– Он тоже в порядке. Он… – начал было я, но вдруг заметил, как внимательно смотрит на меня Дэнни.
Если я расскажу, что случилось на самом деле, ему, наверное, до конца жизни будут сниться кошмары. Как и мне. Разве я смогу забыть, как когти Бурого Дженкина пронзают мягкий живот викария, а затем рассекают внутренние органы и слой белого жира.
– Он решил остаться там, на всякий случай, – объяснил я. – Знаете, он очень хорошо ладит с детьми.
– Как долго он собирается там пробыть?
– Я, э… Я потом тебе объясню. Давай сначала разберемся с детьми.
– Дэвид, это действительно был дневной свет? – спросила Лиз.
– Да, это был дневной свет. И это была настоящая осень. И, насколько я могу судить, это действительно был 1886 год. Это не розыгрыш, Лиз. Даже если кто-то может производить по ночам страшные звуки, время суток изменить нельзя. Как и время года.
Лиз нервно покосилась на чердачную дверь:
– А оттуда ничего к нам не пролезет?
– Не знаю. Я в этом ничего не понимаю.
Я закрыл дверь на чердак и запер ее на защелку. Возможно, она не выдержит под напором Бурого Дженкина, но хотя бы предупредит о его появлении.
Я опустился рядом с девочкой на колени. У нее было очень худое лицо, а глаза – бледно-желтые, как агаты. Деннис Пикеринг ошибся – путешествие из 1886-го в 1992-й никак не повредило ей – во всяком случае, насколько я мог судить. Но у меня возникло странное ощущение, что рядом со мной стоит женщина, которая старше меня на восемьдесят с лишним лет. Был это Божий промысел или дьявольский? Или что-то совершенно иное? Тайное, мощное, не похожее ни на что?
– Как тебя зовут? – спросил я ее.
Она уставилась на меня, ничего не ответив.
– Можешь сказать свое имя?
Девочка продолжала молчать.
Дэнни подошел к ней поближе.
– Откуда она взялась? – спросил он. – Она выглядит странно, как Милашка Эммелин.
– Думаю, она подружка Милашки Эммелин, – сказал я и обратился к девочке: – Ты знаешь Милашку Эммелин?
Девочка кивнула. Ну вот, хоть какой-то прогресс.
– Что случилось с Милашкой Эммелин? – спросил я ее.
– Бурый Дженкин, – прошептала она, а затем что-то еще, но я не расслышал.
– Бурый Дженкин? Бурый Дженкин сделал с ней что-то? Что он сделал?
– Бурый Дженкин забрал ее.
– О, боже, – произнесла Лиз. – Думаю, мы должны позвонить в полицию.
– Подожди, – прервал я ее. – Куда ее забрал Бурый Дженкин?
Девочка закрыла глаза левой рукой, а пальцами правой изобразила подъем по лестнице.
– Бурый Дженкин забрал ее наверх?
Она кивнула, продолжая закрывать глаза рукой.
– Ладно, а что в это время делал Бурый Дженкин?
– Читал свои молитвы.
– Понимаю.
– Он прочитал свои молитвы, а потом увел Милашку Эммелин наверх, на другую сторону и вниз.
Она описывала то, что видела своим духовным оком, но я не понимал ее.
– Ты сказала «наверх». Что значит «наверх»? На чердак, да?
Девочка снова кивнула.
– Потом куда?
Она сделала быстрый вдох.
– Вдоль, на другую сторону и вниз.
– Понимаю…
Однако я был совершенно сбит с толку. «Вдоль, на другую сторону и вниз» – это может быть где угодно, раз Бурый Дженкин обладает способностью перемещаться в какое угодно время, туда и обратно, с такой же легкостью, с которой актер ныряет за занавес.
– Ты не знаешь, зачем он забрал ее? – спросил я девочку.
Она покачала головой.
– Он повел ее на пикник.
– Он и тебе сказал, что поведет тебя на пикник?
Она кивнула.
– И ты ему поверила?
– Не знаю. Эдмонд сказал: Бурый Дженкин заберет тебя и спрячет навсегда там, где время тебя не найдет. Эммелин пропала. Она ушла. Неделю назад, а её всё нет.
– По-твоему, где это место?
– Не знаю.
– Ради бога, Дэвид, мы должны позвонить детективу, – вмешалась Лиз. – Не знаю, чем занимаются эти люди, но нам с ними не справиться.
– Люди? – Я обернулся к ней.
– Ну призраки, крысы – кто бы они ни были.
Внезапно у меня перед глазами вспыхнула отчетливая картина, как Бурый Дженкин вспарывает живот Деннису Пикерингу. Не думаю, что девочка видела это, – а если и видела, то вряд ли поняла, что происходит. А еще меня поразила внезапность. Только что показался пухлый белый живот викария, а в следующую секунду он уже держал в руках свои скользкие, непослушные кишки.
«Он умер, – сказал я себе. – Должно быть, уже умер. Но когда? Если он все еще был в 1886 году, то погиб задолго до своего рождения. А эта девочка в сорочке и юбках все еще жива, хотя давно уже умерла».
Еще школьником я читал в научно-фантастических рассказах, что путешествия во времени полны парадоксов. Люди возвращаются в прошлое и встречают себя в юном возрасте, либо убивают своих отцов, либо навещают собственные могилы, но я до сих пор не понимал, насколько все это запутанно на самом деле.
