Июнь-сентябрь 1989 г.
Леонид Евсеевич Эгинбург
— Леонид Евсеевич, Вы учились с Высоцким в одной школе, входили в одну дружескую компанию, а как она сложилась?
— Дело в том, что Аркаша Свидерский, Яша Безродный и я учились в другом, параллельном классе, а вместе с Володей — Гарик Кохановский и Володя Акимов. Володя учился в 8 «б», а мы — в 8 «г», и вот с восьмого класса началась наша дружба, образовался этот наш кружок. Про всех ребят я буду говорить без отчеств, потому что это моё детство.
Что нас сблизило тогда? Конечно, не разговоры об искусстве. Мне кажется, что все ребята, которых я назвал, были чуть взрослее всех остальных. Я-то точно был взрослее всех, потому что был «второгодником». Мою мать по ложному обвинению посадили в тюрьму, и одно время я не учился, а целыми днями просиживал в прокуратуре — добивался её освобождения.
— Давайте вернёмся к самому началу: с какого момента и каким вы помните Высоцкого?
— Я помню Высоцкого с 53-го года, то есть с восьмого класса. С этого момента начались какие-то отношения. Может быть, всё началось с канадского хоккея. Как мне кажется, мы первыми среди школьников Москвы начали играть в канадский хоккей, во всяком случае, мы так считали. И вот где-то Гарик Кохановский достал настоящие «канады». Это была такая радость — что-то невероятное! И никаких щитков, никаких шлемов тогда не было. У меня были обыкновенные «гаги», и я стоял на воротах, стоял в первый и последний раз… Потому что Гарик Кохановский так «заехал» мне шайбой по ноге, что я по сей день это помню. Так что вначале сроднились мы на почве чистого интереса к спорту. Гарик Кохановский в хоккее очень преуспевал, ещё в одном параллельном классе учился будущий олимпийский чемпион — Игорь Деконский… Мне кажется, что и Высоцкий был с нами, но были ли у него коньки, я не помню, ведь тогда коньки были не у всех, их достать было невозможно. Когда отец мне купил «канады» — это был миг полного счастья и полного тщеславия! У Лёвки — «канады»!
Как вам, наверное, известно, мы учились в мужской школе, а рядом была 187-я женская школа. Мне кажется, что у Володи тоже были коньки, потому что я помню наши походы на каток и знакомства с девчонками из соседней школы. Появились какие-то знакомства на катке, — это всё было в 8–9 классах. Тогда мы пришли к нашему любимому завучу Михаилу Петровичу и добивались совместного вечера. У нас был вечер, но были одни мальчики, были их родители, и мальчики со сцены декламировали стихи и пели песни. И вдруг Михаил Петрович устраивает нам совместный с девочками вечер в актовом зале 187-й школы, и Володя — это я отчётливо помню — читал басню Крылова…
— Но она была переделана…
— Да, да — в шутливой, даже пошловатой форме. Это не с точки зрения искусства, а с точки зрения оценки прошлого. Я хорошо помню этот вечер — это наиболее яркая страница нашего детства, по крайней мере, из моих воспоминаний. Это не был сексуальный интерес, но подсознательно мы тянулись к этому, потому что ни у кого не было тогда девочки, с которой бы он встречался, по крайней мере, у меня точно не было. И после этого вечера мы стали ходить к кому-то из девочек домой слушать Лещенко и Козина, пить сухое вино и в темноте есть торт и детские пирожные, которые были маленькие и очень дешёвые.
Я очень хорошо помню, что на Трубной площади, в одном из старых домов жила Вера Козлова, которая казалась мне очень недоступной, хотя она была нашей ровесницей. Была ещё такая Тартаковская, очень красивая девочка. И мы впервые с этими девочками поехали на природу. Мы взяли с собой сухое вино, еду, и я даже помню это место — это было в Кратово, на берегу озера. Когда мы стали думать, куда поехать на этот пикник, я сказал:
— Давайте поедем в Кратово — там прекрасное озеро… Это линия школьная — 8–9 класс, хоккей, совместные вечера, походы на каток… Да, года два заливали дорожки сада «Эрмитаж».
— Ну, сад «Эрмитаж» — это целая эпопея…
— А вы, наверное, знаете это не только от меня. Там недалеко жил Володя Акимов, у него была своя комната, он в те годы был художником, и по тем временам нам казалось, что — очень серьёзным. Я позже стал профессиональным художником. Не помню, какие у него тогда были полотна, но помню, что они были необычные. Это десятый класс, а может быть, и после школы. Это компания Володи Акимова, которая собиралась у него дома.
— То есть, вы продолжали общаться и после окончания школы?
— Да, когда я в 59-м году пришёл из армии, все функционировало, компания жила.
— Но началось это в 8–9 классах — встречи у Акимова в его громадной комнате?
— Да, это был целый мир, и мне казалось, что другого мира просто не существует. Это были встречи в его огромной комнате, которая существует до сих пор. Практически это не были отдельные встречи — это было ежедневное времяпрепровождение… Мы слушали музыку. Я не помню, какого склада была музыка, но джазом для нас были Утесов и Цфасман, Эдди Рознер, — ведь мы же ходили в «Эрмитаж» на их концерты. Более того, не каждый мог купить билет — просто не было денег, так что мы сидели в оркестровой яме, слушали у входа. Сад был великолепный, — это был остаток дореволюционной Москвы.
