ё не мог вылечить, её часто переносили с места на место да из кровати в кровать в зависимости от осложнений недуга; и, наконец, когда было ей шестнадцать лет, в канун святого Иоанна Крестителя, в то время, как отец подошёл утешить её, она подскочила с того места, где лежала, и рухнула, скорчившись, ему на колени. При сем прыжке нарыв лопнул, и изо рта у неё обильно истёк гной со рвотой, отчего она настолько обессилела, что казалась как бы мёртвой. С тех пор она и начала страдать от постоянных недугов, при которых она, прежде чем вкусила утешений духовных, принимала по настоятельной необходимости [средства] человеческие и телесные, хотя помогали они мало и не устраняли мучений. И вот, в первые три недужные года, чтобы причаститься в пасхальное время, её в церковь водили или носили, а поскольку она не могла ни стоять на ногах, ни ступить, то передвигалась она дома с помощью костыля, а снаружи – на тележке. Также она часто обильно пила из канавы холодную воду, хоть и взбаламученную; либо же, подойдя к очагу, поглощала её – горячую или тёплую – из горшков, однако же сразу извергала её из ослабевшего желудка. Из-за отсутствия человеческого совета и по причине всё более нерассудительного руководства тело её чахло, но тайным действием благодати душа сохранялась в скудельном сосуде для великих заслуг в будущем, дабы исполнилось на ней то, что написано о блаженном Иове: «Вот, сатана, он в руке твоей, только душу его сбереги» (ср. Иов. 2:6).
ГЛАВА V. О ВЫВОДЕ НЕКОЕГО ЛЕКАРЯ И О СВЕРШИВШЕМАСЯ С НЕЮ ЧУДЕ
Некий лекарь из Делфта, коего звали магистр Андреас (В позднейшей, исправленной редакции «Жития» Иоанн Бругман, которому следует здесь автор, говорится, что нижеследующее высказывание принадлежит Годфриду Гаагскому. – прим. англ. пер.), посетив её, сказал её родителям, как бы пророчествуя, что ей никак не вылечить, даже если издержать на то кучу английских ноблей (английская золотая монета, имевшая широчайшее хождение в Европе вплоть до Речи Посполитой и Москвы. – прим. пер.). Также оный усердный магистр, утешая родителей и близких, добавил, что Бог сотворит с нею столько всего сверхъестественного, что он не прочь сам был бы отвесить золота величиною с голову сей девицы, лишь бы она была его дочерью, ибо от такового чада надеялся бы обрести превеликую радость.
И случилось в течение упомянутого трёхлетия, когда больная девица лежала в постели, весьма дивное событие, кое Бог изволил явить к прославлению имени Своего и к познанию достоинств девицы. Двое мужчин в городе, возбудившись духом, затеяли ссору, и один погнался за другим, выхватив меч, чтобы, ударив, ранить его или убить. Тот же, перепугавшись, забежал в дом и в клетушку сей девицы, дабы, спрятавшись там, избежать рук своего преследователя. Немедля за ним последовал другой и спросил у матери её Петрониллы, не заходил ли первый к ней в дом. Коему она, желая спасти ложью своей беглеца, а преследователя удержать от кровопролития, ответила, что не заходил. Но он, не поверив словам матери, зашёл в уголок болящей девицы. А когда задал ей вопрос, не входил ли тот к ней в клетушку, святая девица, возложив надежду на Бога, уверенно ответила: «Да». Мать же, возмутившись сему ответу, дала дочери оплеуху, [крикнув], что, мол, не хватало ей несчастий, так, проболтавшись, она ещё и согрешила предательством. Тогда дочь спокойно ответила матери: «Я сказала истину, понадеявшись, что Истина сокроет прибегающего к ней». Что и получилось по Божию промышлению. Ибо тот, кого искали убить, стоял перед глазами преследователя, а тот его совершенно не видел. В итоге ушёл он, отказавшись от преследования беглеца, не понимая, что произошло там знамение Божие. Увидев сие, мать её заявила, что вера дочери куда как превосходит её собственную веру, а точнее сказать, маловерие; и с тех пор питала к ней ещё большую любовь, а немощи её стала переносить благожелательнее.
ГЛАВА VI. О СКУДОСТИ ПИТАНИЯ ЕЁ МНОГИЕ ГОДЫ
После сего недуги её настолько усилились и умножились, что, лишившись всех сил телесных, она оказалась совершенно прикована к постели и на протяжении тридцати трёх лет – до самой смерти своей – не коснулась земли. Питалась же она после первых трёх лет и до девятнадцатого года своей болезни мало и скудно: невероятно, как сей пищи хватало на поддержание жизни в столь болезненном существе. Порой вкушала она кусочек разогретого на огне яблока, иногда – ломтик хлеба с глоточком пенного пива, кое-когда – малость свежего молока. Позднее, однако, она и этого не могла употреблять по причине телесной немощи; несколько лет она в течение недели употребляла полпинты чистого вина без каких-либо примесей, но потом ей несколько лет приходилось смешивать его с водой. Порой также вкушала она немножко из таких лакомств, как сахар, или корица, или мускат, или финик. Но когда она ничего такого больше не могла ни прожевать, ни проглотить, стала вкушать только воду, а именно полпинты воды из Мааса в неделю, которая по чрезвычайной милости Божией обретала для неё такую сладость, что была вкуснее всякого вина, – за что много она Господа благодарила. В то же время она получила от Бога такой дар, что могла по одному лишь вкусу маасской воды различать, почерпнута она в прилив или отлив, когда отпивала из поданной ей чашки (хотя Схидам находится довольно далеко от моря и вода в Маасе обычно пресная, однако во время полнолунного прилива содержание соли несколько увеличивается, что и могла замечать несчастная страдалица, не употреблявшая больше ничего. – прим. англ. пер.). Кроме того, что ещё более удивительно, долгие годы она не употребляла никакой еды и никакого питья телесного и не спала, а принимала лишь Тело Христово – единственное средство от скорбей своих и сладчайшее утешение, что было для неё вкуснее всех яств (Её полное воздержание от пищи было подвергнуто строжайшей проверке городскими властями; впрочем, как замечает Гюисманс, не бывает проверки более придирчивой, чем та, которую в подобных случаях, учиняет любопытство или зависть соседей. – прим. англ. пер.).
