Мы не знаем, удалось ли М. К. «раскрыть истину» и «дать правильную трактовку», но из письма главного редактора Орешкина от 13 августа 1948 г. (61–56; 1) явствует, что ученый готовил для марийского издательства статью о сказках – возможно, для издания второго тома, выполненного Четкаревым еще до войны[60], либо для другого издания, появившегося в 1956 г.[61]
Каковы истинные причины скандала, разыгравшегося тогда вокруг «Марийских сказок»? Можно предположить, что рецензия в местной газете была инспирирована сверху и получила официальную (партийную) поддержку. Во всяком случае, К. А. Четкареву пришлось на четыре года расстаться с директорским креслом Марийского научно-исследовательского института (оставаясь при этом старшим научным сотрудником).
Осенью 1948 г. М. К. был нанесен еще один, и более ощутимый, удар. В журнале «Новый мир» появилась статья Н. М. Леонтьева под звучным названием «Затылком к будущему», направленная против нескольких ленинградских фольклористов. О ее появлении В. Ю. Крупянская, не желая огорчать М. К., сообщила 17 сентября 1948 г. в письме к Л. В.:
…в последнем № «Нового мира» появилась статья «Затылком к фольклору» <так!> некоего Ник<олая> Леонтьева, автора М. Голубковой (знаете, такая книга «Два века в полвека»[62]). Это полубеллетрист, полуфольклорист, одним словом ярый сторонник активного вмешательства в фольклор. Статья разгромного характера, направленная против Марка Константиновича, Базанова и Астаховой.
Написана она легковесно, это то, что называется трепля, и как-то невероятно враждебно, особенно к М. К. Написана в абсолютно хамских тонах с явным желанием дискредитировать, а не в поисках истины, хотя бы самой относительной.
Если М. К. ее не видел, Вы ее посмотрите. И сам автор, и его статья гроша медного не стоят, все написано легковесно, но все же эта трепля вокруг имени М. К. до того неприятна и тяжела, что у меня не хватило духу самому М. К. об этом написать (93–6; 1 – 1 об.).
Николай Павлович Леонтьев (1910–1984), поэт и переводчик (с ненецкого языка), начинал свой творческий путь как архангельский журналист, записавший во второй половине 1930‑х гг. местные песни, частушки, сказки, пословицы и т. д.[63] и опубликовавший их при содействии В. М. Сидельникова[64]. Среди открытых им печорских сказителей была Маремьяна Романовна Голубкова (1893–1959), «сказы» которой в обработке Леонтьева стали появляться в конце 1930‑х гг. на страницах центральной печати и обеспечили неграмотной доярке широкую известность. Роль Леонтьева в данном случае сопоставима с ролью В. А. Попова, «наставника» Марфы Крюковой, А. Н. Нечаева, издателя сказок Коргуева, или А. В. Гуревича, взявшего под свою опеку Егора Сороковикова.
Статья Леонтьева – продукт послевоенного времени. Сознавая, что советская идеология меняет ориентиры, и воздерживаясь от прямого осуждения лжефольклора 1930‑х гг., он предлагал переосмыслить устоявшееся понятие «советский фольклор» и обрушивался на ученых-фольклористов за противоречивость их высказываний о народном творчестве. «Спросите их: что такое советский фольклор? – и обнаружится самая пестрая чересполосица представлений и понятий»[65], – восклицал Леонтьев (с этим высказыванием, тем более изъятым из контекста, трудно не согласиться). Однако пафос Леонтьева заключался в другом. Основная беда современных фольклористов, утверждал он, – их приверженность к архаическим формам фольклора. Подвергнув уничтожающей критике книгу «Поэзия Печоры» (Сыктывкар, 1943), содержавшую записанные В. Г. Базановым северные плачи, он упрекает составителя за «пристрастие к тоскливой поэзии воплениц»[66] и, с другой стороны, – за попытку представить эти произведения, не созвучные «жизнеутверждающему голосу народа»[67], как подлинный современный фольклор. «…Бессмысленно тащить все это утратившее смысл безазбучное хозяйство к нам, в современность, когда наша страна находится на подступах к коммунизму…» – вещал Леонтьев[68]. Еще большее «прегрешение» Базанова, как и других советских фольклористов, – опора на труды А. Н. Веселовского, «всенепременного спутника схоластических мудрствований»[69].