Тут с чердака донеслось царапанье. Затем звук, как будто что-то волокли. Снова царапанье.
– Думаю, нам лучше спуститься вниз, – сказал я. Меня внезапно охватил страх – я представил снующую по чердаку горбатую фигуру волосатого Бурого Дженкина.
Мы спустились на кухню. В коридоре я мельком взглянул на фотографию Фортифут-хауса, но она выглядела как и раньше, словно и не менялась вовсе. Стресс и алкоголь могут сыграть с человеком странную штуку.
Я открыл холодильник, достал бутылку вина и вытащил пробку. И, лишь когда попытался налить вино в бокал, заметил, как сильно дрожат у меня руки.
– Думаешь, с викарием будет все в порядке? – спросила Лиз.
– Да, конечно.
– Но чем он там занимается? Я имею в виду, на что похоже это место?
Я налил полстакана вина и опрокинул в себя трясущимися руками.
– Там все такое же, как здесь. Никакой разницы. Только мебель другая. Сад более ухоженный. Все стены обшиты панелями. И все.
– Ты встретил кого-нибудь кроме этой девочки? И Бурого Дженкина, конечно же?
– Молодого мистера Биллингса.
– Ты правда его встретил? Разговаривал с ним?
– Немного. Он казался каким-то рассеянным. Знаешь, как будто у него не все в порядке с головой.
– Но ты поговорил с ним, и это удивительно.
– Да, это удивительно. Мне и самому до сих пор не верится.
Лиз спросила девочку, не хочет ли она молока с печеньем. Девочка кивнула, и Дэнни помог ей сесть за стол.
– Чем вы так рассердили Бурого Дженкина? – поинтересовалась Лиз, наливая два стакана молока.
Девочка с завороженным видом смотрела на питье в картонной коробке, но еще больше ее восхитил холодильник. Мне вдруг пришло в голову, что я привел с собой девочку, родившуюся до появления радио, телевидения, автомобилей, аэропланов, пластмассы, электрического освещения и почти всего, что мы принимаем как должное в повседневной жизни.
Я сидел за кухонным столом и смотрел, как она ест и пьет. Шок от смерти Денниса Пикеринга ввел меня в состояние какого-то оцепенения, у меня было ощущение, словно я нахожусь где-то в другом месте. Я слышал голос Лиз, но он звучал будто из соседней комнаты. Девочке очень понравилось шоколадное печенье «МакВити», которое Лиз положила перед ней. Она съела шесть штук, одно за другим, набивая полный рот. Дэнни посмотрел на меня и приподнял правую бровь, как Фрэд Севидж из сериала «Чудесные годы»[56].
– Не хочу больше говорить о Буром Дженкине, – сказал я. – Он не из тех, кто приходит в приятных снах.
– Это крыса? – спросил Дэнни.
Я покачал головой. Мне хотелось сбросить с себя оцепенение.
– Он похож на крысу, но одевается как мальчик. Он грязный и плохо пахнет. Довольно отталкивающий тип. Не знаю точно, что он собой представляет, но разговаривает на смеси французского, английского, немецкого и какого-то еще языка. Поэтому он, должно быть, человек.
– Я не хочу идти на пикник, – решительно сказала девочка.
– Почему? – спросил Дэнни. – Мне нравятся пикники.
Но девочка замотала головой из стороны в сторону.
– Если пойдешь на пикник с Бурым Дженкином, никогда не вернешься, а потом тебе сделают могилу.
– Я же сказала, нам нужно поговорить с детективом, – заявила Лиз. – Если они похищают детей, мы должны остановить их.
– Согласен, – сказал я. – Абсолютно согласен. Но когда они похищают детей? Сегодня? Вчера? Завтра? Сто лет назад?
– А как насчет той пропавшей девочки из Райда? Как насчет брата Гарри Мартина?
– А как насчет того, чтобы убедить сержанта Миллера, что я еще не совсем сошел с ума? Нет же никаких доказательств! А если у нас нет доказательств, первым делом в полиции подумают, что это я похитил детей. Послушай… У меня здесь уже появилась одна неизвестная девочка. Я не смогу внятно объяснить, откуда она взялась и что она здесь делает. Я даже не знаю ее имени.
– Чарити, – отчетливо произнесла девочка. – Чарити Уэлбек.
– Что ж, это уже что-то, – сказал я. – Привет, добрый вечер и добро пожаловать, Чарити Уэлбек. Позволь мне представить тебя второй половине двадцатого века.
– Она останется здесь? – спросил Дэнни.
– Если честно, не знаю. Наверное, да. Не думаю, что она может пойти куда-то еще.
– Я мог бы научить ее ловить рыбу, – сказал Дэнни. – А еще мы можем устраивать крабьи бега.
– Почему бы нам не поговорить об этом утром? – предложил я. – Сейчас нам пора спать.
Лиз встала.
– Я наберу ванну. Чарити может спать в моей блузке.
Дэнни обошел вокруг стола и поцеловал меня.
– Спокойной ночи, Зако МакВако, – сказал я ему.
– Расскажи нам шотландский стишок, – попросил он.
Я покачал головой:
– Не сегодня. Я не в настроении.
– Ну, пожалуйста. Чарити никогда еще его не слышала.
– Ей повезло, – сказала Лиз.
– Ну, пожалуйста, – заскулил Дэнни.
– Расскажи ей сам, – предложил я.
Дэнни отправился наверх, маршируя и размахивая