Мужчина на нижней полке, слушая юношу, отложил газету на согнутые колени и загадочно улыбался. Это был человек крупного телосложения. Руки его представляли из себя несколько странное сочетание силы и нежности. Под короткими рукавами летней сорочки ярко белого цвета были заметны бицепсы, присущие либо штангистам и боксёрам, либо людям тяжёлого физического труда, тогда как пальцы, несколько удлинённые, напоминали скорее пальцы пианиста или гитариста, одним словом, музыканта. Столь же противоречивым казалось лицо с крупным носом, большим подбородком, внушительными щеками и в то же время несущее на себе черты тонкой интеллигентности, которая создавалась, возможно, благодаря очкам в тонкой оправе из белого металла, но скорее, пожалуй, глазами, смотрящими из-за стёкол с какой-то особенной внимательностью, привитой, вероятно, профессией, многолетней привычкой всматриваться в находящегося перед ними человека.
На заданный юношей вопрос ответил:
– Друг мой! Извините, что так называю. Надеюсь, не обидитесь? Разрешите дать вам совет опытного человека. Я не писатель, но мне думается, что тем, кто хочет стать настоящим писателем, не надо придумывать сюжеты. Берите их из жизни. Она так богата своим разнообразием, что совершенно нет необходимости выдумывать.
– А если нет сюжетов? Не попадаются и всё тут, – возражает молодой человек. – Мне уже восемнадцать лет. Вроде бы, не так мало, но ничего выдающегося не встретил, что бы могло зажечь душу для рассказа. Вот вы, например, могли бы рассказать какой-нибудь сюжет?
Мужчина на нижней полке негромко рассмеялся:
– Не так уж это много лет – восемнадцать, чтобы тосковать о том, что ничего не успел увидеть.
Поезд катился, мерно постукивая колёсами по стыкам шпал. В купе влетела большая муха и, жужжа, стала кружиться, выбирая, очевидно, место посадки. Мужчина ловко отмахнулся от неё газетой, мгновенно выдворив непрошеную гостью из купе, прикрыл дверь, стараясь не создавать ею шума, посмотрел на спящую жену, заглянул на полку над головой, чтобы убедиться в том, что девочка тоже спит, и, махнув парню рукой, тихо произнёс:
– Знаете что? Спускайтесь-ка сюда. Пожалуй, я вам расскажу один эпизод, пока мои женщины не проснулись. Не знаю, зажжёт он вас или нет, но, по крайней мере, взят из жизни.
Будущий писатель и рассказчик устроились рядом, и повествование началось.
– Почти в такое же время, лет одиннадцать назад. Я, как мы с вами сегодня, ехал на поезде в Симферополь. Возвращался из командировки. Сел в Мелитополе на тридцать второй поезд из Москвы. Когда вошёл в купе, то увидел, что на верхней полке спиной ко мне спит девушка, а внизу сидит пожилой невысокого роста человек. Он мне сначала не очень понравился. Какой-то весь сухонький, серьёзный, по виду даже сердитый. Подумал я тогда, что короткое наше путешествие, ехать-то всего несколько часов, будет не очень весело.
Это моё первое впечатление важно, так как потом этот мой отрицательный настрой заставил меня болезненно воспринять его рассказ, между тем как финал нашей встречи оказался неожиданным для нас обоих. Но начну по порядку.
Поговорили мы с дедом, как я его мысленно назвал для себя, о том, о сём. Потом он стал мне зачем-то рассказывать про свою свадьбу и о том, как у них родилась дочь, как он её любил, и как он повёз её в Ялту после окончания десятого класса школы, чтобы она там отдохнула. А жили они в Симферополе.
До этого момента рассказа, признаюсь, я его слушал в пол-уха. Ничего особенного в том, что он говорил, не было, так что он меня только отвлекал от книги, которую мне хотелось читать. Зато всё, что он рассказывал дальше, заставило меня забыть совсем о чтении.
Он стал говорить о том, как они с дочерью ехали в микроавтобусе, который на большой скорости нёсся по пыльному асфальту, припорошённому мелким дождиком.
– Это, знаете ли, такое состояние бывает летом. После жары пыли на дороге много, и когда идёт мелкая морось, то капли не смывают сначала пыль, а сворачивают её в маленькие шарики, делающие асфальт скользким, как лёд. В таких случаях нужно очень осторожно вести машину. А водитель РАФа куда-то очень спешил, да на беду велосипедист выскочил с просёлочной дороги. Видимо, тормоза отказали при спуске с горы. Такое у велосипедов случается.
Шофёр микроавтобуса резко затормозил, машину на скользком асфальте тут же развернуло и понесло юзом. Может, и справился бы водитель сам, да навстречу нёсся огромный КРАЗ, который и врезался в заднюю часть микроавтобуса. Там на последнем сидении была дочь моего рассказчика.
От удара о грузовик автобусик развернуло, и отбросило в кювет, что и спасло, кстати, велосипедиста. Пассажиры микроавтобуса повыскакивали, а девушка выйти не могла, так как задняя часть РАФа смялась ударом, и девушку прижало к сидению впереди. Кроме того, она потеряла сознание. Отец, пытался её вытащить, но не смог. И тут, как он мне рассказывал, появился откуда-то молодой врач, который повёз её в больницу, сделал ей операцию, а сам исчез. И вот, мол, он теперь несколько лет ищет этого молодого врача и не может никак найти.
