— Старец Самарский отправится из Кремля.
Кто там и за кем — я не понял, главное, будут посетители высочайшего уровня.
Этот час до прибытия Николая I и отца Нестора был заполнен суетой и беготнёй. Народа прибывало всё больше и больше. Нас оттеснили к окнам и мы потерялись окончательно на фоне публики. Какие-то разнаряженные дамы и господа всё заходили и заходили в зал. Стало душно от запаха потных тел, духов и начищенных сапог военных.
Я даже начал переживать, что императору места не останется. Как оказалось, там был кто-то не менее бдительный, и публику стали тормозить в коридоре. Наконец-то раздались крики: «Император! Император!»
Мы до его прибытия время провели с пользой. Один из чиновников успел нас натаскать в правильном приветствии государя. Речевой этикет мы знали хорошо, а вот все эти оттенки поклонов ранее доводилось применять только в среде помещиков. Лично я паниковал вполне обоснованно. Вдруг не так согнусь, не под тем углом, не так поприветствую?
— Смотрим и повторяем за тем господином, — быстрее всех сориентировался Куроедов и показал на кого смотреть.
Как потом оказалось, мы могли вообще все эти «ку» не изображать. В зале столпилось столько людей, что нас, прижатых к окну, и не заметно было. Повезло, что и я, и Лёшка были выше основной публики, а то б и императора не увидели.
Он зашёл в зал со свитой, что-то спросил. Из-за гула голосов ничего не было слышно. И тут же пошла волна шепотков: «Старец Самарский, старец Самарский…»
Батюшка появился в дверях со смиренной миной на лице в сопровождении четырёх священников. Отец Нестор был в той же потрёпанной одёжке серого цвета, с простым посохом, но причёсанный и точно чистый. Бородёнку он сто процентов расчесал непосредственно перед выходом в люди.
В зале стихло. Отец Нестор благословил присутствующих жестом. Императору отвесил поклон и заговорил. Тишина стала оглушительной, все внимали пророку.
— Мы русские люди, христиане… — начал батюшка проповедь.
Говорил он недолго. Десяти минут ему хватило, чтобы обвинить академических художников и задать направление в «правильном» развитии искусства.
— И пусть покарает господь поклонников многобожия! Тьфу на них! Англицкие лорды совсем стыд потеряли. Вижу дождь в Лондоне из тварей. Лягвы посыпятся на их головы! — батюшка выдержал паузу и сообщил: — Завтра. Завтра упадёт дождь на отступников веры Христа и поработителей. А в среду восстанет народ далёкой Ямайки и освободится от цепей англицких.
«Эк он завернул!» — невольно восхитился я виртуозности пророчества отца Нестора, сумевшего соединить в одной фразе имеющуюся у меня информацию на этот период времени.
Закончив пафосное выступление, батюшка предложил присутствующим ознакомиться с художеством обычных русских людей. Император ещё ничего не видел и проявил вежливость. Почти сразу он тормознулся возле картины с конём, задал вопрос сопровождению. О чём там шла речь, мне не было слышно. Николай I разглядывал изображение русской легкоупряжной. Гул голосов стих в очередной раз, все прислушивались к пояснениям батюшки.
— Бега… устроить… чтобы, значится… — не мог я внятно разобрать, что наш старец втирает императору. Предположил, что приглашает посмотреть скачки и бега.
Как потом оказалось, я недооценил прыть Куроедова и практичность батюшки. Эти двое ещё раньше сожалели, что нет официального тотализатора. Так вот отец Нестор умудрился не только озвучить эту идею императору, но и подать как богоугодное дело. При условии, что половина дохода от выигрыша будет пущена на эти самые дела, а именно на постройку нового парохода, который отец Нестор скромно заберёт себе для путешествий и проповедей.
Лёшка вечером ржал не сдерживаясь.
— Нет, ну какой шельмец! — ухохатывался друг. — Кто бы ни выиграл, половину денег отдадут нам.
— Не нам, а старцу Самарскому, — поправил я.
— Император хотел денег дать, а он отказался, — наябедничал Куроедов.
— И без этого в прибыли будем, — отмахнулся я. — Картины уже все выкупили. Да и краски со спичками разобрали.
О такой рекламе мы и мечтать не могли. Выставка будет продолжаться до конца месяца, но у всех картин уже имелись хозяева, о чем извещали таблички на каждом полотне. Одну картину с изображением тяжеловоза сам император купил за пять тысяч. Ладно бы картину. Он и живых лошадей захотел. И ведь не откажешь. В принципе, обратно мы думали идти налегке, без груза. Парой тяжеловозов можно было пожертвовать. Но жалко же! Пусть и получили по восемь тысяч за каждого коня, но вопрос не в деньгах, а в том, что у нас в перспективе конезавод и каждая лошадь на счету.
— Нормально, не жмотничай, — успокаивал меня Лёшка. — Радуйся, что император остался в Москве посмотреть на скачки. Есть вероятность, что судить будут честно и у нас есть шанс отличиться.
— Куда уж больше, — вздохнул я, прикидывая перспективы.
