[42] для собора Пистойи[43]. Здесь же может пообщаться и с принцем флорентийских книготорговцев, Веспасиано да Бистиччи, давнишним клиентом, 24 ноября 1452 года пришедшим к Пьеро за доверенностью – первым документом, составленным через двадцать два дня после освобождения Катерины[44]. Леонардо обходит те же лавки, что и отец, ощупывает ту же бумагу и пергамент, наблюдает за работой писцов и миниатюристов, сталкивается с постоянными покупателями, вроде Франческо Кастеллани и Луиджи Пульчи.
На те же прилавки поступают и первые брошюры, текст в которых кажется написанным от руки, однако на самом деле создан невиданной машиной, зажимающей бумагу в пресс, наподобие тех, что используют в виноделии. Тушь наносят при помощи крохотных свинцовых буковок, для каждого листа их переставляют с места на место внутри странных деревянных рамок. Из манипуляций с этими дьявольскими кусками свинца, изобретенными столь же дьявольским отродьем, металлургом-немцем по фамилии Гутенберг, рождается новое искусство, целиком и полностью отданное в руки бывших ювелиров, призванных из Германии.
Первый флорентиец, решившийся последовать их примеру, – тоже бывший ювелир, Бернардо Ченнини, ученик Гиберти и Верроккьо. В 1471 году Ченнини создаст первую флорентийскую печатную книгу, «Комментарии к Вергилию» Сервия. Написанная на латыни, она предназначена для профессоров и студентов-гуманитариев, но вскоре за ней последуют книги и брошюры на всеобщем языке, вольгаре, и ручеек понемногу станет шириться, пока не превратится в реку, которую уже никто не в силах будет остановить.
Быстрее других в этой реке научится плавать Филиппо ди Джунта, шустрый ученик Антонио дель Поллайоло. Впоследствии он арендует прилавок в Бадии и начнет собственное дело, причем контракт ему, по удивительному совпадению, составит как раз сер Пьеро. Филиппо и его брат Лукантонио станут одними из самых передовых и предприимчивых издателей того периода, а Лукантонио даже поселится в европейской столице книгоиздательства, Венеции, где завоюет известность своими великолепно иллюстрированными томами.
Юный Леонардо еще не знает, что однажды прекрасные книги, изданные Филиппо и Лукантонио, попадут и в его библиотеку. Пока он ограничивается тем, что восхищается этими новыми машинами, печатными станками, которые производят книги, а не вино, и в будущем станут предметом его первых рисунков в Атлантическом кодексе[45].
8Буквы и цифры
Флоренция, 1462–1466 годы
Как же поступить с Леонардо? Нужно заняться его образованием, вернуть к нормальной жизни…
Мир Пьеро, в отличие от мира Катерины, целиком и полностью состоит из записей: профессиональных записей нотариуса, день за днем, год за годом, документ за документом регистрирующего события чужих жизней. Однако для мальчика этот путь закрыт: по закону учиться на нотариуса внебрачные дети не могут. Остается торговля, скажем, в чулочной мастерской Амадори и дяди Франческо, по-прежнему живущего вместе с ними: чудная лавка, что первоначально располагалась напротив банка Козимо Медичи в Орсанмикеле, а после переместилась к мастерской Джованни ди Доменико Джуньи на канто дельи Антеллези, неподалеку от пьяцца делла Синьория. Владеть письмом, как прекрасно знал дед Антонио, нужно и там, однако числа важнее слов – значит, необходимы абак, торговая арифметика, искусство счета. Что ж, школа абака во Флоренции считалась превосходной еще со времен пизанца Леонардо Фибоначчи, да к тому же опиралась на народный язык, как письменный, так и устный, а не на латынь.
Пьеро отправляет Леонардо к лучшим преподавателям из тех, кого в кадастре указывают как его соседей, а заодно и клиентов: Бенедетто д’Антонио да Кристофано, Банко ди Пьеро Банки и престарелому Каландро ди Пьеро Каландри из славного рода абацистов. Но первый и наиболее вероятный кандидат на роль учителя для мальчика – Бенедетто да Фиренце, прозванный Бенедетто дель Абако, ровесник сера Пьеро и ученик Каландро, автор «Трактата об абаке» и «Практической арифметики», близко друживший с ремесленниками и скульпторами, которые работали в Палаццо: Джулиано и Бенедетто да Майано, Франчоне и Мончатто. Серу Пьеро Бенедетто дель Абако прекрасно знаком, ведь тот лично составил практически все нотариальные акты математика, и лишь к одному документу приложил руку его друг и коллега, сер Бенедетто ди сер Франческо да Чепперелло[46].
Выбор, однако, следует делать с осторожностью. Учителю недостаточно быть сведущим: он также должен обладать незапятнанной репутацией и ни в коем случае не посягать на добродетель миловидных учеников, ведь юный Леонардо, безусловно, был именно из таких.
