Вот почему годы совместных путешествий П.А. Строганова и его наставника по России и Западной Европе оказались освещены в работе Галанте-Гарроне значительно более скудно, нежели юность Ромма и тем более его участие в революции. Если последнее рассмотрено в мельчайших подробностях с привлечением практически всех известных на тот момент источников по теме, то относительно российского и швейцарского периодов жизни Ромма Галанте-Гарроне в основном вынужден был ограничиться повторением сведений, изложенных еще де Виссаком и теперь лишь несколько дополненных и уточненных. Тем не менее монография Галанте-Гарроне стала заметным событием научной жизни. Показательно, что предисловие к ней написал сам Жорж Лефевр, в то время общепризнанный лидер мировой историографии Французской революции.
Примерно тогда же, что и Галанте-Гарроне, но независимо от него изучением биографии Ромма занялся уже упомянутый выше Рене Бускейроль, тогда еще только начинающий риомский краевед-любитель, ставший позднее одним из наиболее эрудированных специалистов по истории Революции в Нижней Оверни. Вот что он сам пишет о своих первых шагах в науке:
Связанный тесными узами с той же самой деревней, что и Ромм, и будучи приверженцем того же общественного идеала, к какому стремился бы сегодня автор республиканского календаря, я, выйдя в отставку, заинтересовался бурной жизнью «земледельца»[93], который в 1791 г., ссужая семена, вытягивал из нужды среди сотни других крестьян и моих предков – семьи Рибейров и Комбов. Почему бы не воздать должное его памяти с большей справедливостью, нежели это сделал Марк де Виссак, написавший в 1883 г. биографию Ромма, фрагментарную и пристрастную? – подумалось мне. Ради этого я принялся собирать материалы и в 1960 г., чтобы пополнить их, отправился в Милан… Я ликовал, оказавшись у золотой жилы, столь слабо разработанной де Виссаком, когда вдруг узнал, что совсем недавно издатель Джулио Эйнауди выпустил, хоть и небольшим тиражом, довольно объемистую и весьма серьезную работу «Жильбер Ромм, история революционера». Ее автором был советник апелляционного суда в Турине Алессандро Галанте-Гарроне, участник Сопротивления и страстный поклонник Французской революции, уже опубликовавший к тому времени книгу «Буонарроти и Бабеф». Обескураженный этим подкосившим меня известием, я, тем не менее, решил продолжать изыскания до тех пор, пока не встречусь с Гарроне. Он дружески пригласил меня к себе в Турин и подарил своего «Жильбера Ромма» с «чувством глубокой солидарности». Искренне опечаленный моим разочарованием, Гарроне несколькими днями раньше прислал мне письмо, характерный отрывок из которого считаю возможным здесь процитировать: «К моему сожалению, я не знал, что кто-то еще, кроме меня, пишет биографию Ромма, причем имеет для этого гораздо больше оснований, будучи французом и жителем Риома, связанным с семьей Ромма. Думаю, что, несмотря на появление моей работы, вы должны продолжить свое дело. Я отдаю себе отчет, что она далеко не исчерпала тему. Вы можете предложить читателю гораздо более обширное исследование, добавив, убежден, множество уточнений, особенно в том, что касается детства и ранней юности героя. Буду рад помочь вам, по мере моих сил»… Поразмыслив, я отказался от идеи стать третьим биографом Ромма и решил заняться Субрани…[94]
Работа А. Галанте-Гарроне стимулировала новый всплеск интереса к личности легендарного монтаньяра и, в частности, привлекла внимание западных исследователей к ленинградской части архива Ромма. В 1963 г. видный французский историк Марк Булуазо по итогам своей поездки в СССР опубликовал в журнале AHRF опись хранящихся в ЛОИИ документов конца Старого порядка и периода Революции, включая все материалы фонда Ромма[95].
10–11 июня 1965 г. в Клермон-Ферране и Риоме прошел международный коллоквиум «Жильбер Ромм и его время», организованный профессорами Клермон-Ферранского университета Альбером Собулем, ставшим после смерти Ж. Лефевра лидером французской историографии Революции, и Жаном Эраром, видным специалистом по истории Просвещения. Заседания проходили под председательством Галанте-Гарроне. Год спустя расширенные тексты выступлений вышли отдельным сборником[96], содержание которого с абсолютной точностью соответствовало двойственному названию коллоквиума: из 16 статей восемь были посвящены собственно Ромму, восемь других – «его времени». Оставив в стороне последние, а именно работы по отдельным аспектам истории Оверни предреволюционных и революционных лет[97] и по проблеме «героического самоубийства» в годы Революции[98], остановлюсь на работах о самом Ж. Ромме.
Вводная статья А. Собуля – блестящий биографический очерк о Ромме – имела, в силу особенностей жанра, обобщающий характер и была основана преимущественно на источниках, введенных в научный оборот М. де Виссаком и А. Галанте-Гарроне[99]. Материалы работы де Виссака, наряду с публикациями периода Революции, были использованы и Р. Эндрюсом в его размышлениях о самоубийстве Ромма[100].
Р. Бускейроль в основу исследования о семьях Ромма и Субрани положил документы миланского фонда и Департаментского архива Пюи-де-Дома[101]. Д. Лигу в статье о связях с масонами депутатов Конвента от департамента Пюи-де-Дом опубликовал три письма (два из миланского фонда, одно – «из хранящихся в Риме бумаг Дюбрёля»), направленных Ромму в 1780 г. аббатом Рузо, секретарем одной из наиболее известных масонских лож – ложи Девяти сестер[102]. Этот источник проливает новый свет на историю знакомства Ромма с А.С. Строгановым, являвшимся одним из руководителей данной ложи.
Два новых документа опубликовал А. Галанте-Гарроне: протоколы Общества друзей закона, не вошедшие в приложение к его монографии[103], и часть дневника Ромма за 1791 г., не включенную в приложение к работе де Виссака[104]. Ни один из этих документов не принадлежал к какому-либо из ранее известных фондов, в которых сосредоточена основная масса бумаг Ромма. Протоколы были обнаружены в Библиотеке Ватикана, а фотокопия дневника предоставлена А. Галанте-Гарроне «одним парижским книготорговцем».
И, наконец, две статьи прямо относились к теме альянса Ж. Ромма и П.А. Строганова. Известный советский специалист по истории Французской революции В.М. Далин использовал в своей работе ранее не опубликованные документы из Архива внешней политики России (ныне – Архив внешней политики Российской империи) – донесения русского посла в революционном Париже И.М. Симолина о «предосудительном» поведении юного графа Строганова и его воспитателя «Роме»[105]. Введя в научный оборот новый и чрезвычайно ценный источник, Виктор Моисеевич, однако, при освещении ситуации, в которой появилась указанная переписка, полностью доверился сведениям великого князя Николая Михайловича и вслед за ним допустил ряд неточностей в датировке и изложении событий.
Статья Пьера Пешу «Оставался ли учеником Ромма граф Строганов, будучи советником царя Александра I?», хотя и не содержала ссылок на новые источники (историк опирался преимущественно на материалы монографии великого князя Николая Михайловича), но представляла интерес как первая попытка ответить на вопрос, поднятый еще П.И. Бартеневым: имело ли место влияние (и если да, то в какой степени) идей Просвещения в интерпретации Ромма и опыта личного участия во Французской революции «гражданина Очера» на последующую государственную деятельность П.А. Строганова?[106] Правда, предложенный автором ответ выглядит излишне прямолинейным. Сопоставив политические принципы якобинцев, в кругу которых Ромм и «Очер» вращались в 1790 г., с представлениями графа П.А. Строганова 1801–1804 гг. о необходимых для России реформах, французский историк сделал вывод, что уроки Ромма пропали даром: «Республиканец, демократ, якобинец, революционер – ни одно из этих определений не подходит к советнику Александра I»[107].
Разумеется, подобное сравнение, проведенное без поправки на разницу в историческом времени и национальных традициях, не говоря уже об учете особенностей индивидуального восприятия одних и тех же событий разными людьми, едва ли может быть признано правомерным. Трудно представить себе человека, чьи взгляды за десять лет Французской революции не претерпели бы изменений. Вряд ли также любой мало-мальски здравомыслящий политик предложил бы в начале ХIХ в. использовать для преобразования России якобинские методы. Достаточно, к примеру, вспомнить бывшего директора Гельветической республики Фридриха Сезара де Лагарпа, рекомендовавшего своему бывшему ученику Александру I действовать в российских условиях с особой осторожностью. К тому же общение с якобинцами и личное участие в революции еще отнюдь не означали, что Павел Строганов безоговорочно одобрял все происходившее во Франции. Иначе говоря, едва ли предложенное П. Пешу решение этой сложной проблемы выглядит достаточно корректным.
И все же важно, что такой вопрос был поставлен. Для ответа на него необходимо было продолжить изучение истории союза «русского принца» с будущим «цареубийцей», для чего в свою очередь требовалась дальнейшая разработка материалов архива Ромма, находившихся в России. Но, увы, до 80-х гг. эти сюжеты оставались практически вне поля зрения отечественных исследователей. В течение почти сорока послевоенных лет этой теме была посвящена всего лишь одна научная работа – уже упомянутая выше и неоднократно переиздававшаяся в дальнейшем статья В.М. Далина