Глава 14
Когда граф Орлов выводил новую породу лошадей, то преследовал одну цель — удобство всадника. Пусть я немного времени проводил в седле, предпочитая верховой езде комфорт карет, но мог уверенно сказать, как меняются ощущения всадника в зависимости от коня.
В это время лошади — основной вид транспорта. А в России с её огромными расстояниями порой единственная альтернатива для путешественника. Именно орловские кони могли долгое время бежать рысью, без рывков и без перехода в галоп, когда конкретно отбивается задница о седло.
Московское беговое общество проводило соревнования лошадей рысистых пород на резвость бега. Лошади, запряженные в беговой четырёхколесный экипаж, испытывались на скорость и умение. Чтобы поощрить и привлечь внимание к соревнованиям, стали давать денежные призы за представление. Председателем Московского бегового общества стал князь Голицын.
Четыре года назад на Ходынском поле одновременно с рысистым ипподромом устроили скаковой. Он имел всего одну дорожку в форме эллипса протяжённостью в две версты. По словам Куроедова, скачки в Москве были не особо популярными по той причине, что посмотреть на них приходили состоятельные люди, а принимали непосредственное участие только аристократы.
По сути ипподром представлял собой только одну эту дорожку, небольшое ограждение для зрителей, две двухэтажные беседки и чуть вдалеке временные конюшни, где всадники могли привести в порядок себя и коней.
Не знаю уж, какие силы были задействованы, но трибуны для императора и его свиты срочным порядком возвели за двое суток. Куроедов уверял, что ночью горели костры и стучали молотки плотников. Ожидаемо, что скачки этого года собрали всю знать Москвы. Заграждение было украшено гирляндами из полевых цветов, места для именитых гостей укрыли коврами и задрапировали в яркие ткани. Подъездные пути тщательно вымели. Правда, непередаваемый запах конского пота и навоза никуда не делся, но внешние приличия были соблюдены.
Сколько гостей приехало на Ходынское поле 1 августа не передать словами! Экипажи, кареты, просто верховые всадники и все с сопровождением, с охраной и помощниками. Я даже не пытался разобраться кто там и где в такой толпе. И на прибывшего императора не побежал смотреть. Что мы, императоров не видели? Мои охранники помчались глянуть на него хоть одним глазком, полностью проигнорировав свои обязанности, а я сосредоточился на других делах.
Митька Рыжий, которого взяли показать, что такое скачки, пребывал в полном восторге. Одно дело слушать хвастовство барина и совсем другое — лично наблюдать первых лиц государства. Он же, Митька, мне рассказал, что князь Голицын открывал скачки, предоставив приветственное слово императору. Почему Голицын не выступил, я не понял. Он вроде как курирует бега, но, скорее всего, его привлекли как князя-спонсора.
Отец Нестор не присутствовал, но и без него было «весело». Правда, ни трибуны, ни императора я не видел со своего места, поскольку меня поставили контролёром и консультантом рядом с кассой тотализатора. Отпечатать буклеты или какую-то полиграфию за короткое время не успели. Зато писарей у чиновничьей братии хватало. Организаторы тотализатора раздавали рукописные листки с перечнем лошадей и именами всадников.
Пётр Петрович Галкин на жеребце по кличке Бархат стоял в списке двенадцатым. Всего было двадцать участников. Их разделили на два заезда. Дед попал во второй и был рад тому, что успеет посмотреть, как вообще проходят соревнования.
Моя задача состояла в том, что я пояснял всем желающим, как делать ставки, кому отдавать деньги и что это за доска со списком, возле которой я стоял. Толковых помощников катастрофически не хватало. Ипподромные чиновники физически не успели подготовить нужный персонал и объяснить правила ставок.
Желающих принять участие в скачках было гораздо больше двадцати человек. Там вообще возникли проблемы. Куроедова чуть не вычеркнули. Это вначале желающих было мало, когда же узнали, что император изволит оценить соревнования, то ломанулись многие дворяне. Их тут же ограничили тем, что государь хочет посмотреть забег, но много времени тратить не станет.
Деда с Бархатом удалось отстоять благодаря отцу Нестору, а всех, кто не подал заявку заранее, удалили из претендентов. Народ, собственно, не интересовали ни денежные призы, ни ставки. Им хотелось перед императором засветиться. К тому же многие не понимали, что такое «тотализатор».
Охрипшим голосом я раз за разом пояснял желающим поставить деньги, как это сделать. Казалось бы, чего проще? Прогнозы и вероятные котировки считать было некому, разнообразить ставки мы тоже не стали. Принимали от рубля и выше на конкретную лошадь. Кассир на особом бланке писал кличку коня, ставил принятую сумму, шлёпал печать, а я в который раз пояснял, что господин получит выигрыш при условии, что указанная на квитанции лошадь придёт первой.
На всякий случай возле нас оставили охрану. Это чтобы проигравшие не слишком бунтовали. Хотя ставок было не так много.
Вскоре кони побежали, и зрители закричали. Не слишком активно и шумно. Со своего места я мог видеть столб пыли над дорожкой и часть трибуны, где дамы в шляпах усиленно обмахивались веерами, пытаясь отогнать от себя поднятую лошадьми пыль.