[2].
Новейшие архивные разыскания помогают прояснить этот вопрос, хотя и не окончательно.
В письме к И. С. Зильберштейну от 20 июня 1932 г. М. К. предложил для ближайшего тома «Литературного наследства» довольно экзотический материал:
Уважаемый Илья Самойлович,
В. Н. Орлов[3] сказал мне, что я успею еще послать Вам для Гётевского номера[4] эту заметку. Это стихотворение только что обнаружено мною в присланном мне для работы архивном материале из Якутска[5]. Если у Вас в этом номере вообще имеется рубрика «материалов», то я думаю, будет не лишним <так!> и эта пьеска старинного сибирского поэта 20<-х> – 30‑х годов. Может быть, пояснение мое несколько длинновато, но оно необходимо в виду полнейшей неизвестности этого имени. Да и к тому же этот поэт с его загадочной биографией вполне заслуживает этого.
Очень прошу известить меня как можно скорее, будет ли этот материал напечатан, т<ак> к<ак> я не хочу потерять времени в смысле использования его в другом издании. На использование этого материала каким-нибудь другим автором я, конечно, пока разрешения дать не смогу[6].
В постскриптуме М. К. добавляет:
Может быть, иначе смонтировать статью? Придать характер не «материала» с комментарием, а нечто вроде статьи с особым названием, напр<имер>:
М. Азадовский. «Старинный сибирский поэт и Гёте»
вар<иант> «Сибирский поэт и Гёте»
вар<иант> «Фауст» в Якутске
подзаголовок: (неизвестная поэма старинного сибирского поэта)
Выбирайте любой вариант. Тогда комментарий может идти вступительным очерком. Соответственно этому придется изменить первые две-три строки моей статьи, начав ее так: «Печатающаяся ниже маленькая поэма является» и т. д. (по тексту)[7].
Однако присланная в конце июня публикация так и не попала в гётевский том: то ли она показалась редакторам (Зильберштейну, Макашину, Сергиевскому) недостаточно убедительной, то ли это произошло по технической причине: 1 августа 1932 г. том был отправлен в набор. В дальнейшей переписке М. К. с редакцией «Литературного наследства» об этой заметке не упоминается. Работа же была передана В. Д. Бонч-Бруевичу, выразившему готовность опубликовать ее в «Звеньях». «Ваша заметка о поэме „Сибиряк и Гёте“ идет в № 5 „Звеньев“, который я сейчас кончаю редактированием», – информировал Бонч-Бруевич Азадовского 17 февраля 1933 г. Однако и в «Звеньях» публикация не состоялась (5‑й том вышел в 1935 г. в издательстве «Academia»).
Кто был автором этой поэмы?
Сибирский поэт «с загадочной биографией» – это Матвей Алексеевич Александров (1798 – ок. 1860). В 1929 г. М. К. поместил заметку о нем в «Сибирской советской энциклопедии», а впоследствии посвятил ему отдельную статью[8]. Авторство М. Александрова он раскрыл в упомянутом выше примечании к своей статье «Рукописные журналы в Восточной Сибири в первой половине XIX века»: «Об Александрове см. также нашу заметку „Сибиряк и Гёте“. Неизвестная поэма сибирского писателя. Сб. „Звенья“, т. V, изд. „Academia“ (печатается)»[9]. Фамилию Александров уверенно называет и Л. В.[10]
Возникает вопрос, на который до сих пор нет ответа. Ни в одной из редакций своей статьи об Александрове М. К. не упоминает о найденной им «пьеске», хотя обращение сибирского писателя к Гёте – факт, казалось бы, достойный внимания с историко-литературной точки зрения. Здесь возможны два толкования: либо М. К. усомнился в принадлежности этой вещи Александрову, либо рукопись затерялась в архиве «Звеньев», тогда как сам М. К. (что неоднократно случалось) не оставил себе копии своей работы и впоследствии не смог восстановить в памяти всех обстоятельств, связанных с обнаружением и местонахождением оригинального текста.
Позднее, во второй половине 1930‑х гг., готовя к печати антологию сибирской поэзии, М. К. предполагал включить в нее это произведение Александрова. Среди материалов его архива нам удалось обнаружить фрагмент, представляющий собой, предположительно, часть большего текста (М. К. называл его «поэмой»):
(Сибиряк и Гёте)
Сибиряк Скажите мне, мейн-гер, что значит «Фауст» ваш?
Гёте (шутливо) Фантазия, воображенье, блажь!
Сибиряк Вы шутите, мейн-гер; в нем много размышлений.
Уж решено, что Вы универсальный гений;
Философ и поэт; министр и дипломат. —
Ну, чудеса об Вас все книги говорят.
