— Значит, вам нравится «Onderdonk»? — спросил он ёё, указывая на надпись на футболке.
— О, это полный отвал башки, — ответила она. Он понятия не имел, хорошо это или плохо, и поэтому постарался сделать нейтральное лицо. — А вам? — продолжала Ленора. — Какие группы вам нравятся?
Вот чёрт, подумал Дон. Как он подставился. Коллективы его юности — «Electric Light Orchestra», «Wings», «Supertramp», «April Wine» — для неё пустой звук, а названия какого-нибудь из современных он не смог бы вспомнить под страхом расстрела.
— Я… э-э… — И тут на него снизошло озарение и он ткнул в настенный динамик, имея в виду группу, которая сейчас играла — хоть и не знал ни её названия, ни названия песни.
Но она кивнула.
— «Гиперцвет», — сказала она. — Небоверх.
Дон постарался не изменяться в лице. Одно из этих слов было, вероятно, названием группы; второе выражало положительную реакцию. Если бы это она указала на динамик, в котором играла бы, скажем, «Call Me» — популярный шлягер его студенческих лет, он бы сначала идентифицировал исполнителя, а потом бы добавил: «Блонди. Круто». Поэтому он предположил, что «Гиперцвет» — название коллектива, а «небоверх» — одобрительное высказывание. Словно инопланетный язык расшифровываю, подумал он. Сара гордилась бы.
— Кто-нибудь ещё? — спросила Ленора.
— Гмм… — Через секунду лихорадочных раздумий он сказал: — «Битлз».
— Да ладно! — воскликнула она. — Я их обожаю! А какая у вас любимая песня?
— «Yesterday».
Она пробормотала что-то восхищённое.
— В наши дни, — сказал он, — «Битлз» — довольно необычное увлечение. — Он тут же пожалел о сказанном; в конце концов, «ливерпульская шестёрка» как раз сейчас могла переживать период возрождения интереса. Когда он учился, среди студентов был невероятно популярен Хамфри Богарт, а его великим фильмам уже тогда было почти полвека.
Но она энергично закивала.
— Это точно. Среди моих знакомых практически никто о них не слышал.
— А вы как на них набрели?
Она странно на него посмотрела; он что, употребил какое-то устаревшее выражение? Но она, должно быть, всё же поняла, о чём он спрашивает, потому что ответила:
— У моего дедушки была их целая коллекция.
Ох.
— Он их ставил всякий раз, как я к нему приезжала в детстве, — продолжала она. — У него была древняя стереосистема — это было его хобби — и целая стопка этих нейлоновых штук.
Ему понадобилась секунда, чтобы сообразить: она имеет в виду винил. Но поправлять людей по пустякам невежливо — его дедушка так ему говорил.
И всё же, думал Дон, должно же быть что-то, что они могли бы обсуждать, не ставя его в невыгодное положение. Конечно, они могли бы поговорить о том, кого они оба знают: о Саре. Разве не об этом обычно разговаривают незнакомцы? Но он не смог бы вынести ещё одного упоминания его «бабушки».
Гэбби вернулась с напитками и приняла заказ на еду. Дон заказал салат под названием «голубой стейк» — нарезанный ломтиками стейк с зеленью, посыпанный тёртым голубым сыром. Ленора, которая даже не заглянула в меню — работая здесь, она, должно быть, выучила его наизусть — взяла фиш-энд-чипс.
Дон обожал обсуждать политику, но воздерживался от неё в разговорах с людьми, с которыми только что познакомился. Однако приближались провинциальные выборы, а поскольку она из Британской Колумбии, то вряд ли у неё успели сформироваться политические предпочтения о том, что делается здесь, в Онтарио; вероятно, эта тема вполне безопасна.
— Кто, по-вашему, победит в эту пятницу? — спросил Дон.
— Я всегда голосую за НДП, — сказала она.
Это вызвало у него улыбку. Он вспомнил собственные социалистические симпатии студенческих лет. Однако его впечатлило то, что Ленора разбирается в текущей политической ситуации. А если копнуть историю?
— Любимый премьер? Думаю, что Малруни.
Дона не на шутку бесил ревизионистский вариант истории, ставший популярным в последнее время.
— Послушайте, — сказал он, — я помню времена, когда Брайан Малруни был премьером, и он…
Он оборвал себя, увидев, как удивлённо она уставилась на него.
— То есть, — поправился он, — я помню, как читал о временах, когда Брайан Малруни был премьером, и он был ещё беспомощнее Кретьена…
И всё же, почему он скрывает свой истинный возраст? Он ведь всё равно не сможет держать это в тайне вечно. Люди рано или поздно узнают — в том числе люди с факультета астрономии, а он с ними не заключал никаких договоров о неразглашении. Кроме того, Леноре, наверное, будет страшно интересно услышать рассказ о его встрече с Коди Мак-Гэвином, который, вообще-то, является практически святым-покровителем программы SETI. Но как только он вспоминал частичный успех терапии, чувство вины начинало терзать его изнутри, словно проглоченное стекло, и…
— Ладно, — сказала Ленора, — давайте посмотрим, из какого вы теста.
Он в полнейшем недоумении уставился на неё; она рылась в сумочке. Через секунду он выудила из неё свой датакомм и положила его на стол между ними. Потом нажала несколько кнопок, и над деревянной столешницей возникла голографическая доска для игры в скрэббл.
— Вау! — восхищённо сказал Дон. Хотя у него собралась приличная коллекция досок для скрэббла — складные, магнитные, на липучках, специализированные электронные устройства, даже миниатюрные в виде брелока для ключей — он в жизни не видел такого… такого небоверха.
— Ну ладно, мистер Qoph, — сказала Ленора. — Сыграем.
Глава 22
Летний вечер, 2009 год.
— Дорогой, я дома! — крикнула Сара от дверей.
Дон вышел из кухни, пересёк гостиную и встал над спуском к входной двери из шести ступенек.
— Как всё продвигается? — спросил он.
Всё — это Первая сессия международного сотрудничества по Ответу на послание с Сигмы Дракона, трёхдневный марафон, устроенный Университетом Торонто под председательством самой Сары, на который слетелись специалисты по SETI со всего мира.
— Изнурительно, — сказала Сара, отодвигая в сторону зеркальную дверцу шкафа и вешая в него плащ; апрель в Торонто — самый дождливый месяц. — Много спорных вопросов. Но оно того стоит.
— Рад слышать, — сказал он. — Кстати, я поставил жаркое в духовку. Будет готово минут через двадцать.
Входная дверь снова открылась, и вошёл Карл, промокший и заляпанный грязью.
— Привет, мам, — сказал он. — Как конференция?
— Нормально. Я как раз папе рассказывала.
— Ужин через двадцать минут, Карл, — сказал Дон.
— Здорово. Пойду умоюсь. — Карл стянул с ног мокрые башмаки, не нагибаясь и не развязывая шнурков. Не снимая промокшего пиджака, он стремглав кинулся вверх по ступеням, протиснувшись мимо Дона.
— Так что там сегодня было-то? — спросил Дон.
Сара поднялась в гостиную, и они поцеловались.
— Мы начали с составления списка известных неавторизованных ответов, уже отосланных на Сигму Дракона.
— Например?
— Ну, есть группа, которая утверждает, что ей удалось перевести начало Книги Бытия на символический язык драконианцев.
— Господи Иисусе! — сказал Дон.
— Нет, — ответила она, — он появляется только в сиквелах. А другая группа послала библиотеку оцифрованных произведений исламского искусства. Кто-то ещё говорил, что послал список личных номеров всех американских солдат, погибших в Ираке. Другой послал вступительную анкету «Менсы»[37]. Писал, что, мол, вместо того, чтобы нам беспокоиться, пройдём ли мы тест инопланетян, пусть лучше они беспокоятся, пройдут ли они наш; может, они недостаточно хороши для нашего клуба.
— Ха, — сказал Дон.
— И ещё множество музыкальных передач. — Сара опустилась на диван и вытянулась на нём. Он жестом попросил её поджать ноги, чтобы он мог присесть. Потом она положила ноги ему на колени, и он начал их массировать.
— Ммммммм, — сказала она. — Как же здорово. Кстати, был Фрэйзер Ганн — помнишь его? Доказывал, что посылка музыки — большая ошибка.
— Почему? — спросил Дон. — Боится, что правообладатели засудят?
— Нет, нет. Но, по его словам, единственное, чем мы можем торговать с инопланетянами — это наша культура, единственное, что кому-либо может быть интересно получить от чужой цивилизации. И если мы отдадим за просто так лучшее, что у нас есть — Баха, Бетховена, Битлов — то не сможем предложить ничего стоящего, когда они скажут: эй, а что у вас есть в обмен на наши шедевры?
Дон знал всё подметании дна культурных закромов. Он был фанатом DVD — больше коллекционером, чем потребителем. Он был в восторге от того, что все великие телешоу его детства теперь доступны на DVD, и он скупал их все в подарочных изданиях: «Thunderbirds», «All in the Family», «M*A*S*H», «Roots», «Kolchak», «The Night Stalker», и, конечно же, оригинальный «Звёздный путь». Но когда он в последний раз заходил во «Фьючер-шоп», то в отделе новинок нашёл лишь старое барахло типа «Sugar Time!», ситкома семидесятых годов с Барби Бентон в главной роли, и «The Ropers», спин-оффа «Three’s Company», единственное достоинство которого состояло в том, что рядом с ним прототип уже не казался худшим телешоу всех времён. Студии исчерпали свои запасники с ужасающей скоростью, и теперь отчаянно искали хоть что-нибудь ещё, что можно бы было пустить в продажу.
— Дельная мысль, — сказал он. — Потому что ведь SETI, по сути, годится лишь на то, чтобы передавать информацию того или иного сорта, верно?
— О, я уверена, что он совершенно прав, — сказала Сара. — Просто мы ничего с этим не можем сделать. Люди всё равно будут передавать всё, что захотят. И это переворачивает старое изречение Карла Сагана с ног на уши. Он всё спрашивал: «Кто говорит от имени Земли?» А вопрос на самом деле в том, кто не говорит.
— Главный продукт нашей эпохи, правда? — сказал Дон. — Спам.
Она уныло кивнула. SETI, как он часто слышал от Сары, была идеей середины двадцатого столетия, родившейся из нашумевшей работы Моррисона и Коккони, и как таковая, тянула за собой солидный багаж. Представление о том, как правительства, предпочтительно, в сотрудничестве между собой, контролируют приём и посылку сигналов межзвёздной связи было реликтом прежней эпохи, сформировавшимся до появления дешёвых общедоступных спутниковых тарелок, позволивших каждому смотреть и «плейбой», и футбол, где бы он ни находился.