Три ложки и гора хлеба, нарезанного Витькой, довершали картину предстоящего пиршества.
Но Сергей и еще один парень — сосед по комнате — задержались на кафедре строительной механики корабля, где раздавали контрольные работы. Они пришли только в половине пятого.
Витька спал, закрыв лицо тощеньким журналом на английском языке: готовил к сдаче текст. Он недовольно заворчал, когда его разбудили, но желание показать пример того, как нужно готовить пищу, взяло верх, и он скомандовал:
— Давайте жрать, ну вас к черту!
Коричневая жидкость в кастрюле, когда в нее опускались ложки проголодавшихся едоков, не убывала. Мало того, у нее появилась тенденция пузыриться и шипеть.
— Многовато, пожалуй, — пробубнил Сергей и предложил слить квас, чтобы добраться до колбасы и прочей снеди, которая была положена в окрошку. Слили. Доели.
— Ну и как? — Витька самодовольно окинул взглядом товарищей, явно ожидая похвалы.
— Есть можно, — сдержанно отозвались друзья. Витька обиделся, ушел мыть кастрюлю.
К вечеру сказалась Витькина окрошка. Ребята, стыдливо пряча глаза, зачастили в конец коридора. Витьку не ругали: он страдал больше, потому что насыщался с жадностью, показывая пример. Только Сергей мрачно сказал:
— Еще Остап Бендер говорил, чтобы не делали из еды культа.
Разговора о покупке кастрюли больше не было...
Сколько времени прошло с той поры? Сергей прикидывает. Оказывается, полгода, а кажется, было все это давным-давно. Институт, общежитие, дружба с однокурсницей Светкой Кукайтис... Все это порой кажется сном. Но ведь он обязан мыслить, а не грезить, убеждает себя Сергей, и все же никак не может отделаться от сознания, словно бы он век живет в этой маленькой комнатке, где стоит его койка, а под нею чемодан, набитый бельем и книгами.
Впрочем, книги не только в чемодане. Разнокалиберные томики высятся на подоконнике, ими забита духовка в плите, которую хозяйка еще не топит, экономя дрова. На столике последняя книга, которую купил Сергей, продав на толкучке тирольки.
Книга издана великолепно: черный переплет с красным тиснением: «Жизнь Бенвенуто Челлини». Сергей упивается великолепным слогом прославленного флорентинца. Многие мысли Челлини оказались для него близкими и созвучными, Особенно эта: «В какой бы ни пришел ты дом, живи не кражей, а трудом...»
И он трудится, этот неудачливый парень Сергей Мокшанов. Бригадир хвалит его: Сергей научился владеть пневматическим зубилом не хуже заправского судомонтажника. Впрочем, а разве он не заправский?
Пришли недавно на практику парни из ремесленного училища. Направили одного из них в бригаду Аввакумова. Парнишка ходит, подавленный шумом и грохотом, боязливо косится на кран, который то и дело подтаскивает монтажникам секции палубного настила. Увидев, что Сергей доброжелательно посматривает на него, парнишка доверчиво сказал:
— Боязно тут.
— Привыкнешь, — приободрил его Сергей и позвал: — Иди-ка, помоги! За работой страшно не бывает...
Цигипало насмешливо сощурился, процедил:
— Рыбак рыбака...
После непонятой Сергеем подначки количеством бакенов Ленчик первое время ходил надутый. Ему бы извинения попросить у Мокшанова, да характер, видимо, не позволял. Поэтому и сердился Ленчик на Сергея.
— «Боязно», — передразнил ремесленника Цигипало, — небось, с девками по ночам гуляешь, а на работе боязно сделалось...
— Хватит, Леонид! — оборвал сварщика Сергей.
Цигипало изумленно воззрился на Сергея и замолчал, а тот рассказывал пареньку:
— Зубило надо держать вот так. Сначала прижми его к металлу, а уж потом нажимай на курок, иначе полетит оно у тебя, может человека ушибить... А люди иной раз и без того бывают ушибленные. — И покосился на Цигипало.
Ленчик задохнулся от возмущения, выругался, а когда Сергей позвал его, чтобы приварить скобу, зло ответил:
— Иди ты!..
Сергей рассмеялся.
— Тоже мне друг, подначки не понимаешь! Труд, говорят, из обезьяны человека сделал, а от безделья можно сварщиком стать...
Ленчик окончательно посрамлен. Сергей ловит на себе уважительный взгляд ремесленника. Тот уверен, что так говорить могут равные...
Вот бы матери об этом написать, что стали у него другие товарищи, появились другие интересы. Но разве можно?
«Отложим до лучших времен», — решает Сергей и начинает собираться: надо отнести письмо на почту.
Он смотрится в маленький кусочек зеркала. Как он не похож на прежнего Сергея! Сердитый ежик волос, простая белая рубаха вместо клетчатой навыпуск. И только черно-белый в шахматную клетку шарфик остался у него от прежнего Сергея.
А интересно все-таки, как живут хлопцы? «Зайду», — решает Сергей, опустив письмо. Садится в трамвай, и через несколько минут он — у высокого пятиэтажного общежития.
Яркие лампочки сияют в незанавешенных окнах. Сергей легко вбегает на четвертый этаж. Поворот, еще поворот, и вон она, четыреста тридцатая.
Ну, ясно, чем занимаются хлопцы. Конец семестра— «горят» курсовые проекты.
Приходу гостя рады, особенно Витька Селезнев. Опять, видно, он староста: его рукой написан график дежурств.
— Как живешь, Сергей?
— Нормально.
— С деньгами как?