Гёте Не верьте им: ведь книги люди пишут;
А люди, как грибы, питаются и движут
По мере теплоты… Но что Вам нужно знать
О «Фаусте»?
Сибиряк Мне нравятся стихи
И мысли… Ваш чудесный Мефистофель
Гёте (шутливо) В аду посаженный и вызревший картофель —
Бес, разрумяненный как женские грехи…
Сибиряк Опять ирония; прошу Вас, ради Бога
Внемлите мне; и не судите строго
Сибирского раздумья моего.
За Вашим «Фаустом» сидел я три недели…
Гёте И прочитал, и выучил всего;
Но не достиг своей желанной цели.
Другой Германии и Гретхен не нашел,
На Мефистофеля случайно не набрел
И все твои мечты в Камчатку улетели… (25–3; 80)
Итак, текст «замогильного разговора» обнаружен. Но остается без ответа главный вопрос: где находится (если вообще сохранилась) эта заметка М. К.?
Тогда же, в 1932 г., тесно сотрудничая с издательством «Academia», М. К. предложил к публикации два памятника декабристской литературы, каждый из которых был, по своему содержанию и характеру, всецело «сибирским». Заявка была подана через историка В. И. Невского[11], директора Государственной библиотеки СССР им. Ленина (ныне Российской государственной библиотеки) и одного из наиболее авторитетных в то время авторов и участников «Academia», вошедшего в 1932 г. в состав нового редакционного совета при издательстве и возглавлявшего серию «Русские материалы, дневники, письма и материалы»[12]. «Как мы с Вами договорились, посылаю заявку на издание Дм. Завалишина и переиздание Колесникова, – пишет ему М. К. 7 октября 1932 г. (из Кисловодска). – Не откажите в любезности уведомить меня о результатах. <…> Если бы какое-либо издание было принято, я бы хотел заключить договор пораньше, чтобы избежать потом торопливости и гонки»[13].
Приводим тест заявки:
В Правление издательства «Academia»
проф<ессора> М. К. Азадовского
Ленинград. ул. Герцена 14, кв. 19
Предлагаю для включения в план издательства в серии мемуаров два значительных памятника декабристской литературы:
1) «Записки несчастного» В. Колесникова[14] – воспоминания об аресте, процессе и путешествии в Сибирь «по канату». Эти «Воспоминания» были переизданы в 1914 г. П. Е. Щеголевым в серии «Огней»[15], но, несомненно, заслуживают переиздания в наст<оящее> время, тем более что Щеголев издавал их по печатному тексту, нами же обнаружена рукопись их – в архиве Бестужевых. К тексту «Воспоминаний» Колесникова можно присоединить неизвестные и полуизвестные рассказы Ипп<олита> Завалишина[16] – соучастника в процессе и предателя – и его же заметки о декабристах. Раскрытие авторства Ипп<олита> Завалишина произведено только недавно мной и одной из моих учениц[17]. Как эти рассказы, так и его заметки имеют большой психологический и исторический интерес.
Общий размер: текст, вступ<ительная> статья и комментарий не превысит 12–14 листов.
2) Другое издание – неопубликованные заметки и варианты «Воспоминаний» Дмитрия Завалишина. Мемуары последнего имеют огромный интерес как единственный декабристский памятник, идущий не только вне общей иконописной традиции, но, наоборот, определенно деканонизаторский. В архиве М. И. Семевского и переданных в мое распоряжение бумагах семьи Завалишина[18] имеется большое количество различных дополнений, вариантов, мелких заметок на разные темы (декабристские), издание которых представит большой интерес для декабристской историографии, не говоря уже о чисто читательском интересе. Особенно ценны главы второй редакции мемуаров, впоследствии значительно смягченных.
Общий размер книги – приблизительно листов 18–20.
Редактирование и подготовку к печати обоих памятников я бы хотел принять на себя. Первое («Записки несчастного») могло бы быть выполнено в течение 1933 г., второе – в <19>34 г. На первое издание понадобился бы пятимесячный срок, для работы над вторым – месяцев 8–9[19].
На этом текст заявки обрывается. Получил ли М. К. ответ от В. И. Невского или кого-нибудь из редакторов издательства «Academia», неизвестно. Во всяком случае, ясно, что заявка не получила издательской поддержки и, судя по архиву М. К., он так и не приступил к работе над обоими памятниками.
Вероятно, именно судьбу этой заявки имел в виду М. К., когда жаловался в письме к Ю. М. Соколову 8 августа 1933 г.: «У меня же были неоднократно такие случаи: разговариваешь с Ежовым