ГЛАВА VII. О РАЗЛИЧНЫХ ТЯГОТАХ И СКОРБЯХ, ЧТО ТЕРЗАЛИ ЕЁ ДЕННО И НОЩНО
На сей деве исполнилось то, что написано о блаженном Иове: «Ночью скорби пронизывают кость мою, и снедающие меня не спят; по множеству их истощается одежда моя» (Вульг. Иов. 30: 17-18). Итак, поскольку искусство лекарей и заботливое кормление не шло впрок, тяготы её ежедневно становились всё горше. И лежала дева на жёстком одре, жалким образом поражённая болезнью и изъеденная червями, что, заведясь в девичьем теле по причине нагноения, снедали плоть её, и однако не исходило от неё никакого смрада. Оные черви были серого цвета и наполнены серой жидкостью, головки у них были чёрные; толщиною они были с кончик веретена, а длиной – в размер малой фаланги человеческого пальца.
Было также в теле сей ученицы Святой Троицы три больших отверстия, из одного из которых, что было в области живота, порою в большом количестве исходили вышеописанные черви. И накладывали на эту рану пластырь из смеси свежей пшеничной муки и мёда, чтобы заведшиеся там черви могли сосать этот состав и другие снадобья, а то иначе они замучили бы её до смерти. Когда же этот пластырь снимали для замены, на нём оставались маленькие серые черви с чёрными головками, причём они не испускали никакого смрада, но видевшие их обоняли сладостный аромат. Ещё у сей девы за долгое время от глубокой язвы так прогнил низ тела, что образовавшееся отверстие приходилось затыкать мягкой накладкой, дабы святые её внутренности совсем не вывалились.
Случилось же в то время так, что знаменитый лекарь герцога Голландского магистр Годфрид Гаагский вместе с герцогиней Маргаритой приехал повидать сию деву, чтобы, исследовав её случай, при возможности прописать болящей целебное средство. Осмотрев же, насколько было возможно и прилично, некоторые утробные внутренности её, извлечённые из тела и положенные в таз, он обнаружил, что вышеописанные черви распространяются из её гниющего спинного мозга, а о нагноении по естеству рассудил, что причина его в том, что Лидвина не ест ничего солёного. Закончив с этим, он увидел, что ничем не может быть ей полезен, и приказал поместить внутренности обратно ей в утробу. Также оный медик сказал, что вскоре ей предстоит водянка. И постигла её водянка примерно за девятнадцать лет до смерти: во время каковой она ни пищи не принимала, ни питья и не спала. А как она вовсе не вкушала еды, то и не извергала никаких естественных выделений.
Около года Господня 1412-го, сия священная былинка Божия, окученная тяпкою продолжительных скорбей при обострении недугов своих изблевала частично лёгкое и печень со многими внутренностями, однако без какого-либо смрада, что подтверждается многими. Ибо кто руками своими касался их, в течение примерно дня обонял сладость, к ним приставшую.
С четырнадцати лет и до двадцати одного года она никоим образом сама не могла ни двинуться, ни повернуться; и лежала она навзничь оное семилетие, да потом до смерти, не в силах двинуть ни единым членом тела своего, за исключением головы да левой руки с плечом. Когда же её порой подвигали или поворачивали в постели, приходилось обвязывать её туловище под мышками платком или мягким бинтом, а иначе она подвергалась опасности развалиться на части.
Множество ещё и других недугов претерпевала дева Христова, жесточайшими отовсюду поражаемая ударами, каковые наносимы были ей не на погибель души, но к вящей заслуге – как блаженному Иову; дабы впоследствии тем восприимчивее и достойнее стала она к утешениям ангельским и небесным, чем в горшем стеснении и заброшенности томилась она на земле. Итак, часто до самой смерти случались у неё непомерные головные боли; чрезвычайно часто до самой смерти – многократные боли зубные; ещё до самой смерти – разнообразные виды лихорадки; до самой смерти – затяжная водянка; в пору чумы было у неё три нарыва, а перед смертью – ещё и огромный камень, из-за которого она и отдала долг смерти. Всё это она терпеливейше переносила в течение весьма долгих лет, дабы дух её во вечности спасение снискал и со Христом среди отрад рая возликовал. Ведь чем обильнее становились её телесные болезни, тем более прибывало ней крепкой, как смерть, любви (