<ститу>те – мысль о возвращении туда представляется порой чудовищной, – а в принципиальной стороне. Впрочем, еще неясно, в какой форме вынесено это постановление.
Борьбу-то нужно – и еще придется – вести за восстановление имени, за право печататься, за снятие с него одиозности, за возможность борьбы с произволом Чичеровых и Бельчиковых, цинически ставящих табу на моем имени.
Отдельная история – в череде драматических событий 1949 г. – связана с изданием «Онежских былин» Гильфердинга.
Это третье (и первое научное) издание[63] было начато в 1937 г.[64] В письме к В. Ю. Крупянской от 20 октября 1950 г. М. К. вспоминал:
Я разработал большой план переиздания классиков фольклора (Гильфердинг, Киреевский, Барсов, Афанасьев, Худяков и др.) в издании Академии Наук; подал докладную записку Мещанинову, – он доложил ее в РИСО[65], – записку утвердили и решили начать с Гильфердинга.
Тогда же была создана представительная редакционная коллегия в составе М. К., И. И. Мещанинова, А. С. Орлова и Ю. М. Соколова.
Издание было задумано в трех томах. В 1938 г. вышел второй том, подготовленный (тексты и комментарий) А. И. Никифоровым и изящно оформленный И. Я. Билибиным. Порядок выпуска томов (второй том появился ранее первого) сразу же привлек внимание рецензента:
Почему редакция решила лишить читателя возможности ознакомиться сперва с первым томом и выпустила второй том? В настоящее время в производстве находится третий том, а когда выйдет первый – неизвестно. Хотелось бы видеть прежде первый том. Нужна хорошая вводная статья к этому замечательному собранию былин…[66]
Третий том вышел спустя два года; текстологическую и комментаторскую работу выполнили А. И. Никифоров и Г. С. Виноградов, оформление – И. Я. Билибин.
Затруднительно сказать, по какой причине была столь явно нарушена последовательность томов. Предполагаем, что М. К., при своей огромной занятости тех лет, просто не успел написать в срок вступительную статью. Однако в первой половине 1941 г. она была все же завершена, после чего первый том отправился в типографию[67]. Это произошло еще до начала войны. «Как всегда бывает, многое движется по инерции, – сообщал М. К. из Ленинграда В. Ю. Крупянской, – и вчера мы с Анной Мих<айловной>[68] весело смеялись, когда вдруг совершенно неожиданно нам прислали корректуру первого тома Гильфердинга»[69]. Том был подписан к печати и возвращен в типографию. Однако изданию не суждено было состояться: корректурный экземпляр погиб в блокадном Ленинграде, и третье издание «Онежских былин» осталось, таким образом, незавершенным.
Сразу же после войны началась работа над четвертым изданием, в основу которого был положен сохранившийся рукописный экземпляр, подготовленный А. И. Никифоровым и Г. С. Виноградовым. Вступительная статья для первого тома была написана М. К. заново, и в конце 1948 г. рукопись поступила в ленинградское отделение издательства АН СССР. 7 января 1949 г. М. К. поставил свою подпись на титульном листе первого тома, на другой день книга пошла в набор. На титульном листе значилось: «А. Ф. Гильфердинг. Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года. Том первый. Издание четвертое. Под общей редакцией М. К. Азадовского. Издательство Академии Наук СССР. Москва 1949 Ленинград»[70] (издательский договор на редактирование был составлен и подписан позднее – 5 февраля 1949 г.).
Однако в связи с описанными выше событиями публикация статьи М. К., к тому времени уже набранной, была остановлена и направлена на отзыв В. Г. Базанову. 30 мая 1949 г. на «рабочем заседании» Сектора фольклора состоялось обсуждение статьи. Присутствовали: А. М. Астахова, В. Г. Базанов, В. А. Кравчинская, С. Д. Магид[71], М. Я. Парижская[72], В. Я. Пропп, Г. Г. Шаповалова[73], П. Г. Ширяева. Приводим фрагменты сохранившегося протокола:
Открывая заседание, А. М. Астахова предлагает присутствующим высказываться, имея в виду, что все участники ознакомились со статьей.
В. Г. БАЗАНОВ высказывает сожаление в том, что автор статьи не присутствует на ее обсуждении, и зачитывает свое мнение о ней. В. Г. Базанов указывает ряд мест, которые считает дискуссионными. (Рецензия В. Г. Базанова прилагается к протоколу).