Мужчина с нижней полки, сидел у окна купе за столиком и, говоря последние слова, облокотился на столик, опустив лицо в ладони. Казалось, что он сильно переживает то, о чём говорил. То, что это именно так, стало ясно из следующих его слов.
– Когда этот дед, который на самом деле дедом ещё и не был, но я его так назвал, сказал, что ищет несколько лет этого молодого врача, я не выдержал и взорвался: «А зачем он вам нужен? Я сделал тогда всё, что мог. Не моя вина в том, что я не смог спасти девочку».
Эти слова у меня сами сорвались с языка. Так я был зол в тот момент. Отец девочки мог мне всего этого не рассказывать. История с этой аварией мне была известна не хуже него.
В тот день вечером у меня дома собирались друзья, чтобы отметить мой день рождения – мне тогда исполнилось двадцать восемь лет – и заодно проводить меня в загранкомандировку. К тому времени я давно закончил Московский мединститут и, скажу не хвалясь, считался в Ялте перспективным хирургом. Даже преподаватели говорили, что у меня золотые пальцы. Сейчас-то я уже почти профессор и все уважительно зовут меня по имени отчеству Владимир Иванович, а тогда в студенческие годы мой профессор говорил мне так:
– Володенька, пальцы у тебя музыкальные. Оперируешь так, словно на кларнете играешь.
Между прочим, я действительно, когда делаю операцию, то чувствую, как всё поёт внутри, может, и кларнетом. Скажете странно, ведь тут больной страдалец, а я как бы пою про себя. Так ведь я, когда вижу всякие раны, начинаю резать и сшивать, то понимаю, что должен человек после этого зажить нормальной жизнью, дышать и радоваться. Потому всё и поёт, когда получается. А если любишь своё дело, оно всегда должно получаться.
Утром того дня, не знаю, как его назвать, несчастным или счастливым, я поехал в Алупку уладить кое-какие дела и возвращался троллейбусом. Нас на сумасшедшей скорости обогнал РАФ.
В том месте дорога как бы разрывает горные массивы и, оставляя позади себя Медведь гору, стремительной лентой раскручивается вперёд с уклоном вниз мимо пионерской страны «Артек». Отсюда, в общем-то, начинаются сказочные места Южного берега Крыма. Очень люблю этот край.
Вы знаете, как восхищает раннее утро своими восходами, когда над затихшим сонным ещё морем неожиданно появляется узенькая розовая полоска, которая вдруг быстро растёт и превращается в огромный огненный шар солнца, зависающий над гладью воды. Если есть у вас фотоаппарат, обязательно проснитесь пораньше и снимите это великолепное зрелище. Оно всегда прекрасно. Огромное красное солнце над голубой гладью моря.
Или закаты. Они у нас всегда над горами. И это неописуемое зрелище. Солнца уже не видно, оно за горами, но впечатляют необыкновенные облака. Формы, краски настолько фантастичны, что никакие картинные галереи не заменят их никогда. Человеческому гению не дано отразить всю палитру красок и всё разнообразие форм. Можно только поражаться тому, как много разных фигур из жизни вы можете в такие минуты узнавать в небе в спектакле облаков, освещённых лучами заходящего солнца.
Но я отвлёкся. В то время, когда мы ехали, над нами моросил дождь. Зато впереди над Ялтой небо выглядело исключительно чистым, я бы даже сказал, было ярко голубым. И как раз на фоне замечательных красок в небе и цветущей земли произошла та трагедия.
Я видел, как закрутился РАФ то в одну, то в другую сторону, отлетев к обочине. Троллейбус сразу стал, я тут же выскочил из него и побежал к микроавтобусу. В таких случаях, знаете ли, иногда секунды решают дело. Несколько человек уже вылезли, отделавшись испугом. Но я заметил, что кто-то внутри ещё есть. Вхожу. На заднем сидении полулежит девушка с откинутой назад головой, а рядом мужчина плачет и зовёт: «Доченька! Доченька!».
Думать и разглядывать людей некогда. Это, как на войне – нужны мгновенные действия. Я, стало быть, папашу отодвигаю в сторону и командую резко:
– Отойдите! Я врач. Остановите какую-нибудь машину.
Дальше я стал заниматься делом. Лицо девушки было всё исцарапано стёклами. Такое впечатление, что она не дышит. Рывком отодвигаю прижавшую её спинку сидения, прикладываю ухо к груди, слушаю: вроде бы слабый стук есть. Наклоняю её голову к себе. Вижу – рот забит месивом. Тут и пища непереваренная, и выбитые зубы. Разжимаю челюсти, запускаю пальцы в рот и быстро всё вычищаю. Дыхания нет.
Секунды, секунды… Каждая может оказаться последней. Кто-то вошёл в автобус. Кричу:
– Бери за ноги! Выносим быстро на землю.
Сам подхватываю девушку под руки. Вынесли. Положили. Ещё секунды ушли. Я уже весь в её крови был, но тогда об этом не думал. Грудь, кажется, продавлена. Искусственное дыхание прессом не сделаешь. Падаю на землю, прикладываю свои губы к её губам и дышу рот в рот.
Секунды, секунды… Сколько не знаю, но много. Кажется вечность. В голове уже темнеть стало. Тут она задышала. Открыла глаза. Посмотрела на меня и шепчет так, что еле уловил: