за руку, но она отдернула руку.
– Что не так? – шепотом спросил я ее.
– Ничего, – ответила она.
– Что-то случилось?
– Ничего не случилось. Я больше не хочу иметь с этим ничего общего, вот и все. И не понимаю, зачем тебе все это надо. Это же не твой дом. И не твоя проблема.
Я остановился:
– Ты правда не выходила сегодня вечером на улицу?
– Конечно, не выходила, черт возьми! Не понимаю, почему ты об этом спрашиваешь.
– Так мы идем? – нетерпеливо спросил Пикеринг.
Мы поднялись на верхнюю лестничную площадку, и я открыл чердачную дверь. И снова нас обдало волной спертого воздуха. Я включил фонарик и посветил им вперед. Но вдруг понял, что чердак уже освещен каким-то тусклым сероватым светом. Я обернулся к Лиз и сказал:
– Смотри, там свет. Может, электричество решило само починиться?
Деннис Пикеринг поднимался впереди меня по короткому крутому лестничному пролету. Он был уже почти наверху, когда вдруг остановился. Какое-то время он стоял, не шевелясь, и молчал. Наконец произнес:
– Я возвращаюсь.
Когда он спустился на площадку, лицо у него было белым, глаза широко раскрыты.
– В чем дело? – спросил я. – Что случилось?
– Там есть свет, – заикаясь, ответил он.
– И что?..
– И, боюсь, это дневной свет.
– Что значит «дневной свет»? На улице кромешная тьма.
– Это дневной свет, поверьте мне. Думаю, вы должны запереть этот чердак. А мне нужно переговорить с каноником Эруэйкером.
– Должно быть, вы ошибаетесь. Откуда там взяться дневному свету? Для начала, на чердаке нет окон, кроме люка в крыше, да и тот закрыт.
Я начал подниматься по лестнице на чердак, но Деннис Пикеринг схватил меня за рукав и едва не закричал мне:
– Нет! Нельзя!
– Мистер Пикеринг, ради бога! Там не может быть дневного света.
– Это дневной свет, дневной свет, – повторял он, все сильнее выкручивая мне рукав. – Это дьявольские проделки, поверьте мне. Не ходите туда ни в коем случае.
– Простите, но я пойду.
– Дэвид! – вмешалась Лиз. – Дэвид, не ходи.
Такого выражения лица я у нее никогда еще не видел. Это было очень странное выражением – ласковое и строгое одновременно. И говорила она тоже необычным тоном – так, будто имела четкое представление о том, что так напугало Денниса Пикеринга. Будто она знала, почему кажется, что чердак залит дневным светом.
Я осторожно оттолкнул от себя Пикеринга.
– Простите, – повторил я, – но я должен идти. Я не смогу ничего сделать в Фортифут-хаусе, пока не разберусь с этой дурацкой «светомузыкой» раз и навсегда.
– Тогда мне придется пойти с вами, – настойчиво произнес викарий, хотя он тяжело дышал, ноздри у него трепетали, а руки дрожали.
– Не нужно идти, если боитесь, – сказал я.
– Это моя обязанность как пастора. И мой человеческий долг.
– Но вы же не думаете, что это проделки дьявола?
– Называйте это как хотите. Но оно там. Такое же реальное, как ваш нос. Разве вы не ощущаете в воздухе зло? Это сама сущность зла!
Я принюхался:
– Я чувствую запах серы, чего-то горелого и больше ничего.
– Сущность зла, – кивнул Пикеринг. – Смрад ада.
– Простите, – повторил я, – но я все равно пойду.
Лиз бросила на меня жесткий, презрительный взгляд. Хотя шел я, главным образом, из-за нее. Если я не избавлю Фортифут-хаус от звуков и огней, то вряд ли удержу ее. А после нашего разговора, перед тем как мы обнаружили Дорис Кембл, я осознал, как сильно хочу, чтобы она осталась. Точнее, как сильно в ней нуждаюсь.
Несмотря на то что тот свет просачивался на чердачную лестницу, я все же решил взять фонарик. Если лампочки вдруг научились сами себя чинить, возможно, они научились и сами себя выводить из строя. И мне не хотелось оказаться на чердаке в кромешной тьме, как случалось раньше. Может, я и не боялся темноты до приезда в Фортифут-хаус, но теперь все изменилось.