Большой Каретный переулок, 15. Дом 1900 года постройки, в котором бывал весь цвет Москвы. Тут, в квартире его отца, прошли юношеские годы Владимира Высоцкого. Здесь же проживали Левон Кочарян вместе с женой Инной Александровной (в кв. № 11), а также школьный товарищ Высоцкого — Володя Акимов.
А ещё мы прогуливали школу, сбегали на «Тарзана»… У пленных немцев, которые строили Петровку 38, мы оставляли портфели, потому что с портфелями не пускали в кино. А чуть помладше — мы сбегали в уголок Дурова и часами простаивали у говорящего ворона. На вопрос: «Как тебя зовут?» — он отвечал: «Воронок». «А как ласково тебя зовут?» — «Воронуша».
У Гороховера мы играли в карты. И сам факт, что в карты мы играли на деньги, увеличивал к ним интерес. Играть без денег казалось неинтересно. Правда, Гороховер, как мне по сей день кажется, был взрослее нас по развитию, несмотря на то, что был младше на класс — он раньше нас прикоснулся к порочным, что ли, сторонам жизни. Не в том смысле, что это плохо, а просто он больше соприкоснулся с реальной жизнью, столкнулся с её негативными сторонами.
Нам никогда не было скучно. У нас была масса интересов, не знаю — высоких ли, но уж не низких — точно. Была живая жизнь.
— О чём вы говорили, о чём спорили, чем жили?
— Вы помните, может быть, был такой процесс врачей. Лидия Тимашук, Герой Советского Союза, открыла преступную группу врачей, которые якобы хотели уничтожить всё… У меня мать была «враг народа», но некоторые преподаватели в душе были против гонения, и среди них — очаровательная Вера Александровна Дудовская, преподаватель французского языка. Так вот, я знаю, что Вера Александровна нескольких парней из нашего класса водила к себе домой обедать. Но она не говорила: «Пойдёмте ко мне обедать», — а предлагала:
— Пойдёмте у меня что-то посмотрим…
А потом:
— Ребята, давайте попьём чаю.
А чай с бутербродами — нормальная еда для мальчишки… Так что находились люди, которые хотели нас оградить, защитить.
— А были контакты с дворовыми компаниями: с Малюшенкой, с Лиховым переулком?
— Значит, была Малюшенка, Крапивинский переулок… У меня эта страница осталась как бы неперевёрнутой. Но я знал, что существуют какие-то кланы, существует какая-то вражда или, будем считать, мелкая рознь. Думаю, что Акимов, Гарик Кохановский и Володя соприкасались с ними теснее. А Петровка 26 была наша, там жили будущие конькобежцы и хоккеисты — чемпионы мира, а поскольку Деконский учился в нашем классе, его окружение было нашим окружением. И когда на каток приходил со своей шайкой Олег Домницер — предводитель лиховской шпаны, то он очень чётко знал, кто принадлежит к клану Петровки 26, и его дружки нас не трогали.
А «трогали»— что это значит? Петровка 26 — это был очень популярный каток в центре Москвы, каток «Динамо». Вдоль его освещённого забора обычно выстраивалась очередь за билетами. Билет стоил 2 рубля 50 копеек. Команда Домницера раскупала с утра все билеты. Выстраивалась очередь и… ждали, когда кто-нибудь уйдёт с катка: уйдут 5 человек, продадут 5 билетов в кассе. А чтобы долго не стоять, домницерские мальчишки продавали эти билеты желающим по 5, по 10 рублей в субботу и воскресенье.
А на катке играет музыка. Это тогда для нас!.. Мне казалось, что я окунаюсь в какую-то сказочную атмосферу — музыка, свет и ещё Игорь Владимирович Ильинский катается на фигурных коньках посредине, мы в одном дворе с ним жили. Каток — это огромная страница жизни.
А ещё эти ребята из домницеровской компании высматривали в очереди людей, одетых подороже, побогаче, и… У них точно была мафия, потому что их контролёры пропускали безо всякого — они фланировали то на лёд, то со льда. Короче, делали так: заходили на каток без коньков, подходили к тому забору, через который всё видно, — глухой забор был примерно по плечи, а выше торчали головы в зимних шапках — выбирали себе жертву и сдирали шапку.
Одноклассники у витрины магазина «Бакалея» на ул. Горького: Леонид Эгинбург, Владимир Акимов, Игорь Кохановский, Владимир Малюкин и Владимир Высоцкий. Москва, 1 мая 1955 г. Фото Аркадия Свидерского
Один раз пострадал и я. Мне отец купил шапку за 10, кажется, рублей — это было что-то фантастическое! Для меня это был праздник! И у меня стянули эту шапку. Я подошёл к Домницеру — он стоял, как адмирал Нельсон, и руководил действиями своих подчинённых, — я говорю:
— Олег, что такое?! У меня только что один из твоих шкетов стянул шапку!
Через десять минут нашли этого человека, вернули мне шапку. Я никуда не ходил жаловаться не потому, что я такой хороший, а потому, что знал отношения. И, видимо, чувствовал защиту: рядом Деконский, Кохановский, Акимов — он же их всех знает, и против не попрёт.