— Нет, это вы посмотрите с моей. Вот я сижу в одиночной камере, не имея за собой никакой вины, а передо мною — крайне неприятные перспективы. Провести жизнь в тюрьме или сдохнуть в пустыне, пытаясь доказать, что невиновен. Вы правда думаете, что в тот момент меня волновало, откуда император узнает о моей невиновности?!! Да ни на грош. Моя родина, возглавляемая императором, швырнула меня вначале в тюрьму, а потом в пустыню, и мне даже воды не дали ни капли, видите ли, слишком тяжкое преступление и слишком веские доказательства. Потому завязывайте, ваша светлость, с дешевой пропагандой, я не собираюсь жертвовать родине или императору остатки своего детства, я им вообще ничего не должен. А когда стану взрослым и Дом Сабуровых отпустит меня в свободное плавание — ну, тогда и поглядим. Может статься, мне все же понадобится титул, но быть младшим сыном чужого Дома уже немного надоело. И тогда, если ваше желание повысить боевые возможности пустотников не исчезнет, у нас будет тема для разговора по существу, а пока ее нет. И, к слову, несовершеннолетних детей на службу призывать — самое постыдное дело да к тому же противозаконное.
Я говорил это с определенным умыслом. Если Гронгенберг захочет форсировать события — вот ему и подсказка, как именно он может это сделать. Надавить на деда, чтобы тот дал вольную досрочно, а затем каким-то образом приписать мне несколько лет. Тогда у пфальцграфа открываются широкие возможности манипулировать мною, вплоть до призыва в армию, но и у меня появляется возможность, став взрослым, продать акции и свалить из Аквилонии, да подальше. И все, свобода, я снова буду сам себе хозяин.
Правда, и тут не все просто, потому что Рита-то останется здесь. Я должен вначале как-то определиться с ней. У нее отец и перспективы тут, в Аквилонии, но если она мне послана свыше, то уедет вместе со мной все равно. Другой вопрос, что я должен обеспечить ей приличную жизнь, где бы мы ни оказались, поэтому надо иметь какие-никакие, а план и возможности.
В теории я могу и в Аквилонии остаться, если мне удастся полюбовно договориться с Гронгенбергом и его хозяином. Рано или поздно вскроется тот факт, что карате ни разу не магия, а его применение на поле боя не имеет практического смысла, там для такого случая предусмотрено холодное оружие с антимагическими свойствами. То есть применить-то можно, и даже намного эффективнее рунной сабли, но случаи рукопашных схваток — хоть с солдатами противника, хоть с магами — слишком редки, чтобы обучать бойцов многие годы.
Зато останутся те же сферы применения, что и в прошлом мире. Полиция и спорт. Более того, многие единички-пустотники захотят повысить свои возможности, среди них будут и сотрудники специальных служб, но, если кто-то придет в частном порядке, пусть и по указанию начальства, — это уже их дело, мои принципы не обязывают меня выискивать среди учеников военных.
Однако все произошло совсем не так, как я планировал. У деда опосля был отдельный разговор с пфальцграфом, а по дороге обратно он мне сказал:
— Предупреждал же я тебя, Реджи, предупреждал… Отменяется твоя вольница. Гронгенберг велел ни при каких обстоятельствах из Дома тебя не исключать. Тебя-то я хорошо понимаю, но сам, как ты догадываешься, императору поперек воли не пойду… если не считать, что я не должен был тебе этого говорить.
Все понятно, простой путь нам только снится. Но мне не привыкать, я всю предыдущую жизнь ходил трудными дорожками.
— Понимаю, — беззаботно кивнул в ответ, — и спасибо за откровенность, дедушка.
Действовать я начал на следующий же день, в понедельник. Позвонил в приемную своего бывшего Дома, но секретарь ответил мне, что дядя Вольфар не может принять звонок. Ни сейчас, ни завтра, ни, скорее всего, в обозримом будущем, и я его хорошо понимал. Потерять единственного сына — тут кто угодно сляжет.
— В таком случае, кто сейчас ведет дела Дома?
— Его супруга, леди Маргарет Рэмм.
— Соедините с ней, пожалуйста.
Пришлось обождать немного, затем тетя Маргарет вышла на связь. Я выразил ей соболезнования по поводу смерти Томаса, подозревая, что она огорчена так же, как и я, то есть радуется. Ведь теперь главой Дома станет Мина, ее родная дочь, а не сын мужа от первого брака. Как я и думал, в голосе тети особой печали не было.
Я изложил ей суть проблемы: мне нужна часть денег, но не через пять лет, а сейчас. Однако внезапно натолкнулся на откровенное нежелание помочь или простое недоверие: тетя, если верить ей на слово, с радостью бы помогла, но вот беда-то какая, я несовершеннолетний и подписать соглашение у нотариуса не смогу, а просто так дать мне денег, никак это не оформив, — увы.
— Ладно, тетя, вы очень упростили мне жизнь, — сказал я. — Я-то акции деду не отдал, чтобы он дяде Вольфару палку в колеса не вставил, а вы… Вы проявили неплохую деловую хватку — поговорим по-деловому, значит. Если вы не дадите мне денег, завтра потеряете предприятие, потому что я отдам акции под контроль деда и «Универсальное производство Рэммов» будет заказывать руны где-то в другом месте.