— Хватает да еще остается, — улыбается Сергей.
— А остатки куда деваешь?
— Проедаю.
Смеются. Шутка сгладила неловкость первых минут. Сергей раздевается, вешает клетчатый шарфик на спинку бывшей своей кровати, заваленной листами ватмана.
Разговор не клеится, хоть и рады Сергею: на носу сессия. Да он и сам понимает.
— Значит, проедаешь? — И снова смешок, правда, теперь уже торопливо-вежливый.
— Может, помочь? — предлагает Сергей.
Помощь принимается. Витька вручает ему счетную линейку, лист бумаги, карандаш.
Расчет сложный: надо определить, как будет вести себя судно на волне. Сергей еще этого не знает. Ему растолковывают, набрасывают схему расчета.
В комнате тишина. Только изредка Витька чертыхнется, когда эпюра изгибающих моментов не получается такой, какой ей надо быть, да из чувства гостеприимства переспросит:
— Значит, проедаешь?
— Ага, — скупо отвечает Сергей, осторожно орудуя хрупкой линейкой.
Но вот расчет закончен. Судно на волне держится хорошо. Можно и уходить. Но Сергей медлит: знакомые лица, знакомые мелочи в комнате...
— А у нас скоро спуск дизель-электрохода, — произносит Сергей и неуверенно добавляет: — Эх и жмем! Нашей бригаде поручили спусковые полозья делать. Бригадир у нас отчаянный. Если, говорит, первыми закончим, нас могут в рейс взять. Мало ли что в походе может случиться! Монтажники всегда нужны...
Ребята молчат.
— А еще недавно пришлось нам ставить закладной лист. Это вещь! — рассказывает Сергей. Он берет листок бумаги, набрасывает схему.
Бывшие однокурсники молчат. Видимо, не совсем понятно.
— Ну, жесткий контур! Чего непонятно-то? Варим по очереди обратно-ступенчатым швом каждую сторону листа, — поясняет Сергей. — Шов усаживается, тянет лист к себе, а скобы не пускают. И никаких короблений, выпучин, вмятин. В общем, лист встает на место, как надо...
На Сергея посматривают с уважением. Это ведь не какие-нибудь рассказы о новых модах, увиденных в Ялте. Он и сам чувствует это. Ему хочется сделать хлопцам что-то приятное. Но что?
Он молча надевает пальто, натягивает кепку. За окнами темень, на стекле серебряная насечка мороза. Сергей уходит.
Ребята спохватываются: шарфик оставил. Витька Селезнев, длинный, нескладный, бежит за Сергеем.
— Возьми, забыл!
Сергей хрипло отвечает:
— Пусть останется. Понимаешь, на работу неудобно ходить. Испачкаю быстро...
Витька молчит. И только руку жмет другу крепче, чем обычно.
— Витька, а как новичок у вас, прижился? — напоследок спрашивает Сергей и ревниво ждет ответа.
— Мы часто вспоминаем тебя, Сережа. С тобой было веселее. А вообще-то он парень ничего. Ты заходи, Сережа, мы тебя с ним познакомим... Да, ты знаешь, старик, тут о тебе все Светлана спрашивает. Что ей передать?
— Светлана? — пробует схитрить Сергей. — Ах да, Кукайтис... А чего передать? Скажи, в порядке.
— Зашел бы, — предлагает Витька, — они опять нынче в двести двадцатой поселились... Четверо девчат иэ нашей группы. А у нее день рождения скоро...
— Потом как-нибудь. — машет рукой Сергей и деланно смеется — Знаешь, как Саади писал? Блажен. кто жизнь в лишениях влачит, не внемля плоти, что «давай!» кричит...
— Брось, Сергей. — Витька морщится, — не идет тебе этот тон. Не нравится мне это...
— Кури, — протягивает Сергей зеленую пачку сигарет.
— «Новость»? — изумляется Витька. — Их днем с огнем у нас не найдешь...
— Уметь надо. Возьми, если хочешь, всю пачку. — Сергей глубоко затягивается, засовывает руки в карманы, покачивается с носков на пятки. — Буфетчица у нас есть. Перемигнулся, в кино сводил и — порядок! Правда, она немного постарше...
— Ты что? Всерьез? — перебивает его Витька. Губы у Витьки дрожат, белесые брови недоуменно подняты. — Не! — Он возвращает пачку сигарет. — Я-то думал, переживаешь... С ребятами к директору ходили... А ты, а ты...
— Что я? — Сергей бешено перегнал по губе сигаретку, сощурился. — Не нравится? А ты хоть раз зашел ко мне? Спросил, как я? Испачкаться боишься? Скоро при встречах узнавать перестанешь!
— Да ты брось, Серега! — Голос у Витьки сиплый. — Сам знаешь, курсовых проектов навалили, некогда в кино даже сходить.., А вообще-то, конечно, по-свински я вел себя...
— Ладно, ладно, — перебивает его Сергей. — Только не ищи ты правду у Тузикова. Выворотный он, понял? Вот такие, как он, и есть стиляги. Под любой стиль подделываются... Потому что своего-то нет у него ничего...
Они стоят в вестибюле общежития возле окна. Мимо них то и дело пробегают незнакомые парни и девушки с рулонами и папками, степенно, группой прошли дипломники. Сергей многих из них знает, как обычно знают во всех вузах старшекурсников. И они его знают, потому что видели, когда он играл в баскетбольной факультетской команде. Они скоро придут на завод и, очень может статься, попадут в их цех, а Сергей будет под командой у кого-нибудь из них. Он поморщился, представив себе эту встречу...