А вот тут загвоздка: о маэстро Бенедетто ходят дурные слухи, магистратура ночных стражей грозит ему сразу несколькими обвинениями в содомии. Как раз в том же в 1468 году четырнадцатилетний юноша из Сан-Фредиано, Джованни Андреа Салютати, обвинит Бенедетто в приставаниях прямо в саду при монастырской школе Санта-Мария-делла-Скала[47]: «Benedictus magister arismetricis ipsum sodomitavit hodie in eius orto posito contra hospitale Scalarum, ex parte anteriore»[48]. Двадцать лет спустя другой Леонардо, десятилетний сын мелкого чиновника Синьории, Лодовико Буонарроти, будет вверен заботам алгебраиста Рафаэлло ди Джованни Каначчи. И весьма опрометчиво: все закончится жалобой на Каначчи, виновного в совершении над малолетним Леонардо Буонарроти «pluries et pluries vitium soddomie ex parte posteriori»[49], причем непосредственно в классе. И мальчик станет не единственной жертвой этого magister[50].
Однако все педагогические прожекты сера Пьеро в области школы абака оказываются безуспешными. Похоже, Леонардо нравится запутывать учителя каверзными вопросами, далеко выходящими за рамки предмета, а когда дело доходит до практических правил торгового учета, юнец попросту отказывается их изучать.
Ничуть не лучше обстоят дела с лингвистическим и литературным образованием мальчика. Латыни, или, как тогда говорили, «грамоты», то есть грамматики, он не знает совершенно, больше склоняясь к текстам на вольгаре, имеющим хождение в кругу купцов, нотариусов и ремесленников: «Комедии» и «Пиру» Данте, «Декамерону» Боккаччо, новеллам Саккетти, назидательным рассказам, переводам античных классиков и религиозным текстам. Как напишет однажды Джорджо Вазари, Леонардо с самого начала проявляет себя «дивным и небесным», но в то же время «переменчивым и непостоянным», наделенным чертами, которые во Флоренции того времени считались худшим из недостатков: «он принимался за изучение многих предметов, но, приступив, затем бросал их»[51].
В 1465 году, вскоре после смерти Альбьеры, сер Пьеро женится повторно, на пятнадцатилетней дочери своего друга-нотариуса и коллеги по Бадии, Франческе ди сер Джулиано Ланфредини, на сей раз принесшей ему небольшое приданое: 150 флоринов.
Дела его все больше смещаются к самому центру города, средоточию власти. 16 января 1467 года он даже переезжает на площадь Синьории, сняв дом у Симоне д’Ингилезе Барончелли, однако задерживается там всего на несколько месяцев и уже в октябре того же года переезжает снова, пусть и недалеко, на виа делле Престанце (ныне – виа де Гонди), где снимает полдома у Микеле ди Джорджо, сына доктора Кристофано, который, в свою очередь, арендовал его у цеха торговцев. Сумма немалая, двадцать четыре флорина в год, зато и место чудесное: с одной стороны – Палаццо делла Синьория, с другой – пьяцца Сан-Фиренце и канто деи Картолаи с его канцелярскими и книжными лавками, всего в паре шагов от Бадии. Можно сказать, это и дом, и работа, поскольку уже 25 октября 1468 года сер Пьеро вместе с коллегой, сером Пьеро ди Карло ди Вива, открывает в Бадии кабинет, «лавку с небольшим складом, годную под нотариальную контору и размещенную супротив входа во дворец флорентийского подеста», сданный ему внаем доном Арсенио ди Маттео, экономом и поверенным Бадии.
Дома, однако, ситуация не столь идиллическая, и виной тому вынужденное сосуществование новой жены Пьеро, Франчески, с его внебрачным сыном Леонардо, престарелой матерью Лючией и братом Франческо с женой Алессандрой.
В итоге 23 января 1469 года братья наконец решают приступить к разделу и без того не слишком значительного отцовского наследства, включающего недвижимость в Винчи и окрестностях. Франческо отходит городской дом, где они оба выросли, и имение в Коломбайе, Пьеро – имения в Костеречче и Линари[52].
Передача дома Франческо, вероятно, отражает его желание вернуться в Винчи, оставив коммерческую деятельность, в которой он особых успехов не добился, точнее, еще и задолжал более ста флоринов, причем сразу нескольким кредиторам. Пьеро без сожалений оставил ему старый дедовский дом, поскольку к тому времени, 6 ноября 1468 года, уже успел купить соседний, ранее принадлежавший Пьеро ди Доменико Камбини. Учитывая никудышное состояние здания и просевшие потолки, «почти разрушенный дом без перекрытий и с крохотным огородом» обошелся ему всего в 27 флоринов.
Впоследствии нотариус продолжит вкладывать доходы в родной край, скупая окрестные земли и фермы. Среди его излюбленных контрагентов – флорентийские монахини из Сан-Пьетро-Мартире, владеющие в Винчи самой разнообразной собственностью. 1 сентября 1469 года Пьеро арендует у них печь для обжига кирпича – ту же, что и Аккаттабрига несколько лет назад. А 30 сентября 1472 года земельную сделку с монастырем в свою очередь заключит Франческо. Вместе братья 20 сентября 1473 года приобретут у монахинь эмфитевзис, или право пожизненного пользования, на дом в замке Винчи