В. Я. ПРОПП подчеркивает, что даже при беглом ознакомлении со статьей у него сложилось совершенно определенное мнение об ее неудовлетворительности: у М. К. Азадовского существует давнишняя заветная мысль, что Гильфердинг – представитель <18>60‑х годов, который осуществляет заветы Добролюбова. Эта мысль по существу своему глубоко порочна. Соответственно всему стилю статей М. К. Азадовского, он старается революционизировать предмет своих занятий. Так, Веселовский был им подан через Чернышевского, здесь Гильфердинг подан на фоне Добролюбова. Эта мысль – основная концепция Марка Константиновича – и здесь она не пересмотрена. <18>60‑е годы поданы механически, и в одну линию «золотого века» вытянуты Барсов, Худяков, Рыбников, Майков (стр. 1–2), разделенные только запятыми, без всякого водораздела между ними. Сама концепция не созвучна тому, что мы сейчас имеем. М. К. Азадовский понимает, что это надо «уточнить», «оговорить», но самая концепция от этого не спасается. Такова, например, формулировка: «Идея свободы у Гильфердинга имеет несколько славянофильскую окраску». В дальнейшем В. Я. Пропп возражает против определения М. К. Азадовского «русской школы фольклористов» от Рыбникова до Ольденбурга. Но какая же это «русская школа»? Здесь все подчинено индивидуальному творчеству отдельных сказителей. Общее впечатление таково, что М. К. не пересмотрел своих взглядов на Гильфердинга. Возможно, что сейчас он написал бы эту статью иначе.
П. Г. ШИРЯЕВА. Формально статья М. К. Азадовского не вызвала у меня никаких острых обвинений в космополитизме. Написана она гладко. У меня есть ряд замечаний, которые я хотела бы вынести на обсуждение. Мне кажется бесстрастной ссылка Азадовского на Чернышевского, который отмечает положительное в исследованиях Гильфердинга и критикует за политическую слабость его в вопросе славянских исследований (стр. 10). Не раскрывает социальной направленности Гильфердинга простое отнесение его в один ряд с Киреевским, Аксаковым, Хомяковым (стр. 9). Недостаточно убедительно звучит опровержение Азадовским «легенды», будто основной целью поездки Гильфердинга в Олонецкий край было стремление лично убедиться в подлинности записей Рыбникова (стр. 13). <…>
В. А. КРАВЧИНСКАЯ. Приступая к чтению статьи М. К. Азадовского, мы, работники Отдела фольклора, условились не обмениваться впечатлениями до рабочего заседания, чтобы тем самым сохранить полную независимость суждений. Теперь выяснилось, что мнения высказывавшихся в значительной части совпадают.
Я нахожу, что политические воззрения Гильфердинга, характер его панславизма, раскрыты в статье недостаточно. Об его исследованиях в области славянского языка сказано в общих выражениях (стр. 14): «Оба эти исследования имели резко выраженный тенденциозный характер: многообразие явлений жизни языка излагались и объяснялись с позиций правоверного славянофильства при невероятном насилии над фактами».
Далее: очень важно было бы привести подлинную цитату Чернышевского о Гильфердинге, не заменяя ее изложением автора. Плохо связывается с позицией «правоверного славянофильства» влияние «Современника» на Гильфердинга (стр. 27). «Уже „Современник“ внушал Гильфердингу новую точку зрения на сделанные им наблюдения». Недостаточно сказано о Гильфердинге как собирателе. Я согласна с В. Я. Проппом в отношении оценки им стиля работ М. К. – обилия оговорок и уточнений, затемняющих общие суждения при всей внешней изящности изложения. Считаю, что статья может быть опубликована после внесения в нее всех указаний и исправлений. <…>
А. М. АСТАХОВА. Вводная статья должна дать оценку замечательного труда Гильфердинга «Онежские былины» как ценнейшей части классического наследия. Считаю правильным, что М. К., говоря о достоинствах текстового материала Гильфердинга, сопоставляет его с менее тщательными записями Рыбникова, который записывал не с голоса, а со слов, опрозаичивал стих. У Гильфердинга были свои недостатки, но по сравнению с прежними собирателями его записи для того времени были вершиной. Со стороны оценки Гильфердинга как собирателя статья М. К. меня удовлетворяет. Что касается статьи Гильфердинга «Олонецкая губерния и ее рапсоды», то в ней дан ряд наблюдений и истолкований их, и М. К. вполне правильно, критически отнесся к этой статье. Чтобы уяснить идеологическую направленность Гильфердинга, нужно было окружить эту статью рядом других работ его, и это было сделано М. К. Азадовским вполне правильно. <…>
С некоторыми замечаниями В. Г. Базанова А. М. Астахова соглашается, напр<имер> (1 стр.) о том, что все собиратели <18>60‑х гг. поставлены в один ряд, неправильно также утверждение, что советская фольклористика только развила метод Гильфердинга. Все остальные критические высказывания абсолютно неправильны. То, что говорил Вл<адимир> Як<овлевич> Пропп вызвано тем, что он не вчитался в статью. С рядом высказываний П. Г. Ширяевой не согласна, потому что они не подтверждаются самим текстом. Не согласна с замечанием, что Марк Константинович хотел «поднять» Гильфердинга. Как раз он его «опустил», но сделал это в меру. Правильно ли высказывание насчет панславизма – не знаю – как должно звучать. Может быть, здесь действительно надо внести некоторые уточнения. Концовка статьи дает обобщение. Считаю эту статью вполне правильной, доброкачественной, нуждающейся лишь в некоторой редакционной правке.