Несмотря на сбивчивость изложения, Леонтьев последовательно проводил мысль об оторванности советской фольклористики от современности, с одной стороны, и ее зависимости от «старой науки», – с другой. Говоря о «широком круге критиков-фольклористов, воспитанных на преклонении перед авторитетами буржуазного фольклороведения»[70], он акцентировал внимание на работе Азадовского «Советская фольклористика за 20 лет» и вышедших под его редакцией сборниках «Советский фольклор». Упрекая М. К. в «ошибках» и приписывая ему слова и мысли, коих он никогда не высказывал, Леонтьев затронул и актуальную тему «низкопоклонства» – упомянул о том, что М. К. цитировал в своих работах Клода Фориэля, «французского буржуазного ученого и писателя», и даже называл его «блестящим умом». При этом, добавляет Леонтьев, «при столкновении с жизнью» М. К. якобы пренебрег его, Фориэля, «призывом» не увлекаться архаикой, и это, в свою очередь, привело ученого «к утверждению старых фольклорных форм как единственного мерила творческой деятельности советского народа в области художественного слова»[71]. В обвинениях такого рода был явственно ощутим политический привкус.
Получившая немалый резонанс статья Леонтьева воспринималась в контексте 1947–1949 гг. как «продолжение уже начавшейся травли М. К. Азадовского и других лидеров тогдашней советской фольклористики»[72]. Во всяком случае, самому М. К. она виделась именно в таком ракурсе, и он реагировал на нее отнюдь не равнодушно. «Читали ли критику на нашего общего друга Маркушу в „Новом Мире“ в статье Н. Леонтьева „Затылком к будущему“ (№ 9), – спрашивал Оксмана 20 октября 1948 г. Н. Ф. Бельчиков. – Как-то он со своей болезненной обидчивостью перенес это? <…> Прочитайте статью и скажите о впечатлении»[73].
Действительно, статья «Затылком к будущему» задела М. К. весьма болезненно; имя Леонтьева, как и Сидельникова, становится для него на долгое время «раздражителем». Даже спустя четыре года, с огорчением прочитав одобрительную рецензию Э. В. Померанцевой на книгу «Мать-Печора», изданную М. Р. Голубковой и Н. П. Леонтьевым (М., 1952)[74], он напишет В. Ю. Крупянской (14–16 февраля 1953 г.):
…считаю глубоко неправильным, что Вы до сих пор не выразили дружеского осуждения Эрне за ее печатное выступление с похвалой Леонтьеву[75] – человеку, еще недавно буквально испражнявшемуся на могиле ее любимого учителя[76].
Чем бы ни была вызвана реакция М. К. – обидчивостью, тревогой или негодованием, она беспокоила Л. В. и близких друзей. «Бога ради только не вздумайте отвечать, волноваться, объясняться. Все пройдет как с белых яблок <так!> дым», – убеждал его Оксман, ознакомившись со статьей Леонтьева[77]. Однако М. К. не мог не «волноваться»: он обсуждал «новомирскую» статью с учениками и коллегами и обдумывал возможный ответ.
Не считая для себя возможным ввязываться в полемику с Леонтьевым, М. К. инициировал ее с помощью своих учеников довоенного призыва – Д. М. Молдавского и О. Н. Гречиной, выразивших готовность выступить с критической статьей. Согласившись с Леонтьевым в том, что новый фольклор требует новых форм, и сделав необходимую оговорку о «буржуазности» Веселовского и западных ученых, авторы решительно опровергли один из основных тезисов Леонтьева, утверждавшего, что советский фольклор – «литературная самодеятельность советского народа»[78]. Такое определение, по мнению Молдавского и Гречиной, лишь «открывает двери для низкопробной и безграмотной продукции, выдаваемой подчас за подлинное творчество советского народа»[79]. Называя имена создателей такой продукции (в частности, Викторина Попова и Александра Гуревича), авторы подразумевали, конечно, и деятельность самого Леонтьева, соавтора Маремьяны Голубковой, и шире – всю практику псевдофольклора 1930‑х гг. И хотя о «героическом эпосе» в их статье напрямую не говорилось, но приведенные ими примеры «новин» («претенциозных» и «пошлых»[80]) свидетельствовали: время сочинительства песен и плачей от лица «народных сказителей» миновало.
Требование отделять художественно полноценные произведения от псевдофольклора, призыв собирать и изучать старый фольклор, реабилитация тех самых фольклористов, против которых была направлена статья Леонтьева («Делать книги по фольклору должны любящие руки специалистов-литераторов»[81]), – все это придавало выступлению Молдавского и Гречиной определенную остроту. С другой стороны, их статья типична для своего времени; она завершается, например, цитацией из «Краткого курса», а ее критический тон в адрес «интересной полемической статьи» Леонтьева представляется все же весьма умеренным.