— На самом деле мне все равно, у кого пакет акций, потому что подобный поворот я предвидела, — с нескрываемым самодовольством сообщила тетя Маргарет. — УПР заключило контракт с «твоим» предприятием на двадцать лет, на все сто процентов мощностей, и потому уже не очень важно, кто сидит в директорском кабинете. Конечно, Александр Сабуров сможет усложнить нам жизнь, но это если и отразится на ком-то — то только на моих юристах.
Я отключился, позвонил господину Уэйну, попросил о консультации и побежал на занятия по геометрии, а на следующей перемене набрал его номер снова. Душеприказчик оказался очень расторопным человеком и уже успел узнать то, что меня интересовало.
Я снова позвонил тете Маргарет.
— А теперь послушайте, что я вам скажу, тетушка. Контракт, заключенный без ведома мажоритарного держателя акций, ничего не стоит, потому что мажоритарный акционер вправе разорвать договор, где нет его подписи. Вы не знали или думали, что я не знаю? Завтра к вам придет мой человек, и вы без единого возражения назначите его директором, если хотите и дальше производить руны, а не покупать втридорога. А там уже поговорим. Конец связи.
После университета я велел Серго отвезти меня в офис господина Уэйна.
Там меня уже ждал, помимо него самого, ничем не примечательный парень лет двадцати пяти, похожий на клерка. Уэйн представил нас друг другу.
— Джейсон Бриггс написал дипломную работу о том, как развалить предприятие и остаться безнаказанным, — сказал он, — вот я и подумал, что это как раз специалист, который вам нужен.
— Серьезно? — удивился я, — тема ведь… странная.
— Странная не тема, это я был дураком… Решил соригинальничать. Защитил без проблем, но вот с работой беда. Меня дважды увольняли, как только на предприятиях, где я был замдиректора и старшим администратором, начинались проблемы. Хотя вина там не моя была.
Я улыбнулся.
— А мне как раз и надо создать проблемы. Только не сразу, а потом, да и то не факт.
— А как вы собираетесь меня назначить, не будучи совершеннолетним? — спросил Джейсон.
— Поглядим. Завтра пойдешь вот по этому адресу и станешь директором предприятия. Точнее, почти наверняка станешь, если только мадам, чей адрес я тебе дал, не конченая дура. И будешь там сидеть тихонько, директорствовать, пока от меня сигнал не придет. А в случае любых странных событий — звонить мне сразу.
— Понял.
Мы пожали друг другу руки, и я, не отпуская его ладони, сжал пальцы так, что у него слегка глаза на лоб полезли.
— Только если подведешь меня — одним увольнением не отделаешься, — ласково пообещал я.
Когда Джейсон ушел, господин Уэйн спросил:
— А зачем весь этот огород городить? Если хочется пакость сделать — лучше отдать акции вашему деду, а он-то уж сделает…
— Я без деда хочу обойтись. Суть не в пакостях, а в том, чтобы не дать тете Маргарет вывести производство из-под удара. Она может продать оборудование другой фирме, своей. Чего я допускать не намерен.
Тетушка поступила совсем-совсем некрасиво, и я не удивлюсь, если она продолжит эту линию. Страховка не помешает.
План удался: тетя Маргарет решила в бутылку не лезть, после чего Бриггс уволил с ключевых постов нескольких людей, связанных с УПР, и заодно пересчитал заключенный контракт, который оказался даже не в три раза менее выгодным, чем рыночный, а вообще бездоходным. Ну а что, предприятие-то свое, а через пять лет окажется, что малышу Реджи как минимум за пять лет ничего не надо платить, красота же. Поэтому у нас состоялся еще один телефонный разговор: я заставил тетушку выплачивать мне десять процентов от рыночной маржи ежегодно и вперед. Она, конечно, поупиралась, но я поставил вопрос ребром: или она платит, или акции попадают к деду с условием полностью прекратить поставки для УПР, что он с радостью сделал бы и без условий.
Конечно, деньги получились не очень большие, всего сорок тысяч империалов в год, для любого Дома — мизер, особенно если учесть, что даже у меня на платежной карточке лимит пятьдесят две тысячи в год. Но в моей ситуации этот сороковник — очень неплохой и, главное, неучтенный доход. Узнай дедушка, что у меня под кроватью появился чемоданчик с деньгами на дне, — может и догадаться, что я мажу лыжи.
На случай любопытных слуг я деньги перепрятал: упаковал в спортивную сумку на дно, сверху сложил тренировочный костюм и сменную обувь, а саму сумку поставил на виду, возле ранца с учебниками.
Готовя побег, я вел себя как ни в чем не бывало. Исправно посещал университет, продолжал тренироваться и учиться у К’арлинда.
Затем весна кончилась, а вместе с ней и нулевой семестр. На каникулах я частенько встречался с университетскими друзьями, стал вхож в Дома Яблонских, Бергов, Вэнсов, а позже познакомился с Ковачами — семьей Горданы — и, в конечном итоге, с Кейнами, которые в общем-то оказались неплохими людьми. Самое забавное, что на тусовках я был практически единственным первым уровнем, не считая Риты, но если Рита воспринималась всеми как моя девушка, то я стал в этой компании своим или почти своим. И как-то раз понял почему. Кейн Пятый, отец Мэтью, однажды обронил фразу, из которой стало ясно: он знает, что мне уготована роль тренера имперских псов, то есть в будущем я стану в той или иной мере заметной фигурой, несмотря на отсутствие магического таланта.